Я много раз восхищалась уникальной способностью мистера Шенга быть хозяином любой ситуации. Это просто не поддавалось описанию — как он всегда умел сказать единственную вещь, которую было нужно в данный момент. Теперь мы были в колледже, где за концерт отвечала сестра Мэри-Роуз, безгрешная монахиня. Я чувствовала поднимавшееся во мне настоящее любопытство: что должен был сделать мистер Шенг, чтобы осчастливить сестру Мэри-Роуз? Он не мог поцеловать ей руку, не мог сказать, как ему нравится ее мантия — что же он собирался сказать? Ведь это должна была быть его первая встреча с монахиней.

Вот он появился.

— Сестра Мэри-Роуз, можно мне представить мистера Шенга — нашего менеджера?

Она произнесла несколько любезных слов.

Голосом, дрожащим от искреннего восхищения, мистер Шенг произнес веские слова:

— Сестра Мэри-Роуз, за всю свою жизнь я никогда не слышал такой… совершенной дикции!

Мы получили избранную дату.

Этот концерт был новым опытом. Мы изо всех сил старались воплотить в практику очень хорошие указания нашего менеджера, которые он дал нам перед концертом:

— Не будьте такими официальными. Улыбайтесь, расслабьтесь, забудьте о публике. Пойте просто для собственного удовольствия. Будьте свободней. Не смотрите так страдальчески. Расслабьтесь и не волнуйтесь.

Нас несколько нервировало то, что он был среди публики. Он, единственный человек среди всех людей США, которому мы больше всего хотели понравиться и доставить удовлетворение. Но тем не менее, концерт оказался очень успешным. Мистер Шенг все время улыбался и то и дело поздравлял нас с нашим сильно изменившимся появлением на сцене.

Но на следующий день, когда он зашел в «Веллингтон» попрощаться, так как автобус уже ждал нас на улице, чтобы забрать на западное побережье, он добавил:

— Все же кое-чего вам недостает, и я не могу указать вам, чего именно. Это нечто между вами и публикой. Но я знаю, что если вы очень постараетесь, вы поймете, что это.

Мы не могли отделаться от этого слова — «недостает». С этого момента мы следили за всем, что нам приходилось делать. Очень критически. После каждого концерта мы садились вместе и обсуждали. Было ли это появление или уход со сцены, наша манера стоять на ней, улыбаться и кланяться? Георг, наш самый верный помощник и компаньон в концертном бизнесе, каждый вечер сидел в первом ряду и потому добавлял свои наблюдения. Но время шло, а мы знали, что все еще не нашли этого. Концерты были успешны, очень успешны. Людям они нравились, и они говорили об этом, но…

Мы направлялись к Лос-Анджелесу и ехали по 66-му шоссе. Самым большим событием в этой поездке для нас была наша первая встреча с индейцами, настоящими индейцами, о которых мы столько читали в Европе. Мы все были воспитаны на Карле Мае — немце, написавшем множество книг об этих знаменитых героях Дикого Запада. Его книги с жадностью пожирал любой мальчишка и многие девочки, и каждый из нас когда-то плакал по Виннету, великому вождю апачей. И теперь мы должны были встретить его кровных братьев. Наши сердца долго бились сильнее, перед тем как мы приехали в Нью-Мексико. Но наконец карта сообщила: «Пуэбло Лагуна», и я изготовилась с аппаратами для кино и фотоснимков.

Наконец я спросила водителя:

— Когда же появится Пуэбло Лагуна?

Он небрежно ответил:

— О, мы проехали ее добрых десять минуть назад. А что?

— Проехали? Индейцев? Наших первых индейцев? Просто проехали, и все?

Я была так разочарована, что чуть не заплакала. Я ушла назад, в самый конец автобуса, чтобы скрыть свои чувства. Но над водительским местом было зеркало, и глаза шофера спокойно могли видеть, что происходило во мне. Ему было искренне жаль. Никогда в жизни он не думал, что кто-то может хотеть сфотографировать индейцев — что-то такое непрогрессивное. Впрочем, она ведь фотографировала и негров, разве не так? Он развернул автобус, мы поехали обратно, в Пуэбло Лагуна и там встретились с нашими первыми индейцами — приятными дружелюбными людьми, смотревшими на нас с таким же любопытством, как и мы на них. Они тоже никогда не видели австрийцев в их национальных костюмах. Мы восхищались их замечательной церковью, купили кое-какие из их причудливых гончарных изделий, и спели для них несколько австрийских народных песен, а мне разрешили фотографировать дрожащими от волнения руками. Я сделала фотографию маленького Иоганнеса с его светлыми локонами, обнявшегося с маленьким мальчиком-индейцем такого же возраста, с прямыми, иссиня-черными волосами. Было что-то такое в индейцах, что глубоко тронуло нас в этот первый раз, и потом всегда, когда мы встречали их, мы чувствовали в них что-то величественное и грустное. Между нами пролегло странное чувство симпатии и понимания.

