Джун Зингер - Звездные мечты

Но были и другие поразительные новости. Похоже, Дези вернулась домой из Голливуда, чтобы восстановить свое здоровье. Мари громко расхохоталась. Джулиан так деликатно построил фразу, что создавалось впечатление, будто Дези просто уезжала куда-то на каникулы, во время которых заболела.

Мари уже раньше слышала от «друзей», что «кто-то» видел Дези в Калифорнии; говорили, что она превратилась в высохшую алкоголичку с больной печенью, весом всего килограммов сорок, к тому же пристрастившуюся к кокаину. «Бедная Дезирэ!» Конечно, эта история была явно преувеличена злобными языками. Мари вспомнила Дези в ее серебристо-белом платье в тот вечер, когда ее увенчали короной королевы Карнавала. Как же она была ослепительно хороша!

«Maman без изменений», — сообщал Джулиан. Было бы чудесно, если бы Мари смогла нанести им визит со своим мужем, маленьким сыном и девочками. Доктора не могут сказать, как долго maman еще протянет, это лучшее время для примирения, исцеления старых ран. Джулиан умоляет ее сделать это сейчас, пока не поздно.

Мари давным-давно простила Дези. Дези предала ее, но куда сильнее и ужаснее Дэзи сама себя наказала. Но при этом Мари не хотела видеть ее. Это будет слишком мучительно. Мари не могла даже представить, как увидит свою мать, то, что сталось с ней, — ведь и она сыграла свою роль в этой трагедии. Что же касается Джулиана, то его она не собиралась прощать, в ее глазах он был ничто — жалкая личность.

В действительности был только один человек, которого она никогда не простит, потому что из-за него не может простить себя, ибо она все еще хочет его.

* * *

Через несколько дней после получения письма от Джулиана Рори снова всплыл в ее памяти, хотя она постоянно пыталась забыть его. Рори Девлин прислал маленькому Эдварду одного из тех огромных плюшевых медвежат, что способны напугать ребенка до смерти. Для дочерей он прислал очаровательные золотые браслетики и такие же медальончики с камешками, соответствующими знаку зодиака, которые подходили для шейки восьмилетней девочки и запястья девятилетней.

«Неужели он впадает в старческий маразм? Ему бы догадаться взглянуть на себя в зеркало и сообразить, что его дочери уже подростки. Или он уже сам впадает в детство?»

С сардоническим юмором он сообщал ей, что зачислен в Вооруженные Силы своей родины и, если потребуется, будет защищать, не жалея себя, американский образ жизни. Рори вложил в письмо рекламный студийный снимок, где он принимал присягу с другими новобранцами, — все были по крайней мере на десять-пятнадцать лет моложе него. И опять она ощутила знакомую ей реакцию. Наступит ли когда-нибудь этому конец? Или это будет тянуться до последних дней ее жизни?

О Господи, если бы только он погиб где-нибудь смертью героя, чтобы она могла наконец обрести покой. И это было бы самое лучшее наследство, какое он только мог бы оставить своим дочерям.

«Так вот почему Дези наконец вернулась домой! Не потому, что она больна или устала, измотанная своей жизнью с ним, но только потому, что он оставил ее».

Мари стала читать дальше. Рори не знал, когда его отправят на фронт. («На фронт!» Эти слова он заимствовал из дешевых картин, в которых снимался.) Однако ему известно, что его отправят в Европу и он будет проездом в Нью-Йорке перед отплытием за океан. Он надеется, что это даст ему возможность увидеть своих маленьких девочек, возможно, в последний раз в своей жизни.

«Ну нет, Рори Девлин! Твои театральные штучки больше на меня не действуют!»

Она отбросила в сторону браслеты и медальоны, отвергнув их, как отвергала просьбу Рори увидеть девочек. Она не предоставит ему возможность предать их так же, как он предал ее. Она не допустит его вмешательства в их жизнь.

Она никому больше не позволит вторгаться в свою жизнь — ни maman, ни Джулиану, ни Дези. Все они лишь призраки. Для нее реальны только Стонингем-Мэнор, крошка Эдвард, Кики и Анджела.

«Так что, Рори Девлин, отправляйся на войну и умри там смертью героя. Это самое лучшее, что ты можешь сделать для своих дочерей… И для меня».

