— Буду иметь это в виду. — Сдержанно поклонившись, он взял деньги, которые Йен бросил ему через стол.

Бьянка позвала Нило, и тот проводил его.

— Ничто в его словах не стоило пятисот золотых дукатов, — презрительно бросил Йен.

— Полностью с вами не согласна, милорд. — Бьянка покачала головой. — Думаю, мы узнали мотив убийства.

Фоскари отказывался понимать ее.

— Вы говорили, что ничто, кроме имени убийцы, не убедит вас в моей невиновности. Даже древние варвары имели более совершенную систему правосудия! — серьезно говорила Бьянка. — Впрочем, это к делу не относится. Я приняла ваш вызов, и теперь у меня осталось меньше пяти дней, чтобы ответить на него. У меня есть определенная теория. Ты, конечно, можешь мне не поверить, но Изабелла была мелочной, ревнивой и высокомерной. Половина Венеции могла бы подтвердить это, включая Энцо, если на него надавить как следует. Да я сама слышала, как он говорил это, только по другому поводу. — Бьянка подняла руку, заметив, что Йен хочет остановить ее. — Так вот, учитывая это, скажи: верится ли тебе в то что Изабелла позволила бы каким-то людям собираться в ее собственном доме и не стала бы подглядывать за ними или хотя бы подслушивать их разговоры? Не хочу, чтобы ты сейчас отвечал. Я сама могу ответить за тебя — думаю, ты сказал бы, что это маловероятно. Больше того, что-то мне не верится, что и Энцо не следил за ними. По сути, он едва не признался в этом.

Ее способность к дедуктивному мышлению поражала его. Ее доводы и выводы были просты и логичны, и ему оставалось только удивляться тому, что он сам раньше до этого не додумался. Однако он не хотел признаваться в этом.

— В общем, ты говоришь интересные вещи, — проворчал он. — Но неужели ты хочешь предположить, что Изабелла и Энцо участвовали в этих сборищах?

— Ничего подобного, — ответила Бьянка. — Энцо говорил, что Изабеллу выставляли за дверь. По сути, это утверждение стоит в основе второй части моих умозаключений.

— Тогда как, по-твоему, они могли подслушивать? Я и не знал, что куртизанки обладают даром всеведения.

Бьянка не знала, как поступить. Явное равнодушие Фоскари к ее доводам раздражало ее, и она не думала, что сможет и дольше терпеть его. С другой стороны, возможно, это единственный способ вытянуть из него информацию, которой он обладает.

— Итак, то, что они там обсуждали, явно было… тайным или, допустим, неприличным — поэтому они и выгоняли Изабеллу и собирались в ее доме, где никто не стал бы искать их. Готова биться об заклад, что Изабелла хотела с выгодой для себя воспользоваться услышанным. Думаю, она шантажировала одного из участников собраний. Но вовсе не для того, чтобы получить деньги.

Если бы дело было только в этом, ее бы не убили.

— А каким еще может быть шантаж? Что она могла просить?

— Энцо сказал, что собрания прекратились как раз в то время, когда Изабелла объявила о своем замужестве. Она сказала, что выходит замуж за вельможу. А ты знаешь, что представители нашего сословия никогда не женятся на куртизанках. Похоже, Изабелла вынудила одного из тех, кто ходил в ее дом, жениться на ней. — Лицо Бьянки раскраснелось, ее глаза заблестели.

Йен подумал, что она весьма довольна собой. И покачал головой с видом умудренного опытом пожилого профессора, который разговаривает с сообразительным, но вообще-то недалеким студентом.

— Мне кажется, что ты делаешь поспешные выводы и что твои умозаключения строятся на простых совпадениях, — с добродушной улыбкой промолвил он.

Ее теория, хоть и не основанная на фактах, все же не заслуживала столь холодного отношения. Бьянку злило даже не то, что Йен говорил, а то, как он себя вел. У нее было такое чувство, словно граф дал ей пощечину. И она решила осадить Фоскари.

— Что ж, — проговорила Бьянка, — мне следовало ожидать, что ты будешь защищать Криспина.

— Криспина? — изумился граф. — Моего брата?

— Ну да. — Женщина пожала плечами. — Он идеально подходит под описание жениха Изабеллы — во всяком случае, каким его обрисовал Энцо.

— Разумеется, он сказал бы мне об этом. — Йен надеялся, что его голос звучит более уверенно, чем он себя чувствовал.

Невинность Бьянки превратилась в недоверчивость. — О чем сказал бы? О том, что обручен с куртизанкой? И как бы ты реагировал на это?

— Это вообще не тема для разговора, — отрезал Фоскари. — Криспин ни с кем не обручен.

