В прекрасном саду, окружающем ее виллу, бушевала пурга. Космо, склонившийся над горшками с вьющимися растениями, поднял голову и улыбнулся ей. «Джоанна, милая моя. Пожалуйста, Джоанна, вернись ко мне». Это было странно и немного обидно. Ведь это не она покинула его, а наоборот. Космо умер, оставив ее вновь совершенно одну.

Уэнди шла в совершенно мокром свадебном платье, сшитом из фланели. Почему ее платье так вымокло? Должно быть, из-за снега. А еще потому, что очень жарко. Придя к такому выводу, Джоанна облегченно вздохнула. Конечно же, тем летом, когда была их с Космо свадьба, стояла такая жара, что днем они даже не могли выйти на улицу. Надо бы вылить на себя стакан воды, чтобы стало попрохладней.

Вода. Как бы было здорово! Возле губ, как по волшебству, появился стакан. Но глотать оказалось необычайно трудно, и живительная влага стекла по подбородку. Хоть бы зубы не так стучали!

Наверное, она опять попала в снегопад. Спать. Да, надо спать.

Какой приятный свет там, впереди, такой зовущий. Все, что нужно сделать, – просто пойти на этот свет и позволить себе раствориться в нем.

«Джоанна. Борись, Джоанна! Ты должна бороться!»

Джоанна ощутила раздражение. Надоедливый голос не смолкал и эхом отзывался в голове, а тело всякий раз вздрагивало. Разве можно уснуть при таком шуме?

Джоанна застонала и повернулась на бок. Дрожь усилилась. Почему она не может прекратить эту противную дрожь? Еще подумают, что у нее нервный приступ. Не это ли имела в виду Банч, постоянно говоря, что Джоанна ведет себя так, будто ее блохи кусают?

«Быстрее, Маргарет, пусть Амброз позовет доктора, скажет ему, чтобы шел сразу, не теряя ни минуты. Я не потерплю ни малейшей задержки!»

Зачем Маргарет понадобился доктор? И почему кричит Гай? О, неужели доктора зовут для Мило?!

– Мило! Мило! – громко позвала она.

Маленькая холодная ладошка скользнула по ее руке.

– Я здесь, Джоджо.

Джоанна облегченно вздохнула. С ее маленьким Мило все нормально, а это самое главное.

– Я люблю тебя, Джоджо. Мы все тебя любим. Возвращайся домой, пожалуйста. Ты была где-то не здесь очень долго, целых семь дней. Я считал.

Джоанна улыбнулась. Домой? Какая хорошая мысль. Если бы не эта страшная усталость, она бы попыталась вырваться отсюда и вернуться домой.


– Ради бога, Линдшо, сделайте же что-нибудь! Разве вы не видите, что она опять теряет сознание?! – закричал Гай, обуреваемый желанием так тряхануть доктора, чтобы у того заклацали зубы. – Какой от вас толк, если вы не можете ее вылечить?

– Прошу прощения, лорд Гривз, – сказал доктор, взяв пальто из его рук, – но как я объяснил вам в самом начале, лихорадка должна пройти все положенные стадии. Я не верю в кровопускания, не верю в силу какого-то еще подобного вмешательства. Контесса нуждается только в отдыхе, что я и стараюсь обеспечить с помощью растворенной в воде настойки опия.

Гай опустился на стул.

– Простите, доктор. Эта вспышка не связана с вашими действиями. Я просто очень сильно расстроен.

– И очень сильно устали. Поверьте, милорд, если вы как следует не отдохнете, вы вполне можете оказаться в таком же состоянии, как контесса. Такого напряжения не выдержит даже самый выносливый организм.

– Я прекрасно здесь отдыхаю от всяких дел, – упрямо сказал Гай.

– Отдыхать от чего-то и отдыхать по-настоящему – не совсем одно и то же. Вы безвылазно находитесь здесь уже целую неделю и, как я узнал от слуг, едите ровно столько, сколько требуется, чтобы не умереть с голоду.

– Рисовый пудинг, – сказал Гай с грустной улыбкой. – Мой сын регулярно кормит меня рисовым пудингом. Кажется, это блюдо начинает мне нравиться.

– Но как бы там ни было…

– Как бы там ни было, – перебил Гай, глядя в глаза доктору, – Джоанна остается в очень тяжелом состоянии.

– Тогда молитесь, милорд. Боюсь, что в данном случае это единственное, что можно вам посоветовать. Сегодня ночью либо начнется процесс выздоровления, либо она умрет.

Доктор взял свой чемоданчик и быстро вышел. Гай, который не молился годами и давно утратил веру, сердито посмотрел на закрывшуюся дверь. Но что он потеряет, если помолится? Это его долг – сделать все возможное и невозможное, чтобы Джоанна не покинула мир, к которому пока принадлежит.