Во время этой поездки мы видели некоторые из поражающих своим великолепием явлений природы: Раскрашенную Пустыню, Окаменевший Лес, Великий Каньон, песчаную пустыню Калифорнии. В каждом из этих мест мы проводили мало времени, но с каждым днем росло наше восхищение этой страной чудес.

Потом мы приехали в Лос-Анджелес, «пригород Голливуда», и были разочарованы. Почему-то на всей территории вокруг Голливуда развился мир фильмов, и атмосфера была искусственная и ненатуральная.

Затем мы увидели Тихий океан, впервые на своем пути достигнув побережья, направляясь к Сиэтлу. В Санта-Барбаре мы провели замечательный день с Лоттой Лехман. Индейские миссии, красные деревья, Йоземайтская долина, Секвойский национальный парк, Мост Золотых Ворот, еще красные деревья, и, наконец, лагуны Орегона, пики заснеженных гор и прекрасный залив Сиэтла — все это было как сон: безбрежность страны и ее богатств, ее первозданная красота и гордый дух.

Мы давали множество концертов, и все еще искали потерянное звено.

Затем мы направили свой путь обратно и наконец приехали в Денвер, штат Колорадо. Нас заранее предупредили, что общество, организовавшее наш концерт, обладало исключительно утонченным музыкальным вкусом и ожидало очень классической программы. Вот что они должны были получить. Мы исключили баллады и народные песни и составили программу из лучших наших номеров музыки классического типа. В конце исполнения я почувствовала неожиданную симпатию к тем немногим среди слушателей, кто мог не обладать таким утонченным музыкальным вкусом, как остальные.

Вместо того, чтобы поклониться, я прошептала отцу Вазнеру:

— Я хотела бы сейчас спеть «Jodler» [18].

Так как этого не было в программе, нужно было объявить. Все объявления требовали дополнительных усилий, каждый раз сопровождаемые краской смущения.

Я выступила вперед и сказала:

— Сейчас мы споем на «бис» один из горных зовов, звучащих в австрийских Альпах, известный как «Jodler», — и мы запели.

Нужно было глубоко вздохнуть и затем какое-то время протягивать длинные фразы. Мы были как раз в середине, когда — о ужас! — вокруг моего лица начала кружиться муха. Я смотрела на нее, скосив глаза, и начинала паниковать. Я знала, что очень скоро буду должна сделать глубокий вдох, и что если… Я могла бы отогнать ее простым движением руки, но вот в чем дело. Чтобы неторопливо поднять на сцене руку, когда бы и где бы вы ни захотели, необходимо не быть застенчивым и потеющим от страха перед публикой. Мы сделали глубокий вдох, и это случилось. Муха, конечно, влетела в мое горло, где и осталась. Я почувствовала себя так, словно подавилась. И снова хорошее откашливание должно было помочь. Но должным образом откашливаться на сцене — намного, намного сложнее, чем правильно петь. Я преодолела себя, заставив не кашлять, но ничего не могла сделать с тем, что становилась пунцовой. Так получилось, что я должна была петь в этом «Jodler» солирующую партию. Однако, этот горный зов пришлось заканчивать без меня, так как я боролась между жизнью и смертью. Мои прекрасные дети старались не обращать внимания на свою задыхающуюся мать, и когда они закончили, я кончила тоже — вместе с мухой. Я чувствовала себя ужасно виноватой перед всеми, но особенно перед публикой, которая была обманута с номером на «бис». Я забыла, что была на сцене, где стеснялась стоять к людям лицом. Я чувствовала лишь, что должна извиниться и как-то исправиться.

Поэтому я выступила вперед и совершенно естественно сказала:

— Случилось то, чего никогда не бывало раньше: я проглотила муху.