— Теперь, когда Изабелла мертва, это, может, и так. Но что было раньше?

— Синьорина, вы слишком много себе позволяете.

— Ничуть не больше, чем вы, милорд, — таким же ледяным тоном отозвалась Бьянка. — Думаю, было бы справедливым потребовать от вас доказательств — так же, как вы требуете их от меня. Позовите его и прямо задайте ему этот вопрос. Если только вы не опасаетесь получить утвердительный ответ.

Она загнала его в тупик, и он чувствовал себя неуверенно. У Фоскари не было ни малейшего желания вступать в игру, где она диктовала правила, но чувство справедливости подсказывало ему, что сейчас лучше послушаться Бьянку. В ярости дернув шнур от звонка, он попросил явившегося на зов слугу пригласить Криспина в библиотеку.

Бьянка и Йен молчали. Напряжение, повисшее в комнате, было столь сильным, что его можно было ощущать почти физически. Как два тигра, готовящихся к прыжку, они смотрели друг на друга.

Криспин мгновенно ощутил напряжение, и его первым желанием было убежать из библиотеки. Вместо этого он вежливо поклонился, улыбнулся Бьянке, кивнул Йену и спросил, чем может быть им полезным.

— Ты помолвлен и собираешься жениться? — не дав ему времени осмотреться, спросил Йен.

Криспин и глазом не моргнул.

— Может, и так, но мне пока об этом не известно. Или вы знаете что-то такое, чего не знаю я?

— Ты удовлетворена? — Йен обращался к Бьянке, даже не взглянув на Криспина.

Женщина посмотрела на Йена.

— Твой брат хотел узнать, не обручился ли ты с Изабеллой Беллоккьо.

— Она же куртизанка! — отозвался Криспин. — Я бы не мог жениться на ней, даже если бы захотел. Да, она очаровательна, даже забавна, но жениться…

— Теперь я удовлетворена. — Бьянка откинулась на спинку стула, Йен сделал то же самое. Оба самодовольно посматривали друг на друга.

— Вы могли бы объяснить, что, собственно, происходит? — поинтересовался Криспин.

— Нет, — коротко ответил Йен. — И прошу, никому не говори об этом разговоре.

— Что касается меня, то я ухожу и не знаю, когда вернусь. Через несколько дней я пришлю кого-нибудь за своими вещами. Конечно, растения будет нелегко сдвинуть с места, но… — Криспин замялся.

— Уверен, мы что-нибудь придумаем. — Йен наконец-то оторвал взор от Бьянки и посмотрел на брата. — Пришли нам свой новый адрес с Джорджем.

— Я могу назвать его прямо сейчас, — с усмешкой сказал Криспин. — Отправьте мои вещи в дом Изабеллы Беллоккьо.

— Вон! — заорал Йен таким голосом, какого не постыдился бы и сам Вальдо Вальдоне.

Рассмеявшись, Криспин попрощался и был таков. Дверь распахнулась, и в библиотеку вошли Франческо и Роберто.

— Мы не хотели вмешиваться в ваш разговор, но время не терпит, — начал Роберто. — Мы хотели, чтобы Бьянка встретилась с портнихой и примерила свое бальное платье.

Если только, конечно, ты в последнюю минуту не передумал и не решил отложить празднество.

— Ха! И упустить возможность отметить это счастливое обручение? Да ни за что! — И, с треском отодвинув стул, Фоскари встал.

— Ты обязательно должна прийти на бал в новом платье, — обратился к Бьянке Франческо. — Существует традиция, по которой компаньоны дарят невесте платье. Это и будет наш подарок к твоей помолвке.

— Да-да, — поддержал его Роберто. — Сейчас принято, чтобы компаньоны дарили невесте весь гардероб. Надеюсь, ты не станешь возражать, если мы возьмем на себя смелость сделать это?

— Новый гардероб? — переспросила Бьянка. Она никогда не беспокоилась о том, как выглядит, а поскольку ее мать умерла, когда она еще лежала в колыбельке, никто не удосужился сказать ей о том, что женщина должна следить за своей внешностью.

После смерти матери все заботы о ребенке взяла на себя тетушка Анатра, но она беспокоилась лишь о том, чтобы Бьянка побольше времени проводила дома, чтобы сберечь ее для собственного сынка. К несчастью для Анатры, ее усилия пропали даром: несмотря на вышедшие из моды туалеты, Бьянка выглядела прелестно, и кавалеры так и увивались вокруг нее.

— Признаюсь, мне бы нужно приобрести новое платье для работы, потому что старое испортилось при пожаре, но целый гардероб?..

