— Можно теперь мне? — тихо спросил он, убирая руку Бьянки и опуская пальцы между ее ног. Йен хотел воплотить в жизнь фантазии, что будоражили его сознание весь день, но то, что он увидел, было выше его ожиданий. Его взор был устремлен на лицо Бьянки, когда ее веки, затрепетав, открылись. Его пальцы продолжали свое дело, и глаза девушки становились все шире. Вдруг ее тело сотрясла конвульсия, она судорожно сжала ноги, с ее уст сорвался громкий стон.

— Ох, Йен! — только и смогла выдохнуть Бьянка. Йен быстро лег подле нее и прижал к себе.

Она и не предполагала, что может испытать такую радость. Ее тело все еще трепетало от испытанного впервые оргазма, ее держал в объятиях красивый мужчина, который и довел ее до вершины наслаждения. Ей было удивительно хорошо, тепло, она чувствовала себя свободной и очень-очень расслабленной. Бьянка даже не была уверена, что может пошевелиться, если захочет.

— Милорд?.. — прошептала она.

— Да, дорогая? — Впервые он так назвал ее без сарказма в голосе.

— Неужели всегда так бывает?

Йен был поражен. Не может быть, что она до такой степени наивна.

— А разве ты не испытывала подобного?

Бьянка молчала, не зная, то ли сказать ему правду, то ли притвориться более опытной, чем была на самом деле.

— Не знаю, мне не с чем сравнивать, — прошептала она. Бьянка хотела было сесть, но Фоскари удержал ее, крепко прижав к своей груди. — Ты обучишь меня искусству любви? — спросила она, ища глазами его взгляд.

Йен несколько мгновений смотрел молча. Ее просьба отлично вписывалась в его план, но по какой-то причине ему хотелось сказать ей «да» без учета этого плана. Видя ее первый оргазм и понимая, что он, должно быть, возьмет ее девственность, граф, как ни странно, почувствовал себя ответственным за Бьянку. Не то чтобы он передумал заниматься с ней любовью — нет, напротив, его желание многократно возросло, однако мысли о патриотизме и чести отчего-то становились все менее привлекательными.

— Да, — наконец ответил он, вставая и поднимая Бьянку, — если только ты пообещаешь быть хорошей ученицей. Итак, для начала надень вот это.

Бьянка не верила своим глазам: то, что он держал в руках, не могло быть не чем иным, как знаменитым топазом Фоскари. Это был огромный камень, окруженный двадцатью четырьмя бриллиантами. Топаз висел на простенькой золотой цепочке. Бьянка было запротестовала, но Йен быстро надел кулон и застегнул на ее шее замочек цепочки. Камень повис как раз в ложбинке между грудей и так и манил к себе. Откинувшись назад, Фоскари с удовлетворением оглядел Бьянку: топаз шел ей больше, чем он предполагал. Возможно, он был просто идеален на ее груди, потому что Йен испытал новый прилив возбуждения. Даже не осознавая, что делает, Фоскари протянул руку и сжал сосок Бьянки пальцами — как сделал это вчера и как представлял себе в своих фантазиях. Потом, склонившись к ней, он взял ее сосок губами; Бьянка тихо всхлипнула. Йен чувствовал, что долго держаться не сможет.

Закинув голову назад, он стал раздеваться. Бьянка стояла перед ним, стараясь не пропустить ни единого его движения; она внимательно следила за тем, как он снимает льняную сорочку, а потом — замшевые лосины. Когда Фоскари остался нагим, девушка опустилась перед ним на колени, стараясь вести себя так, как вела накануне Туллия, однако Йен осторожно уложил ее на ковер.

— Самое лучшее идет после этого, — проговорил он, напрягая память и вспоминая, что было в его фантазиях. Они оба лежали на боку, лицом друг к другу. Когда его восставшая плоть прикасалась к ее нежному бедру, по телу Бьянки пробегала сладкая дрожь. Йен прикидывал, как лучше взять Бьянку — уложив ее на спину или сзади, поставив на колени, но тут вдруг его опять пронзило странное чувство, напоминавшее чувство вины. Он посмотрел Бьянке в глаза.

— Ты уверена, что хочешь сделать это? — спросил он серьезно.

Вместо ответа она взяла в руку его восставшее естество. При первом же прикосновении ее нежных пальчиков Йен понял, что он гораздо ближе к взрыву, чем предполагал. Бьянка же, не понимая этого, продолжала поглаживать и массировать пульсирующий орган, наслаждаясь его бархатистостью и твердостью. Йен заскрежетал зубами: ему не хотелось, чтобы она останавливалась, но в то же время он опасался, что не выдержит этой сладкой пытки. Он хотел подольше задержать волшебные мгновения, но, когда Бьянка заговорила, понял, что тянуть больше не сможет.

