Все было прекрасно, за исключением одного грустного факта — большую часть года мы были отделены от наших маленьких девочек. Между тем, они достигли большого прогресса на своих инструментах, и однажды возник вопрос: должны ли они теперь быть в программе? Прекрасно, замечательно. Но как же школа? Не могли ли мы попытаться взять учителя с собой и устроить школу и в отелях? Тут даже и пытаться было не надо. У Танте Лене была молодая подруга Бетси, которая изъявила желание попробовать, и в следующую поездку от побережья к побережью отправилась с нами, вместе с Розмари и Лорли, а Танте Лене согласилась на место учительницы в Равенхилле, оставив в доме с Иоганнесом одну Марту.

Теперь вся семья, кроме только крошки Иоганнеса, снова была вместе — на колесах — и когда мы вернулись из пятого американского концертного тура, мы отпраздновали дома большой праздник: выплатили последний цент наших долгов, и у нас еще были кое-какие деньги в банке, после пяти коротких лет.

Это означало, что этим летом мы вовсе не обязательно должны были оставаться в Мерион. Когда это сообщение было громко провозглашено за обедом, вся семья разразилась радостными возгласами.

Прошедшие летние месяцы в Филадельфии были настоящим наказанием нас, северян. Сочетание жары и сырости — это что-то неизвестное жителям Альп. А сырость была такая, что отходили обои и туфли под кроватью за ночь покрывались росой. Наши плотные шерстяные костюмы, наши тяжелые туфли и чулки не были предназначены для такого климата, но это было все, что у нас имелось подходящего к нашим платьям. Впрочем, это никогда не было для нас проблемой, с тех пор как на передний план выдвинулся вопрос денег. Все мы еще продолжали носить то, что привезли из Европы, по вещи уже начинали изнашиваться. Поэтому однажды мы отправились за покупками в Филадельфию и в магазине оптовой торговли обнаружили материал и выкройки почти в точности такие же, как у нас дома, но из хлопка. Агата, наша швея, открыла мастерскую, все помогали, и всего примерно за двадцать долларов каждый получил по два легких хлопчатобумажных костюма. Все пришлось шить дома. Платья, блузы, передники и даже мужские носки были связаны дома. Фасон наших красных чулок пригодился. Совершенно неожиданно последним повальным увлечением всех девочек, ходивших в колледж, оказалось носить красные или зеленые чулки в точности такого покроя, к которому мы привыкли. Когда туфли на низких каблуках тоже пришли в моду, мы оказались на высоте. Было сложно пошить туфли дома, хотя Гедвига уже стала пытаться это сделать.

Обычно, примерно в мае, наши друзья начинали поговаривать о своих планах на лето, поехать ли на берег моря, или в горы, и к середине июня все они уже говорили нам «до свидания». Для нас, жителей сельской местности становилось все труднее и труднее жить в пригороде, даже в таком славном, как Мерион. Мы пытались выходить на шоссе чтобы путешествовать пешком. Но обладая добросердечностью американцев, каждая вторая машина останавливалась, и нас спрашивали, не хотим ли мы, чтобы нас подбросили. А когда мы сворачивали с шоссе на боковую дорогу и присаживались где-нибудь для пикника, знак на дереве неизменно сообщал: «Частные владения — Не заходить — Не нарушать право владения». После нескольких попыток мы отказались от путешествий пешком.

Но теперь произошло знаменательное событие. Мистер Шенг с самого начала сказал нам:

— Вы не думаете, что могли бы сэкономить деньги, путешествуя на своих собственных автомобилях?

На усваивание этого предложения у нас ушло два года, но теперь, совершенно неожиданно два больших автомобиля сами преподнесли себя за весьма приемлемую цену: семиместный «линкольн-континенталь» 1935 года за четыреста долларов и большой «Кадиллак» за пятьсот. Для двенадцати человек со всеми концертами и личным багажом нам были нужны вместительные машины. Такими они и были, и мы их взяли. Если бы мы знали о разнице в цене за ремонт между «фордом» и «кадиллаком»! Нам предстояло узнать об этом в ближайшем будущем. Поначалу мы были так опьянены чувством того, что достигли таких успехов, что даже стали владельцами автомобиля. Георг и мальчики получили водительские права, и со следующей поездкой уже должно было быть проще.

