Кэтрин Кингсли - Звук снега

– Дрянь! – услышала она крик Ягненочка. – Посмотрим, захочу ли я еще хоть раз доставить тебе удовольствие. Отправляйся к своему чертову мужу! Он при всем желании не сможет трахать тебя так, как тебе нравится. Возраст не тот.

Дверь хлопнула еще раз.

Джоанна облегченно вздохнула. Двое людей, помимо своего желания вызвавших в ней за короткий промежуток времени столько неприятных ощущений, наконец ушли. Она даже поежилась, подумав, что может еще столкнуться с ними лицом к лицу. Но тут же успокоилась – она даже не знала, как они выглядят и как их зовут.

Джоанна подождала еще минут десять, давая любовникам возможность по отдельности проделать путь до дома, пожелала спокойной ночи Боско и тоже поспешила к себе. Настроение было испорчено, холод ночи пронизывал насквозь. Она приподняла накидку и накинула на голову.

Яркие звезды тысячами бриллиантов усеяли небо, которое было так близко, что казалось, протянув руку, можно схватить одну из них. Одна звезда горела особенно ярко и по-особому переливалась. Джоанна поняла, что именно она возвещает о рождении младенца Христа и благой вести, которую Он несет миру. Джоанна остановилась и, запрокинув голову, стала любоваться ею. Звезда непостижимом образом рассеяла тьму и напряжение, оставшиеся в душе после ухода Нежного лепестка и Ягненочка. Казалось, что если как следует напрячь слух, то можно будет услышать ангелов, поющих о мире и добре. Джоанна вздохнула и улыбнулась. Мир и добро – то, к чему она стремилась всю жизнь, и то, что всегда оказывалось таким иллюзорным. Впервые она почувствовала это, когда погибли родители. До того страшного дня жизнь казалась ей сплошной идиллией. Зато после Джоанна была вынуждена постоянно бороться за то, чтобы сохранить хотя бы подобие мира. С добром повезло немного больше. Примером искренней доброжелательности с самого детства была преданная Банч, а позднее – Космо.

О, как она устала от этой борьбы, от постоянной необходимости угадывать скрытый смысл, вплетенный в самые обыкновенные слова! Слава богу, что с ней было ее искусство. Благодаря живописи она всегда могла хоть ненадолго забыть о грубых реалиях повседневной жизни. Джоанна очень надеялась, что рисование может стать выходом и для Майлза, но положенные перед ним карандаши и стопка рисовальной бумаги так и остались не тронутыми до сих пор. Он по-прежнему целые дни проводил сидя у окна, причем было похоже, что он даже не видит, что за этим окном происходит.

Джоанна полностью сосредоточилась на яркой звезде. Она сложила ладони вместе и стала молиться:

«Боже, пожалуйста, в этот день Твоего чудесного рождения верни Майлзу радость жизни. Сделай так, чтобы он вновь стал обычным маленьким мальчиком, чтобы он вспомнил, что можно играть, быть смешным, быть любимым и дарить любовь другим. Молю Тебя: развей тьму, которой он окутал себя, покажи ему путь назад, к свету. И пожалуйста, Боже, научи меня, как помочь ему на этом пути, дай силы вытащить его к свету».

Она перекрестилась, накинула на голову импровизированный капюшон и продолжила путь к дому.

Джоанне и в голову не могло прийти, что все это время за ней наблюдал Ламбкин. Охваченный ужасом, он смотрел на нее из-за высокого бордюра, образованного кустами роз, не отрывая глаз и забыв о начинающей обжигать ему пальцы сигаре.

– Гривз! Гривз, бога ради, мне надо с тобой поговорить.

Услышав за спиной взволнованный шепот, Гай быстро свернул разговор и повернулся. Перед ним стоял белый как мел и дрожащий Малколм Ламбкин.

– О небо, парень, что случилось? – озабоченно спросил Гай, жестом извиняясь перед гостями и отводя друга в сторону.

– Не здесь, – прошептал Ламбкин. – Где-нибудь… Где-нибудь, в более тихом месте. О боже, мне надо выпить.

– Безусловно, – сразу согласился Гай. Малколм, обычно являющий собой образчик безразличия ко всему окружающему, был явно потрясен до глубины души. – Пойдем-ка в библиотеку, там нам никто не помешает.

Через минуту они были уже на месте. Прикрыв дверь, Гай наполнил бренди два бокала.

– На-ка, держи, – сказал он, протягивая один Малколму, который в это время пристально смотрел в окно, в смоляную тьму ночи. – На что это ты уставился?

– Она там, – пролепетал Малколм дрожащим голосом.

– Кто там? – с искренней озабоченностью поинтересовался Гай.