— Прошу тебя, Йен! — взмолилась она. — Возьми меня. Возьми меня сейчас же.

Его рука тут же скользнула к ее самому сокровенному месту, пылавшему в нетерпеливом ожидании. В голове у Йена крутилась только одна мысль: как бы не причинить ей боль. Погладив лоно Бьянки, он уложил ее на спину и лег сверху. Бьянка замерла, а потом почувствовала, как что-то прорвалось в ее нутро. Не так уж плохо, подумала она, напоминая себе о необходимости записать испытываемые ею ощущения. Внезапно это «что-то» выскользнуло из ее лона, и вместо него пришло нечто более массивное. Почувствовав резкую боль, Бьянка посмотрела в глаза Фоскари, желая убедиться, что все в порядке, однако тело ее, повинуясь инстинкту, двинулось ему навстречу, и через мгновение они оба ритмично задвигались в божественной любовной пляске, которая для Фоскари закончилась чудесным взрывом.

Йен лежал, закрыв глаза. Внезапно внутренний голос напомнил ему, что он выполнил патриотический долг по отношению к своей стране. Отчего-то в нем звучали саркастические нотки. Но тут другой голос, раздававшийся рядом с ним, напомнил ему о его обязанностях учителя.

— Это было… Это было…

— Слишком быстро, — перебил Бьянку Йен Фоскари.

— Извини, пожалуйста. В следующий раз я постараюсь.

— Если ты постараешься больше, чем в прошлый раз, то все произойдет еще быстрее. Короче, нам с тобой надо в этом деле попрактиковаться.

Не обращая внимания на протесты, Йен медленно вышел из нее и, приподнявшись на локте, внимательно посмотрел на Бьянку. Он хотел проверить, сможет ли он сопротивляться ее чарам. Фоскари заставил себя заглянуть в ее волшебные глаза, оглядеть ее точеный носик, полукружия соболиных бровей, длинные блестящие ресницы, пухлые губы, ожидающие новых поцелуев, полюбоваться тем, как топаз сверкает между ее

безупречных грудей. Этого оказалось достаточно, чтобы глаза Бьянки вновь затуманились, а ее рука принялась поглаживать его плоть, готовя ее к новым подвигам. Нет, похоже, он еще не готов противостоять ее чарам, заключил Йен Фоскари.

— Что ты делаешь? — наигранно ворчливым тоном спросил он.

— Ты же сказал, что нам надо больше практиковаться. — Ее взгляд был по-детски невинным, однако, судя по улыбке, игравшей на губах Бьянки, она уже усвоила кое-что из курса отношений между мужчинами и женщинами. — К тому же, — продолжила она, — я на этот раз не испытала того удивительного экстаза, так что мне хочется попробовать еще раз. Уверена, что ты еще многому сможешь научить меня. Хочу узнать о твоем теле все. Что происходит, когда я ласкаю твою плоть? — Ее пальчики сжали его крайнюю плоть.

Йен застонал и убрал ее руку. Если она не остановится, дело кончится как и в прошлый раз, к тому же ему необходимо было время для того, чтобы немного передохнуть. Всегда способный при необходимости собраться, Йен взялся за дело. Он принялся осыпать поцелуями сначала лицо, а потом тело Бьянки, опускаясь все ниже, пока не коснулся губами самого чувствительного уголка ее лона.

— Что ты де-е… — простонала Бьянка.

Его язык, его руки делали невероятное. Ее нутро горело, ей казалось, что в животе у нее разливается какая-то теплая, искрящаяся масса, постепенно охватывающая все ее существо, лишающая рассудка, заставляющая отдаться единственному ощущению невероятного наслаждения. Бьянка бесстыдно выгибалась, стараясь быть как можно ближе к нему, как можно полнее испытать эти дивные ощущения. Когда он довел ее до сверкающих высот оргазма, Бьянка смогла лишь выдохнуть:

— Йен!..

Приподнявшись, он улыбнулся и прижал ее к своей груди.

Часы пробили четыре, когда Фоскари отнес обнаженную Бьянку в ее комнату. Ему хотелось видеть, как она спит, как льнет ее тело, утомленное ласками, к его телу.

Интересно, что это путешествие в страну любви было новым не только для Бьянки — Йен тоже чувствовал, что никогда доселе не испытывал ничего подобного. Бьянка была самой занимательной, самой лучшей любовницей из всех, что у него были. Она полностью доверилась ему, отдалась со всей щедростью, на которую была способна, и Фоскари не мог этого не оценить. Взглянув на драгоценную ношу в своих руках, Йен вдруг ощутил незнакомое ему доселе чувство гордости и удовлетворения. Граф не обращал внимания на свой внутренний голос, брюзжавший о том, что он ведет себя глупо, что все женщины двуличны, а в особенности именно эта. Йену хотелось остановить это чудесное мгновение и навсегда забыть о сомнениях, терзавших его душу.