Йен, который все время только и делал, что ругал Бьянку или представлял ее обнаженной, как-то не обращал внимания на ее наряды. А потому этот разговор заинтриговал его. Вдруг он так и увидел женщину в сине-золотом парчовом платье с низким вырезом и сапфирами на груди. А потом он представил, как она разделась и на ней остался лишь сапфир. Его гнев быстро перешел в сильное возбуждение. Чтобы скрыть его, он снова сел за стол.

— Франческо и Роберто просто стараются быть вежливыми, — заявил он. — Твой гардероб — это пародия на одежду. — Он обратился к дядюшкам: — Закажите платья у Ринальдо Стуччи. И напомните ему, что я предпочитаю сине-золотую парчу. Разумеется, я оплачу все расходы.

Бьянка дважды ахнула — в первый раз, когда Фоскари упомянул имя самого модного портного Венеции, а во второй, когда он заявил, что сам оплатит все расходы.

— Господи, да мы же именно синьора Стуччи и заставляем сейчас ждать! Он привез на примерку десять платьев. — Франческо замолчал на мгновение, чтобы перевести дыхание, и, заметив, что Бьянка опять открыла рот, поспешил продолжить: — Ты, конечно, сделал очень щедрое предложение, Йен, но мы не сможем принять его. Наша обязанность, скорее, даже наша привилегия — снабдить твою невесту новым гардеробом. Ведь ты знаешь, каковы обычаи. — Франческо посмотрел в глаза племяннику, а потом перевел взор на Бьянку, которая больше не пыталась перебить его.

Мысль о хорошо одетой невесте, точнее, о том, как он будет раздевать хорошо одетую Бьянку, была столь соблазнительной, что Йен не стал раскрывать уловки стариков и решил не вмешиваться в их планы. Ко всему прочему он понимал, что Бьянка ничего от него не примет.

Бьянка сделала еще несколько попыток объяснить, почему ей не нужны новые вещи, но все ее аргументы разбивались о неопровержимые доводы Франческо, Роберто и самого Йена. Когда часы пробили шесть, она позволила отвести ее к портному.

Через восемь часов Бьянка крепко спала в своей постели. Целых три часа она провела с портным, но следовало признаться, что те роскошные платья, которые он предложил, доставили ей неожиданное чувственное удовольствие. После долгих разговоров о тканях, просмотра модных журналов, снятия мерок и бесконечных объяснений портного по поводу разницы между аппликацией и вышивкой она чувствовала себя измученной. За ужином в компании Роберто и Франческо она даже не смогла рассказать им обещанную историю о чудесном рождении Цезаря и не говорила ни слова до тех пор, пока речь не зашла о цветах для бала. Тогда, ко всеобщему изумлению, Бьянка выпалила:

— Гардении — любимые цветы Йена. — После этого она выбежала из-за стола, скрылась в своей комнате, заперлась там и горько разрыдалась. Однако затем последовала медицинскому совету, который часто давала своим, больным, — легла спать.

Йен и нашел ее спящей, когда бесшумными шагами вошел в комнату глубокой ночью, точнее, ранним утром. Он убедил себя в необходимости еще раз проверить способность противиться ее чарам. Начал Фоскари с внимательного изучения ее лица, освещая его прихваченной с собой свечой. Ее черные ресницы чуть дрожали нежными полумесяцами, и внезапно Йену захотелось испробовать, станут ли они трепетать под его рукой, как крылья бабочки.

Бьянка лежала на боку лицом к пустующей половине огромной кровати. Один рукав тонкой ночной сорочки задрался, обнажив ее локоть, а сама рука словно приглашала Йена лечь рядом. Глядя на то, как от ее дыхания приподнимается вверх одеяло, Йен испытал какое-то странное чувство, которое не мог описать, но был уверен, что это не возбуждение. Поздравив себя с тем, что собственное средство избавления от чар Бьянки оказалось столь действенным и что он не рискует быть соблазненным ею, Фоскари решил, что ему следует принять ее непроизвольный жест как предложение лечь к ней в постель.

Но как только он сбросил с себя одежду, лег на кровать и прижал к себе теплое податливое тело женщины, Фоскари понял, что ошибался. Какими бы раньше ни были его чувства, сейчас они переросли в горячее желание. Когда нежная ткань ее ночной сорочки коснулась его бедер, его тело пронзила дрожь. А когда Бьянка инстинктивно дотронулась рукой до его щеки и шеи, Йен подумал, что не сумеет сдержать себя. Это безумие, сказал он себе, так возбуждаться от простого прикосновения. М-да, похоже его лечение оказалось не столь совершенным, как он только что подумал, и помочь ему, пожалуй, сможет только соитие. Приняв решение, Йен погладил лицо Бьянки, надеясь, что она откроет глаза и попросит его овладеть ею.