Малколм, возможно, и не был самым храбрым мужчиной на свете, но он обладал спокойным, как ясный летний день, характером и отнюдь не был склонен впадать в истерику по пустякам.

– Подожди-ка, – сказал Гай, неожиданно осененный догадкой. – Тебе не удалось договориться с Салли Невиль, да? Но она не там, поверь мне. Я видел, как она появилась в зале минут десять назад, кстати, явно раздраженная из-за чего-то. – Он усмехнулся. – Неужто пугала тем, что расскажет мужу о твоих поползновениях? Не волнуйся, Малколм, она никогда на это не пойдет. Она по уши в карточных долгах и попросту не может беспокоить мужа еще чем-то. Так что поменьше обращай внимания на ее выкрутасы. Не стоит позволять ей выбивать тебя из колеи.

– Вовсе не Салли выбила меня из колеи, как ты сказал, идиот! – выпалил Малколм, глядя на Гая широко раскрытыми, испуганными глазами. От волнения он был не в состоянии оставаться на месте и ходил взад-вперед по библиотеке. – Это твоя жена!

– Моя жена умерла, – подчеркнуто спокойно, будто ребенку, напомнил Гай, решив, что Малколм пьян гораздо сильнее, чем он думал.

– Я знаю, что она умерла, дубина ты чертова. В этом-то все и дело!

Гай задумался, пытаясь понять, что же Малколм все-таки имеет в виду. Салли Невиль и Лидия были близкими подругами и часто даже наряды заказывали одинаковые. Может быть, Салли случайно выболтала Малколму какой-то секрет Лидии, тот помчался рассказать об услышанном Гаю и был ошарашен его реакцией? Но Гай никогда не был настроен говорить о покойной жене, а тем более обсуждать ее многочисленные грешки и слабости. Не собирался он изменять этому правилу и сейчас.

– Возможно, я и дубина, – сказал Гривз прежним спокойным тоном, – но из твоих слов мало что можно понять. Не мог бы ты объяснить, что случилось?

– Лидия, конечно, умерла, но она вышла из могилы, и ее призрак бродит по округе. Ты слышал, как это бывает, – она парила над землей, похожая на серый клубок тумана.

Гай на мгновение лишился дара речи и недоуменно уставился на Малколма.

– Что? – наконец спросил он, пытаясь разобраться, правильно ли понял услышанное. – Повтори еще раз то, что ты сейчас сказал.

– Я сказал, что видел Лидию, – с готовностью ответил Малколм, – ее призрак!

– Где это было? – спросил Гай, почесывая щеку. Его сознание раздваивалось между священным трепетом и желанием расхохотаться. – Не назначил ли ты, случаем, свидание в часовне?

Немало людей рассказывали о встречах с призраками в часовне. За долгие годы таких рассказов накопилось, наверное, около сотни. В часовне были захоронены несколько поколений Саллиссов, и Лидия не стала исключением, поэтому логично было предположить, что и Малколм столкнулся со своим видением там. Правда, до сих пор о призраке Лидии ничего не было слышно. Даже странно, как цинично подумал Гай, учитывая ее страстное желание находиться в центре всеобщего внимания.

– Нет, это было не в часовне. Я видел ее на дорожке, ведущей к конюшне, и признаюсь, волосы у меня при этом встали дыбом. На ней была накидка, а на голове – капюшон. Знаешь, как монашеская ряса. Но я отчетливо, как днем, видел ее лицо. Это была Лидия, я абсолютно уверен.

Трясущейся рукой он вытер оставшиеся на губах капли бренди.

– А-а, – протянул Гай, в голове которого мелькнула догадка. Конечно же, это опять Джоанна ди Каппони. Хотя непонятно, почему она бродила темной ночью по этой дорожке в такой жуткий холод.

– Что значит это твое «а-а»? – требовательно спросил Малколм. – Не хочешь ли ты сказать, что и сам видел ее? Думаешь, она вернулась, чтобы мучить тебя?

– Не исключено, – ответил Гай, думая больше о Джоанне. – Это вполне в стиле Лидии, – уточнил он скорее для себя, чем для Ламбкина. – Она же поклялась, что однажды вернется и расплатится со мной за свое унижение. – Гривз попробовал улыбнуться. – Хотелось бы, чтобы она узнала, что я и так каждый день расплачиваюсь за это. Я никогда не желал, чтобы Лидия хоть на секунду была несчастной. Но, получается, что только желал. Теперь она ушла навсегда, и я даже не могу сказать ей, как сожалею о том, что не смог стать тем мужем, который был ей нужен.

