Потянувшись за полотенцем, Кики вышла из ванной.

— Я стала жертвой жадности Джино и махинаций Зева… а не участницей всего этого.

Анджела, выйдя следом за ней, обмоталась потуже халатом, испытывая внезапный холод.

— Кики, Кики, — с горечью проговорила она и заплакала.

— Думаю, сейчас надо пойти в сауну, — предложила Кики. — Выпарить из себя немного отравы.

Они растянулись на деревянных скамьях: Кики — на верхней, все еще плачущая Анджела — на нижней.

— Зев сейчас прокатывает эту картину по всей Европе. Я только надеюсь, что она не дойдет до Америки, но, по-моему, надежды на это мало. Возможно, в эту самую минуту она идет в Нью-Йорке на Сорок второй улице. Ты знаешь, что мне заявил Вик: «Твой чрезмерные излишества стали слишком чрезмерными даже для меня». Ты можешь этому поверить? И это после того, как именно он первым стал гоняться за Зевом. Понимаешь? Если бы он не связался с Зевом, то и я бы не связалась с Джино.

Все еще плача, Анджела заметила:

— Тебе следовало бы объяснить ему.

— Я и сделала это. Но он был так оскорблен. Все уже сгнило. Наш брак исчерпал себя!

Тут Кики заметила, как сильно плачет Анджела, и испугалась. В прошлый раз именно так начинался ее нервный срыв. Нагнувшись вниз, она склонилась к ней.

— Не плачь, Анджела. Все будет в порядке.

— Нет. Не будет. То, что он сделал с моей жизнью, уже само по себе плохо, но разрушить и твой брак… Это уже слишком, слишком…

— Все в порядке, Анджела. Вик, по правде говоря, был не так уж и хорош. Он не был необыкновенным, — тихо с горечью произнесла она.

Анджела перестала плакать.

— Ты говоришь правду? — Она не могла поверить, что Кики сказала это.

— Да, правду… Это не Брэд… Вот Брэд — это было что-то! Я была одурачена… Ах, черт побери! Я была одурачена слишком многим.

Анджела выпрямилась на скамье.

— Тогда я одного не могу понять. До того как я вышла замуж за Зева, ты говорила, что Зев использует тебя с Виком, чтобы вы оказывали давление на меня, потому что он хочет получить меня. Но теперь же, помилуй Господи, он получил меня. Почему же тогда он не перестал разрушать твой брак? Зачем он купил фильм Джино и прокатывает его? Он что, из чистой злобы захотел унизить и тебя, и Вика?

Кики была удивлена.

— Разве ты все еще не поняла этого? Зев хотел, чтобы Вик выбросил меня и чтобы я вернулась в Америку. Не понимаешь? Он хочет, чтобы ты в Европе осталась совсем одна, без нас — без меня, мамы, мальчиков. Он хочет, чтобы у тебя никого, кроме него, не было!

— О Господи! — Анджела была испугана больше, чем когда-либо. — Кики, не уезжай! Разве ты не можешь жить в Париже? Держу пари, ты могла бы сниматься во Франции. Ты знаешь французов, им наплевать на «Незваных гостей». Ты могла бы там работать.

— Нет, я не могу оставаться в Европе. Это часть нашего с Виком соглашения. В Италии он не может развестись со мной. Я пообещала вернуться в Штаты и развестись с ним там.

— А если ты не сделаешь этого?

— Тогда он в Италии через суд добьется решения о раздельном проживании, и я ничего не получу. Ни одного цента. В моих интересах схватить все, что мне причитается, и убраться. Мертвую лошадь плетью не поднимешь. И по правде говоря, мне уже порядком поднадоело в Европе и от европейцев просто тошнит. Я действительно готова вернуться домой. Я соскучилась по бутербродам с горячими сосисками, яблочному пирогу и черничным лепешкам.

— А как же Никки? Ты ни слова не сказала о Никки.

— Ни слова, правда? — Она встала. — С меня хватит этой душегубки. У меня все ссохлось. — Не ожидая Анджелу, она вышла из сауны и встала под душ. Анжела последовала за ней.

— Кики! — повысила она голос, чтобы перекричать шум падающей воды. — Ты не имеешь права отказываться от собственной дочери! Ты просто не имеешь права делать это еще раз!

Кики вышла из-под душа, накинула махровый халат и замотала волосы полотенцем. Анджела проделала то же самое.

— Кики?

— Бог мой, Анджела! Ты что, не понимаешь? Я ничего не могу сделать, абсолютно ничего. У Никки итальянское гражданство. А Вик — итальянец, у него старинное родовое имя, все еще достаточно влиятельное. А я разведенная жена — американка, которая совершила аморальные действия. У меня нет ни малейшего шанса получить опекунство. Все, что я могу сделать, — это подобрать все свои игрушки, то есть деньги, которые удастся заполучить, и уматываться!