Отбросив край одеяла, Фоскари бережно уложил Бьянку на мягкую постель. Он хотел было разжать ее пальцы, но она продолжала крепко держаться за него. Ее грудь со сверкающим на ней топазом приподнималась и опадала в одном ритме с его грудью. Что ж, подумал Йен, если она не хочет расставаться с ним, то зачем сопротивляться этому? К тому же чем больше она от него зависит, тем легче ему будет манипулировать ею. Убедив себя в том, что исполняет свои обязанности, Фоскари забрался в постель к Бьянке. Ее податливое тело тут же прижалось к нему, и, прежде чем в голову Йену пришли какие-нибудь мысли, он заснул крепким сном.


Первым, что пришло Бьянке в голову после пробуждения, была мысль о том, что руки Йена за ночь отчего-то стали меньше, а голос его изменился. Потом ей подумалось, что маленькая мозолистая ладошка, прикасающаяся к ее плечу, скорее всего не принадлежала человеку, который ночью дарил ей часы блаженства. И тут Бьянка окончательно вынырнула из сна. Прямо перед собой она увидела могучую грудь Йена, и тут же у нее за спиной зазвучал детский голос. Она повернула голову и увидела Нило, переминавшегося с ноги на ногу.

Бьянка смутилась, ведь она была совсем нагой, да еще в постели с мужчиной, но, вспомнив, где вырос мальчуган и чем занималась его опекунша, подумала, что Нило на своем коротком веку еще и не такого повидал. Заметив тревогу на лице подростка, Бьянка забеспокоилась.

— Хозяйка! Вы должны немедленно пойти со мной! — заговорил Нило, не дожидаясь, пока она к нему обратится. — С тетей Мариной беда. У нее снова кровотечение, как тогда, когда вы спасли ей жизнь. Ребенок никак не может появиться на свет.

Бьянка не стала тратить времени на разговоры.

— Беги в мою лабораторию и принеси черный саквояж, — приказала она. — А я пока оденусь. Встретимся в гондоле.

Как только мальчик выбежал из ее спальни, Бьянка встала и надела то самое простое платье, в котором обычно посещала больных. Потом на цыпочках подошла к кровати и посмотрела на Йена, беспокоясь о том, что Нило разбудил его. Нет, красавец граф безмятежно спал, на его лице застыло выражение умиротворения. Бьянка вспомнила о топазе Фоскари, все еще висевшем у нее на груди, расстегнула замок на цепочке и сняла с себя драгоценность. Потом наскоро нацарапала записку Йену, объясняя, куда ушла, быстренько поцеловала его в щеку и, завернувшись в свой самый теплый плащ, побежала искать Нило.

Мальчишка ждал ее у ворот дворца возле самой кромки воды. Как только Бьянка пробралась в крохотную каюту и уселась там на скамью, Нило прикрикнул на гондольеров, чтобы те пошевеливались. Недовольно ворча, гондольеры заработали веслами.

Они так и ругались всю дорогу, пока гондола не проскользнула во внушительные ворота цейхгауза. Бьянка, думавшая только о Йене и испытывавшая неуместную радость, попыталась сконцентрироваться. Ей надо заставить себя забыть о том, как пахнут его волосы, как приятно его щетина, отросшая за ночь, щекотала ее кожу, как его рука властно обнимала ее. Бьянка вздохнула полной грудью и только теперь вернулась в настоящее.

Нило сделал знак стражнику, который приподнял тяжелые ворота ровно настолько, чтобы гондола смогла проскользнуть под ними. Бьянка вспомнила, что когда первый раз приехала сюда, ей пришло в голову, что Данте, наверное, побывал здесь, прежде чем взяться за описание ада в «Божественной комедии». Сейчас ощущение того, что она находилась в преисподней, подкреплялось еще и мерзким холодным дождичком.

Повсюду суетились люди: кто-то тащил к берегу только что сплетенные, толстые и тяжелые канаты, кто-то, поднявшись высоко на мачты строящихся судов, занимался такелажем.

Цейхгауз был ключом к имперской власти Bенеции, где делали военные корабли, которые помогали венецианским торговцам беспрепятственно путешествовать по всему миру.

Отец как-то описал Бьянке пышный банкет, который посетил один высокий сановник в честь закладки нового корабля. К тому времени когда три тысячи гостей утолили свой аппетит, корабль был готов к спуску на воду. Бьянке было известно, что в дальнейшем темпы строительства судов еще более возросли. Работа в цейхгаузе не прекращалась ни днем ни ночью. Казалось, цейхгауз, как какой-то огненный монстр, никогда не спит.