– Ты всегда был слишком строг к себе, – печально сказал Малколм, в задумчивости теребя воротник рубашки. – Я не видел другого человека, который, как ты, постоянно был готов взять чужую вину на себя. Даже когда мы были мальчишками, ты всегда заступался за друзей и брал на себя ответственность за наши проделки.

– Это потому, что я был самым крупным, – со смехом сказал Гай.

– И еще самым умным, – добавил Малколм, кивнув. – Ты всегда умел находить выход из трудных ситуаций. Помню, как ты действовал во время той ужасной переделки на Пиренеях, когда мы были на волосок от смерти.

– Пожалуйста, Малколм, побереги свои воспоминания для лучших времен, – остановил его Гай, на лице которого отразилось явное неудовольствие.

Он не любил вспоминать о том периоде своей жизни. Его последнее сражение и то, что случилось впоследствии, были не самой приятной темой для разговоров.

– Это ты побереги свою скромность. Я никогда не забуду того, как ты спас наш отряд от уничтожения. А то, что в официальных донесениях об этом не было ни слова, не имеет значения.

– Это очень великодушно с твоей стороны, мой друг, но меня вполне могли предать военному суду за несуразную глупость, которую я тогда совершил, – сказал Гай, стараясь сменить тему разговора. – Благодарю Бога за то, что я уже не так молод и глуп.

Малколм выразил свое несогласие безразличным взмахом руки.

– Ты жив. Мы все живы. По крайней мере те, кто не погиб в той мясорубке, – уточнил он безразличным тоном. – Не вижу никакой глупости в том, что ты сделал. Доблесть всегда остается доблестью, Гай, и совсем ни к чему принижать ее скромностью. Твоя жена не знала о твоих славных поступках. Может быть, поэтому ценила не твои душевные качества, а лишь титул и деньги. Подумай об этом.

– То, что Лидия ценила мое состояние, это точно. Я только в прошлом месяце узнал, что она незадолго до смерти продала фамильные изумруды де Саллиссов.

– О нет! – вырвалось у Малколма, и он на несколько мгновений замер с открытым ртом. – Но они… они уникальны и практически бесценны!

– Ммм… Я бы мог и далее оставаться в неведении относительно ее поступка, у меня же нет привычки заглядывать в сейф и проверять, что в нем находится. Но совершенно случайно я увидел их на Оливии Креншо. Ошибки быть не может – это были они.

– У этой парвеню! – воскликнул Малколм с брезгливостью. – Она даже не представляет, как неуклюже выглядит, выставляя напоказ свое богатство при полном отсутствии вкуса и манер. Но ты получил драгоценности назад?

– Пока нет, хотя, думаю, вот-вот получу. Ты и представить себе не можешь, что за тягомотина эти переговоры. Мой стряпчий, ее стряпчий, предложение, контрпредложение… В итоге я пообещал заплатить вдвое по сравнению с тем, что получила Лидия. Королевский выкуп, не правда ли?

– А что Лидия сделала с деньгами, как ты думаешь?

– Один Бог знает, – сказал Гай, запуская пальцы в свои густые волосы. – Видимо, у нее были какие-то огромные долги, о которых она не хотела говорить мне. Возможно, Салли Невиль втравила ее во что-то. Ты же знаешь, какие у Салли проблемы из-за пристрастия к азартным играм.

– О, здесь ты абсолютно прав, – согласился Малколм, еще более помрачнев. – Счастье Салли, что Невиль богат как Крез.

– Но скоро этому может прийти конец, если он ее не урезонит.

– Если ты намекаешь на меня, – Малколм принял гордый вид, – то у меня с Салли Невиль все кончено. Она испорченна, эгоистична и скучна. Мне жаль мужчину, который станет следующей жертвой ее чар. Ему предстоит глубоко страдать. Я хочу написать об этом поэму. Может, даже опубликую ее.

– Отличная идея, – поддержал друга Гай, стараясь выглядеть серьезно. – Выведи Салли на чистую воду в своей поэтической манере, только я бы на твоем месте был поосторожнее с именами. Не забывай, что случилось с Байроном.

– Естественно, я обязан завуалировать все образы, – произнес Малколм. – Я же джентльмен, в конце концов.

– Это бесспорно, – сказал Гай, по-дружески приобняв его за плечо и проводив к двери. – Еще поговорим о поэме. А сейчас пора возвращаться к гостям. Мне бы не хотелось, чтобы они решили, будто я бросил их. Счастливого Рождества, Малколм!

– Счастливого Рождества! – ответил Малколм и вышел из библиотеки.

Но Гай не спешил присоединиться к гостям. Он подошел к окну, оперся ладонями о подоконник и пристально посмотрел сквозь ночную мглу в сторону конюшен, туда, где Малколм встретил ту, которую ошибочно принял за дух Лидии.