Дринкеры приглашали нас и раньше воспользоваться их коттеджем в Нью-Джерси, в лесах на реке Ранкокас. Мы как-то были там — это было очаровательное место, просторное бунгало на берегу широкой реки с сильным течением и мелкими заливами с росшими по берегам темными кедрами. Но там всегда была проблема с транспортом. Теперь, однако, с машинами весь мир был открыт для нас, и мы с большой благодарностью приняли повторное приглашение и на пару недель устроились на Ранкокасе. Там мы нашли все возможности для физических тренировок: прогулки пешком, купание, плавание на байдарках, рубка дров.

Когда мы вернулись обратно в Мерион, возник вопрос: где мы хотим провести лето? Где-то, где было прохладно, это было понятно — но где? На стене в общей комнате висела карта Соединенных Штатов, с маленькими точками по всей поверхности, указывавшими, где мы давали концерты. Сейчас она была в центре нашего внимания, у каждого были свои идеи, каждый хотел вернуться к той точке, которую на деле он или она предпочли остальным во всех наших поездках. Никто не был изумлен тем, что Георг хотел отправиться на берег моря, к соленой воде. Для меня особой привлекательностью обладал Нью-Мексико. Отец Вазнер предпочитал свою любовь с первого взгляда — Кентукки. Мальчиков влекло восхождение на Скалистые горы — у каждого были свои собственные идеи, каждый их отстаивал.

Однажды пришло письмо от Мистера Р. из Стоу в штате Вермонт, в котором говорилось, что он прослышал, будто мы подыскиваем себе место, где могли бы провести лето. У него был дом для туристов, вмещавший двадцать человек, и он уверен, что нам должно там понравиться. Плата была умеренная, как раз такая, какую мы могли себе позволить, и планы с берегом моря, Кентукки и Нью-Мексико были отложены на другой год.

Наши две большие машины были заполнены вещами, дом закрыт на лето без всякого сожаления, и мы отправились на север, в штат, который был представлен нам нашим водителем как не стоящим того, чтобы выглядывать из окна, так как «они выращивают лишь могильные камни».

Чем дальше на север мы ехали, тем больше сельская местность вокруг напоминала нам Австрию. Наконец, мы приехали в Стоу, миновав деревню с симпатичной белой церковью и замечательной остроконечной колокольней, в сторону горы Мэнсфилд, так как дом для туристов, называвшийся «За Стоу», находился в этом направлении. Все, казалось, уже ждало нас: два десятка приятных, солнечных комнат, лужайка вокруг дома, небольшой салон в задней части дома и вид — вид! Несколько лет мы глядели на пригородную дорогу со снующими мимо машинами. И теперь это было как у нас дома — горы, безбрежность, небо, луга, поля и деревья.

Через дорогу бежал широкий ручей, в котором можно было купаться, а вокруг — со всех сторон леса и пастбища, идеальнейшая местность для прогулок. Теперь мы снова могли гулять. Когда нам что-нибудь было нужно, мы ходили в деревню, за три мили; мы много раз поднимались на гору Мэнсфилд, ходили через перевал Сагглера, спускались к Бингхэмским водопадам, поднимались к Мосгленским водопадам, ходили вокруг Круглого пика и во впадину Стоу.

Это было удивительное лето.

Чем дольше мы здесь были, тем больше нам нравилось, и тем труднее было думать о том, что в один прекрасный день нам придется снова упаковать все свое имущество в машины и вернуться обратно к городской жизни.

Однажды один наш друг заехал навестить нас по пути из Канады, где он был с лекциями, обратно в Штаты. Он тоже был эмигрантом, но жил в стране дольше чем мы и знал ее лучше. Мы рассказали ему, каким кошмаром казалось нам возвращение обратно в город.

— Но почему же вы не купите что-нибудь и не останетесь в Вермонте? — спросил он.

— Только потому, что у нас нет денег, — отвечали мы.

— Но вам вовсе не нужны деньги, чтобы купить ферму. — Он казался рассмешенным такой наивностью. — Все, что вам нужно сделать — это заплатить первый взнос, а потом расплачиваться понемногу.

С этого момента наша жизнь изменилась.

У нас опять было короткое совещание, последнее на эту тему. Должны ли мы купить одежду в магазине или ферму?

— Но зачем нам сейчас покупать одежду? — несколько нетерпеливо спрашивал каждый. — Люди привыкли к нам таким, какие мы есть — кажется, никто ничего не имеет против этого — Америка свободная страна — да и сколько может это стоить, в любом случае?