Я была изумлена успехом такого простого заявления. Люди смеялись, смеялись и смеялись. Когда они пришли в себя, я сообщила им, что мы хотели спеть другой номер на «бис», чтобы возместить испорченный. На этот раз это была австрийская народная песня, и я объяснила:

— В ней описывается, как молодой охотник часами пробирается в скалах, ища и в конце концов найдя и застрелив… — я хотела сказать «Gemse»[19], единственным известным мне синонимом которого была «chamois»[20]. Но каким-то образом я запуталась и сказала «chemise»[21].

Я была просто ошеломлена. Это была такая шутка в Америке? Я не видела ничего смешного и вопросительно посмотрела на своих детей, которые — можете в это поверить? — тоже дрожали от смеха. Когда, наконец, худшее миновало, я запела. Из всей линии я была она. Остальные вступали позже. И когда я пела в полных громких тонах, Руперт, вредный тип, прошептал мне, что я сказала. После этого остаться серьезной и продолжать петь было едва ли не труднее, чем не закашляться с мухой. Я была готова содрать с Руперта кожу перед всей публикой.

Но — случилось удивительное. Нашлось потерянное звено. Несколько драгоценных минут мы были одним целым со зрителями. Чары спали. Очень скоро мы уже могли сказать своим зрителям:

— Мы не считаем это концертом. Мы чувствуем себя так, будто убрали стену у себя дома из общей комнаты, и вы все — наши гости на музыкальной вечеринке.

Очень непринужденно мы объясняли интересные подробности номеров, которые должны были исполнить, и впоследствии люди уверяли нас, что совершенно забыли, что находятся в концертном зале.

— Вы заставили нас почувствовать себя как дома.

Да здравствует муха!

Глава XI

СТОУ В ШТАТЕ ВЕРМОНТ

Мы должны были вовремя вернуться на восток для рождественских концертов. И когда мистер Шенг снова услышал нас в Городском Зале, у него был довольный вид.

— Теперь вы добились этого — вы добились этого! Я всегда знал, что вы сможете, — восклицал он. — Это звучит как совершенно другое шоу, и также смотрится, — многозначительно добавил он. Он окончательно убедил нас в том, что искусственный, ослепительный свет на сцене, — просто для того, чтобы сделать вид артиста естественным, а не как у робкого гостя.

— Некоторые из ваших девочек выглядят зелеными, как шпинат. Вы же не хотите, чтобы зрители беспокоились о том, хорошо ли они себя чувствуют, не так ли?

Нет, мы не хотели, и некоторые из нас, с наименее румяным цветом лица подчинились наложению грима, чтобы выглядеть естественней. Эти рождественские концерты обернулись настоящим успехом. Все были удовлетворены, и когда наш первый сезон под руководством «Коламбия Консертс» завершился, мы достигли своей цели. Они не были разочарованы тем, что включили нас в свой список артистов. Мы не вызвали ничьего неудовольствия. Заявок на концерты приходило все больше и больше, и уже планировался второй тур на девяносто шесть и третий — на сто концертов.

«…И все это даровано тебе будет».

Теперь мы познали плоды этого обещания. Нам были дарованы друзья, умение и возможность работать. Мы были в состоянии оплатить свои долги в назначенные сроки.

С сентября по апрель мы непрерывно путешествовали с единственной короткой остановкой во время Рождества.

В год первого концертного тура, из-за недостатка необходимых денег нам приходилось останавливаться в самых дешевых отелях, какие мы только могли найти. Простая обстановка в таких местах угнетала. Всегда чувствуешь себя как будто крадущимся туда и оттуда. На второй год мы могли выбирать себе места для остановки ненамного лучше. У нас еще не было достаточно денег, но мы узнали о существовании коттеджей и домов для туристов. Естественно, эти места никогда не были достаточно вместительны для такой большой компании, и поэтому каждую ночь нам приходилось разделяться, что усложняло задачу автобуса — развезти, а потом снова собрать нас. Иногда поблизости не оказывалось мест, где можно было поесть — это было несколько осложненно, но все же более удовлетворительно, чем отели низкого уровня. Этой манере путешествовать положил конец Шенг.

Он настаивал:

— Вы должны хорошо есть и жить хорошо, если хотите делать на сцене хорошую работу, — и он был прав. Эти легкие закуски за тридцать пять центов и обеды на обочине дороги наполняли наши желудки лишь на один момент и совсем не придавали энергии. Вот почему мы были совершенно измучены после первой поездки в восемнадцать концертов. Намного больше, чем после тура в сто концертов.