Гривз опустился на колени возле кровати, глубоко вздохнул и постарался сосредоточиться.

– Дорогой Господь, – тихо произнес он наконец и сразу ощутил неуклюжесть фразы. Обращение получилось формальным, как будто к кому-то очень далекому и незнакомому, и поэтому, очевидно, было неправильным. Но остановиться было бы еще неправильней. – Я нуждаюсь в Твоей помощи. Твоя… ээ… Твоя слуга Джоанна очень больна, и я был бы очень и очень благодарен, если бы Ты пожалел ее и оставил с нами. Она нужна нам здесь. В Вейкфилде, я имею в виду. Нужна не только мне, но и моему сыну и… ну, и множеству других людей здесь и наверняка в Италии, хотя точно не знаю об этом. Но все сильно огорчатся, если Ты заберешь ее от нас.

Гай неожиданно почувствовал, что кто-то стоит рядом с ним, и поднял голову. Открыв глаза, он увидел молча наблюдавшего за ним сына.

– О, Майлз, я… Я пытался помолиться за Джоанну, – пробормотал Гай, ощущая себя в совершенно глупом положении. – Но, боюсь, у меня это плохо получается.

– Надо вот так, папа. – Майлз опустился рядом с ним на колени и положил сложенные вместе ладони на кровать. – Джоджо так мне показывала. – Он склонил голову и закрыл глаза. – Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое…


Джоанна открыла глаза. Вокруг было темно. Только две свечи тускло мерцали на каминной полке. Она лежала в кровати в… в Вейкфилде? Да, это так. Призрачный свет луны проникал через щель между занавесок, которые, как она помнила, никогда не удавалось соединить полностью.

Глаза начали привыкать к темноте, и Джоанна попробовала сориентироваться в обстановке. В памяти всплыло, что она совершила путешествие домой – долго плыла морем, но волнение было таким сильным, что она не могла выйти из каюты. Джоанна не знала точно, приснилось ей это или было на самом деле.

Она попыталась шевельнуть рукой и удивилась своей слабости – даже для того, чтобы приподнять палец, требовалось серьезное усилие.

С не меньшим трудом удавалось вспомнить, что с ней происходило. Она сидела в ванне с горячей водой, рядом суетилась Маргарет, затем ее уложили в постель и приложили теплый кирпич к ногам. Да, это было. А еще… Снежная буря. Джоанна потерялась, и ей было ужасно холодно. Гай отнес ее в конюшню и согревал своим телом, затем перенес в дом. Тогда и появилась Маргарет. Правильно, так и было. Потом Гай ушел. Выглядел он встревоженным и в то же время сердитым.

Должно быть, она проспала много-много часов.

С возвращением сознания появилось ощущение дискомфорта, будто кто-то облил ее водой. Не без усилия Джоанна засунула руку под одеяло и поняла, что ее рубашка насквозь мокрая. Странно, неужели Маргарет не догадалась вытереть ее насухо после ванны?

Вздохнув, она медленно повернула голову в сторону. Глаза сами собой широко раскрылись от удивления. С чего это вдруг Гай оказался в ее спальне? Он дремал на пододвинутом к кровати кресле, положив голову на его спинку. Даже при таком тусклом освещении было видно, что он очень измотан. По его виду можно было подумать, что он не спал несколько дней.

– Гай, – шепотом позвала Джоанна. Горло было сухим, будто она под полуденным солнцем шла через Восточную пустыню.

Он мгновенно открыл глаза и распрямился.

– Джоанна? О, слава Тебе, Господи, Джоанна! – Гривз схватил ее руки, поднес их к губам и принялся целовать так истово, как верующие целуют религиозные реликвии. – Джоанна, Джоанна, – шептали его губы в перерывах между прикосновениями к ее коже.

– Да, – сказала она со слабой улыбкой, – это мое имя. Но откуда столь экстравагантное поведение? И почему ты выглядишь таким измученным и помятым? Насколько я помню, я просила тебя пойти принять ванну.

– Это было на прошлой неделе, – ответил Гай, проводя рукой по небритому подбородку.

– На прошлой неделе? – произнесла Джоанна, не в силах поверить, что это может быть правдой. Не могла же незаметно пройти целая неделя? – Как это возможно? – спросила она, сама понимая, что вопрос звучит глупо.

– Ты была больна. Сильно больна. Я… – Он вытер рот тыльной стороной ладони. – Мы все очень переживали.

Джоанна провела языком по совершенно сухим губам. Теперь ясно, почему она так скверно себя чувствует.

– Не мог бы ты дать мне немного воды?