Мари читала постоянную колонку Биби Тайлер:

«Голливуд, март, 1943

Рори Девлин, любимец зрителей и один из самых храбрых граждан Фильмландии, добровольно записавшийся на военную службу сразу после нападения на Перл-Харбор, вернулся домой после нескольких месяцев пребывания в госпитале. Рори, чертовски красивому парню, не повезло при высадке в Северной Африке в ноябре прошлого года. Оказавшись среди первых наших парней, высадившихся на чужой берег, Рори был ранен гранатой, которая разорвалась в нескольких футах от того места, где он руководил подразделением специальной службы, снимавшей эту высадку. Великолепный Рори, широко известный по созданным им образам многих крутых парней, сейчас снова в Голливуде и готов предстать перед камерой, хотя еще не совсем оправился от ранения в правую ногу. На церемонии, состоявшейся на его старой студии, Рори была вручена медаль «Пурпурное сердце».

Мы знаем, что все наши читатели присоединятся к пожеланию Рори скорого выздоровления и скажут ему «спасибо» от всего сердца. А теперь, если вы хотите послать Рори свои собственные пожелания, пожалуйста, направляйте их другу Рори — Биби Тайлер в вашем распоряжении, — и я с гордостью перешлю их Рори Девлину, одному из лучших в Экранландии».

Сама не зная почему, Мари всхлипнула. Черт бы его побрал! Он даже не смог стать настоящим героем войны…

Негодяй!

* * *

Рори отослал «Пурпурное сердце» своим дочерям. У Мари не оставалось иного выбора, как отдать им медаль. Анджела горько плакала о своем папе, который был ранен, сражаясь за их страну, в то время как Кики бережно убрала медаль в свой ящик, под одежду. В конце концов, она была старшей папиной дочерью. Значит, она должна хранить эту награду для них обеих.

* * *

Немного спустя из Голливуда просочились и другие сообщения. Рори оказался выброшенным на берег, ролей для него не было. С одной стороны, у него осталась легкая хромота на правую ногу. Но что было хуже всего, режиссеры находили теперь, что у него «старомодная внешность», вроде как у куколок, украшающих свадебный торт. Гангстерские фильмы не снимались, только военные, но даже его полученное на войне увечье не могло сослужить ему службу. Он явно не обладал внешностью «паренька-соседа», который отправился защищать отечество ради маминого яблочного пирога. Не мог он играть ни противных япошек, ни эсэсовцев. Внешность Девлина более подходила для эпохи первой мировой войны, нежели второй.

Последнее, что прослышала Мари, — Рори сожительствует с престарелой звездой, которая проводила время за просмотром собственных старых фильмов. Глядя на экран, она жевала конфеты и теребила сальные белесые завитые волосы жирными, в кольцах, пальцами. По слухам, когда палец у нее становился слишком толстым для кольца, она звала кого-нибудь, чтобы снять его.

Самое печальное в этой истории заключалось в том, что Рори Девлин был всего лишь третьим в ménage à trois[9], младшим третьим. Первым номером был черный шофер, который, помимо прочих обязанностей по дому, управлял «роллс-ройсом» хозяйки в ее редких поездках.

«Sic transit gloria»[10].

Мари слегла в постель на четыре дня, на это время домашняя прислуга получила приказ не беспокоить ее.

Девушка нетерпеливо заерзала в своем кресле. Биби Тайлер улыбнулась.

— Я понимаю, вы умираете, так вам хочется узнать, что же было с девочками Девлин. Но я хочу, чтобы вы, дорогуша, видели и задний план, для того чтобы понять, как все у них складывалось.

Итак, в 1945 году война закончилась. В 1946 году Кики получила диплом школы «Чалмерс» и осенью поступила в колледж Вассар в Пафкипси, что ей было вовсе не по душе. Она пошла на это, только лишь чтобы угодить матери, но жаловалась, что и Пафкипси, и колледж — сплошная скука. Она хотела стать актрисой, и было неважно, что на это скажет мать. Мари, со своим снобизмом, смотрела на актрис сверху вниз.

Мари планировала, что, закончив «Чалмерс», Анджела тоже последует за Кики в Вассар. Мари решила, что летом 1947 года, когда Анджела получит диплом школы, а Кики вернется домой, она устроит в честь дочерей большой вечер. Обе девочки были прелестны в расцвете своей юности. Кики была очень красива, с бледно-золотыми, как у матери, волосами и фиолетово-голубыми глазами… Или они были зелено-голубые? Голубые глаза так легко меняют свой цвет…

Анджела была похожа на своего отца, с копной черных волос и желто-зелеными глазами — такие глаза еще называют кошачьими. Конечно, у Рори глаза были темнее, самые темные глаза, какие Мари когда-либо видела. Мари сама всегда тянулась к Анджеле, от нее исходило какое-то сияние. Но кто мог противостоять Кики? Та была само очарование. Уже в девятнадцать лет Кики выглядела как звезда.