— И ты бросаешь меня и Никки…

— Никки?.. Да.

— Почему ты это так представляешь? Ты ведь и меня бросаешь!

— Думаю, что нет. Я вынуждена оставить Никки, но тебя я не бросаю. Просто не задавай слишком много вопросов и, ради Бога, перестань реветь. Я не хочу, чтобы ты заболела на моих глазах, слышишь? Поскольку в солярии нет жучков, пошли посидим там немного. Ты дашь мне выпить, а я поплачу за нас обеих.

* * *

— Зев все еще сам водит машину?

— Да, но…

— И он не берет тебя с собой, когда уезжает с виллы в город по делам?

— Иногда берет. Зачем все эти вопросы?

— Ты сказала, он сегодня возвращается. Завтра он уедет?

— Не уверена. Не знаю… Нет, я знаю, вспомнила: у него действительно на завтра в Женеве назначена встреча, в банке. Я слышала, как он говорил, что будет там.

— Хорошо.

Отвечая на вопросительный взгляд Анджелы, она сказала:

— Просто я не хочу попадаться ему на глаза, вот и все. Если бы он весь день провел дома, я бы тогда не вылезала из постели. Боюсь, если увижу его, у меня появится искушение выцарапать ему глаза.

— Кики, ну что мне делать?

— Посмотрим. Сообразим что-нибудь… Это я впутала тебя во все это, мне и думать, как избавить тебя от этого. А ты думай только об одном — если бы я не впутала тебя во все эти неприятности с Зевом, ты бы не стала великой кинозвездой.

* * *

Утром следующего дня Анджела в халате, с белым как мел лицом вбежала в спальню, где лежала спящая Кики, — на ее тонком лице было выражение умиротворенности. Анджела стала трясти ее, пытаясь разбудить.

— Кики! Проснись! Проснись!

— Боже! Что? Пожар?

— Кики! Зев мертв. Только что здесь была полиция. Машина Зева съехала в кювет метрах в полутораста от ворот усадьбы. Это так странно. В проходной сидело четверо охранников, и Зев умер всего в ста метрах от них. Я просто не могу в это поверить! Зев мертв!

Кики сонно улыбнулась.

— Я снова заберу тебя домой… — промурлыкала она.

— Кики?

— Да. Только вот что. Тебе придется перестать постоянно произносить мое имя таким тоном. Это становится скучным…

4

Они прибыли в Нью-Йорк в день тридцатичетырехлетия Анджелы и сразу же направились в городской дом Кики, который был подготовлен к их возвращению. Так как это был день рождения Анджелы, а Кики не терпелось начать светскую жизнь, она стала настаивать, чтобы отпраздновать этот вечер в «Эль-Морокко». Анджела запротестовала: она совсем не в том настроении, чтобы развлекаться. К тому же ее, как обычно, окружит толпа, и как это будет выглядеть? Она всего две недели, как стала вдовой. И Кики, позвонив нескольким знакомым, пошла без нее.

Оставшись одна дома, Анджела стала размышлять, не совершила ли она ошибки, вернувшись в Нью-Йорк и поселившись у Кики. Возможно, ей следовало ехать, как она и намеревалась, прямо в Лос-Анджелес: в прошлом году она перевела сыновей туда в школу и могла поселиться в доме матери в Брентвуде, пока не выяснится ее финансовое положение. За эти две недели, прошедшие со времени смерти Зева, она получила разные предложения — от менеджеров, агентов, студий, независимых продюсеров. Она еще не могла об этом думать, хотя, вероятно, очень скоро ей и придется заниматься этим из финансовых соображений. Хотя швейцарские юристы заявили, что пока не могут дать ей какой-либо информации о состоянии Зева, у нее уже появилось ощущение, что она не станет богатой наследницей. Может быть, она и была блистательной звездой Зева Мизрахи, его замечательным наваждением, однако наверняка не была его великой любовью. Кики уже наняла для нее целую армию юристов; тем не менее Анджела была уверена, что скоро ей придется взяться за работу, если только ее не устроит жизнь на иждивении своей матери и Кики.

Ирония судьбы заключалась в том, что она, жена человека, считавшегося одним из самых богатых в мире, имела в своем распоряжении только лишь чемоданы, набитые одеждой, и несколько побрякушек — те драгоценности, которые не были в сейфе Зева, — и все. Она даже не знала, что стало с деньгами, которые она заработала на «Анне Карениной», «Камилле» и «Ниночке». Слава Богу, что скоро будет готова к прокату последняя картина, которую она сделала. Она наверняка получит с этого какое-то количество денег. Но, конечно, ей очень скоро снова придется работать, и лучшим местом для этого будет Калифорния. Однако Кики так настаивала, чтобы она поселилась вместе с ней.