– Да, конечно. – Гай резким движением отодвинул кресло, подошел к прикроватной тумбочке и наполнил стакан. Затем присел на край кровати, и, полуобняв Джоанну за спину, помог ей приподняться. – Старайся глотать помедленнее, – сказал он, поднося стакан к ее губам и подставляя грудь ей под голову.

Джоанна с благодарностью сделала несколько жадных глотков. Прохладная вода показалась необычайно вкусной.

– Спасибо, – сказала она, заглядывая Гаю в лицо, пока он помогал ей вновь улечься. – Я так ослабла, чувствую себя, как беспомощное дитя.

Он убрал упавшую ей на глаза влажную прядку волос.

– И вспотела ты так, что вся мокрая. Все это время ты была в горячке, без сознания, только бредила. Но, похоже, этой ночью произошел перелом, и я благодарю Бога за это.

– О! – вырвалось у Джоанны, обеспокоенной словами о том, что она бредила. Учитывая похотливые мысли, переполнявшие ее в последнее время, в бреду она вполне могла вывалить Гривзу все, о чем думала. – Я не говорила чего-нибудь, чего не следовало?

– Если и говорила, я этого не понял и не мог понять. Ты постоянно бормотала какую-то малопонятную чепуху. А я должен был привлечь пехоту и организовать твое размещение в постели и множество других необходимых вещей. Например, ты постоянно потела, как сейчас, надо было и об этом позаботиться.

Джоанна недоуменно сморщила лоб.

– Ты сказал – пехоту? – спросила она, думая, что ослышалась.

– Да, имея в виду Маргарет, Уэнди и Шелли. Они спят в соседней комнате.

– Звучит так, будто они твои любимцы, – пробормотала она. – Аа, так вы наконец познакомились со своими слугами, милорд?

– У меня не было выбора. Они штурмовали бастионы детской, и шансов удержать их не было никаких. Что касается меня, то еще ни разу в жизни мной так не командовали, как сейчас. Меня никто не слушал, даже новенькие вроде жены Эмиля, которая чуть ли не переехала сюда, чтобы организовать питание в детской, поскольку Маргарет была занята по уши.

– Неплохо. – Довольная ответом, Джоанна прикрыла глаза. – А как Мило? – спросила она.

– Он переживал так же, как и все остальные, – сказал Гай, поглаживая ее пальцы. – Беспрестанно говорил, что я должен делать и как. А для тебя, между прочим, приготовлена целая гора картин, созерцанием которых ты теперь можешь насладиться. Мило полностью поглощен великим искусством. Он сказал мне, что, когда вырастет, станет солдатом, который рисует лошадей.

Джоанна пощекотала кончики его пальцев.

– Отличное намерение.

– Безусловно. По крайней мере, это более реально, чем стать лошадью, рисующей солдат. – Он отпустил ее руку и встал. – Я бы с удовольствием остался, но думаю, сейчас важнее сменить тебе белье. Увидимся утром. Добро пожаловать домой, Джоанна, – сказал Гай после короткой паузы и, прежде чем она успела ответить, вышел из комнаты, без шума закрыв за собой дверь.


Вейкфилд-эбби.

20 марта 1819 года


Никогда в жизни Джоанне еще не было до такой степени скучно. Она была заключена в четырех стенах без какого-либо дела уже почти месяц – четыре недели, полный лунный цикл.

Сидя в кресле, она грустно наблюдала, как зарождается и становится все ярче чудесный весенний день, любовалась маргаритками, разукрасившими лужок под окном, и на чем свет ругала про себя смешного доктора, который не разрешал ей покинуть «тюрьму» и подышать свежим воздухом.

– Вы должны отдыхать, контесса, дайте своему организму возможность оправиться от шока, который он пережил, – говорил доктор притворно-ласковым тоном, будто имел дело со старушкой лет девяноста от роду, находившейся на последнем издыхании. – Я прописываю постельный режим. Постель и усиленное питание. Вы должны кушать столько, сколько сможете проглотить. И никаких компаний. Я считаю, что вас должны посещать только члены семьи. Ничего не должно нарушать ваше спокойствие. Вашему сердцу и так уже пришлось чрезмерно потрудиться.

Чтобы скрыть появившуюся на губах улыбку, Джоанна прикрыла рот рукой. Если бы милый доктор знал о ее посетителях!.. Гай проводил в детской добрую половину дня, беседуя с ней на разные темы или читая вслух. Иногда он играл здесь с Майлзом, а она с интересом наблюдала за ними с кровати. Вот и вся ее компания. Майлз превратился в абсолютно нормального энергичного пятилетнего мальчугана, а Гай… При встрече с ним ее пульс учащался, а о том, как билось сердце, лучше было вообще не говорить.