Анджела глядела в окно вагона и с грустью размышляла. Никто не приехал на ее выпускные экзамены. Как лауреат поэтического творчества она прочитала свою собственную «Оду будущему». Родители других детей поздравляли ее; отец, ее настоящий отец, прислал телеграмму, но даже это не могло заслонить тот факт, что ее собственная мать и Кики отсутствовали.

Она никому не могла назвать истинную причину, почему никто из ее семьи не приехал. Кики была только что исключена из Вассара, и неудовольствие Мари этим было столь велико, что даже Эдвард ничего не мог поделать — Мари, разъяренная Кики, заточила себя в Стонингеме и не позволила Эдварду присутствовать на церемонии выпуска Анджелы. Как бы то ни было, но любопытствующие задавали вопросы.

Кики с радостью бы приехала, несмотря на то что впала в немилость. По телефону она сказала Анджеле, что не может вынести, что ее маленькая бедняжка Анджела останется одна в тот день, который так много значит для нее, хотя все это — «просто дерьмо».

— Мама говорит, что я должна оставаться в городе под замком, потому что я непослушная. Я утратила любовь нашей старушки Мари. Ладно, тебя, во всяком случае, она любит. Впрочем, какая разница?

— Но это не так, Кики! — запротестовала Анджела, хотя на самом деле она именно так и думала и даже мысленно стыдилась, что испытывала от этого какое-то удовлетворение.

— Нет, это так, но, Анджела, я уже говорила тебе, меня это не волнует. Этой даме не угодишь. Как бы то ни было, мне не велено появляться в Стонингеме, потому что она не хочет видеть меня, и я не могу поехать в Хемптон: там каждая собака уже знает, что я опозорила семью, и они скажут, что я пошла по стопам моего отца, который, конечно, известный баламут. Но тем не менее предостережение матери не удержало бы меня здесь и не помешало бы приехать к тебе, мой небесный ангел, если бы она не сказала, что, если я нарушу слово, никто из нас не получит наш вечер. Поэтому прости меня. И постарайся не переживать. Кого сегодня волнует это дурацкое окончание школы?

Анджела спросила, за что Кики исключили.

— Разве мама не говорила тебе?

— Нет. Она сказала только, что ты опозорила и Уиттиров и Манаров. Я удивлена, что она не прицепила сюда я дю Бомонов тоже. Когда я спросила, что случилось, она сказала, что лучше мне об этом какое-то время не знать, потому что я такая ужасная болтушка, что четырехлетний ребенок может вытянуть из меня правду. Ради Бога, что такое ты учинила? Может быть, тебя застали в постели с ректором или ты просто убила декана?

— Не стоит говорить об этом по телефону. Расскажу, когда увидимся. Давай побыстрее заканчивай свои выпускные экзамены, а потом приезжай в Нью-Йорк. Не отправляйся в Стонингем! Приезжай прямо сюда. Тогда у нас будет, по крайней мере, два дня, пока Мари схватит меня за задницу. О'кей? Значит, увидимся через два дня. Поторопись, Анджела, твоя сестра умирает от скуки. По-спе-ши…

Ее голос перешел в шепот, потом она повесила трубку.

Анджела понимала: ее обида на то, что семья не будет присутствовать на церемонии, — чистое детство. На самом деле это не имело никакого значения. Она и Кики получат свою вечеринку в честь окончания школы, а потом, осенью, она отправится в колледж. Но это уже будет не Вассар. Исключение из него Кики сделало это невозможным. Она полагала, что это будет и не Редклифф. Он считался более интеллектуальным, нежели престижным, и ее мать не будет считать его подходящим для нее. А ей не хотелось поступать вопреки желаниям матери. Это Кики, а не она была бунтарем. Конечно же, Кики очень нравилось быть бунтаркой.

Может быть, теперь она и Кики вместе поступят в какой-нибудь колледж, поскольку Кики потеряла свое преимущество перед ней в один год. Но кто может сказать, чего теперь захочет Кики. Она всегда интересовалась только драматической школой. Вероятно, она туда и будет поступать.