— В настоящий момент это единственно правильное решение. Конечно, тебе нужно навещать Дикки и Тим-ми, но, пока ты не привыкнешь быть свободной женщиной, оставь их в калифорнийской школе. Тебя, вероятно, забросают предложениями, но тебе не нужно торопиться и следует все выбирать очень тщательно. Не забывай — ты не очень-то привыкла к тому, чтобы самой принимать решения.

— Но теперь, когда я свободна, мне надо создать для мальчиков настоящий дом.

— Ты создашь, обязательно. Ты даже можешь создать для них настоящий дом здесь, в Нью-Йорке. Ты можешь отдать их в здешнюю школу, ведь так? Господи, здесь места всем хватит, а я не хочу быть одна. Мы ведь всегда хотели быть вместе, да?

— Но почему Нью-Йорк? Почему не Лос-Анджелес? Там Рори, и теперь, когда ты…

— Давай, говори. Теперь, когда я потеряла Никки…

— Ну… да. И Брэд. Ведь вы же в прошлый раз почти помирились. Подумай об этом, Кики. Это было бы великолепно!

— Я об этом думала, но сейчас не могу туда возвращаться. Не теперь, когда меня преследуют неудачи, когда я покрыта позором. И никто там ко мне даже близко не подойдет, чтобы не испачкаться. Я слыхала, там многие познакомились с «Незваными гостями». Их нельзя не заметить, как дерьмо на постели. А ты знаешь, какие они там, в Голливуде, провинциалы. Биби Тайлер и вся ее шайка мне прохода не дадут, воинствующие святоши! Нью-йоркские театральные деятели гораздо более терпимы. Им наплевать, что ты там совершила. Если у меня и есть какой-то шанс быть актрисой, то только здесь. Когда я искуплю содеянное, я вернусь, увижу Рори… и Брэда… Что же касается тебя, ты можешь делать что угодно — играть в кино, театре; ты можешь выбирать. И я не собираюсь умолять тебя оставаться со мной. Если хочешь возвратиться в Лос-Анджелес и оставить меня в Нью-Йорке в одиночестве, тогда возвращайся, — со злобой произнесла она. — Может быть, ты просто не хочешь жить у меня из-за моей скандальной репутации? Чтобы из-за общения со мной не стали плохо думать и о тебе?

— Ну что ты, Кики, какой бы скандальной она ни была, я тебя люблю. — Анджела обняла ее.

— Тогда решено. Мы останемся в Нью-Йорке, пока наша жизнь не придет в норму, хорошо?

Конечно, она не могла оставить Кики в одиночестве — не теперь, когда та оказалась в таком трудном положении после всего, что Кики действительно для нее сделала.

Все сожаления о смерти Зева и чувство вины оттого, что сожаления не было, быстро испарились, когда до Анджелы дошла информация от швейцарских юристов. Даже после своей смерти Зев сыграл с ней последнюю злую шутку.

За исключением нескольких особых распоряжений в пользу жены, все вклады и капиталовложения Зева Мизрахи во всем мире были оставлены фонду Мизрахи с тем, чтобы щедрые дары раздавались благотворительным организациям Швейцарии и Израиля — па нужды образования, медицины и культуры. Туда же должна была быть включена даже личная собственность Мизрахи, все его художественные ценности, включая и те, которые находились на борту «Венеры», — они должны составить основу коллекции музея, который будет построен в Хайфе и станет называться музеем изящных искусств Мизрахи. Квартиры в Лондоне, Париже и Нью-Йорке были арендованы, а дом в Веве станет институтом медицинских исследований Мизрахи. Дом, который он купил якобы для Анджелы в Линкольншире, станет институтом содействия развитию ирландской культуры Мизрахи. То, что у него было тонкое чувство юмора, он подтвердил тем пунктом завещания, который превращал его дом в пригороде Мадрида в институт содействия развитию Маррано.

Что же касается завещательных распоряжений в пользу его дорогой жены, то это были: заброшенная медная шахта в Мехико, находящаяся на краю банкротства, южноамериканская авиалиния, нефтяные скважины в Персии, в которых уже давным-давно не было нефти. Самой забавной шуткой оказалась передача ей «Венеры» без всего того, что находилось внутри, учитывая, что для годового содержания яхты нужна была сумма в миллион долларов. Единственное, на что могла надеяться Анджела, это то, что ей удастся продать яхту прежде, чем та придет в негодность без надлежащего обслуживания. Анджеле устанавливался годовой доход в десять тысяч долларов, «который обеспечит моей любимой жене приличное существование, когда она начнет оспаривать в судах это завещание». Да, это был Зев — даже из могилы он подсмеивался над ней.