Когда мы подсчитали, что туфли для прогулок, туфли для улицы, вечерние туфли, нейлоновые чулки, нижнее белье, шесть летних платьев, четыре зимних, вечерний халат, мужской костюм, шляпки им под пару, сумочка и зонтик обойдутся по пятьсот долларов на каждого, что означало четыре тысячи долларов нам всем — это решило вопрос. В любом случае, таких денег у нас не было, да и было бы стыдно тратить их на одежду.

Поэтому мы решили купить ферму в Вермонте.

Я читала когда-то, что пчелы в состоянии учуять цветущие цветы даже через горы и долины, а бабочка-самец узнает самку своей разновидности за шестьдесят — семьдесят миль. Ситуация с людьми, обладающими недвижимым имуществом, в чем-то схожа с этим. Мы не говорили ни единой живой душе вне нашей семьи, однако стали приходить каталоги, а перед домом начали останавливаться машины с агентами, прослышавшими о том, что мы хотим купить ферму в Вермонте. Мирные дни, когда мы играли в крикет на лужайке и лениво лежали в тени деревьев, потягивая кофе, ушли окончательно. Семью охватила лихорадка, и наше уединенное временное проживание превратилось в осмотр собственности других людей, которые по той или иной причине хотели избавиться от нее.

До сих пор мы изучали английский и американский языки, которые, как я поняла, определенно были разными языками. Но теперь мы обнаружили, что существовал диалект, используемый владельцами недвижимости. «Хорошо — очень хорошо — отлично» означает одно для вас и совершенно другое для агента по недвижимости. После посещения двенадцатой фермы мы убедились в этом на своем собственном опыте. Если постройки в этом месте называют «в отличном состоянии», то они стоят того, чтобы взглянуть на них. Если они «в очень хорошем состоянии», вы не очень рискуете, проходя через дом. Но если они просто «хорошие», вам лучше остаться дома. Хозяева могли не быть там со времени последнего урагана. Потом там всегда есть неизменный «стремительный ручей с форелью». Если вам повезет, вы найдете тоненькую струйку между камнями. Но скорее всего, даже на это удачи вам не хватит. Вы просто смотрите на камни, а они сухие.

Мы изъездили штат Вермонт вдоль и поперек. Мы видели «вашу собственную долину», настоятельно рекомендованную нам одним из агентов. Однако, зимой мы попали бы в положение индейцев или эскимосов, так как вся долина была покрыта густым лесом и не имела даже дичи. Потом нам показали «замок мечты» — старое каменное сооружение, рядом с которым был маленький домик фермы. Но поскольку там было слишком много «мечты» и слишком мало «замка», мы отказались от него. Нам предложили «просторный бревенчатый коттедж, укрывавшийся в лесном царстве». На деле это оказалась старая лачуга, минимум в миле от ближайшей дороги. Мы видели «очаровательную ферму на вершине холма» с «широким горным видом». Она выглядела привлекательной, пока мы случайно не обнаружили, что три месяца в каждом году запасы воды здесь совершенно истощались, и ее приходилось носить вручную от ближайшей водокачки, находившейся на расстоянии в полмили.

Мы почти купили кое-что рядом с Брэттлборо — ужасное количество акров [25] — 2800 — лесистой местности, дорога, проходящая через похожую на ущелье долину с несколькими домами и ясная погода, стоящая, самое вероятное, между 10 и 30 июня. Мы зашли так далеко, что даже скрепили сделку сотней долларов. Никогда еще мы не тратили сто долларов лучшим образом, чем когда расторгли сделку. Несмотря на тридцатиакровое озеро в этом хозяйстве, Георг содрогался, когда узнал об этом мрачном, унылом месте.

— Мне хочется солнечного света, и как можно больше, — вздыхал он.

Это все и решило.

В конце концов, когда мы посмотрели на большинство предлагаемых «сделок» и не нашли того, чего хотели, мы начали ненавидеть это простое слово «недвижимость». Фермы с хорошим расположением и хорошенькими домами были слишком дорогими, а те, которые мы могли позволить себе купить, были в разных вариантах плохого состояния. Мы махнули рукой.

В один августовский день возле «За Стоу» остановилась машина и вошел джентльмен. Он снял соломенную шляпу и представился как мистер Берт. Семьи моей не было, беседу пришлось вести мне одной.

— Славный денек, — начал мистер Берт.

— Очень славный, — согласилась я. — Прекрасная погода для сенокоса. Как проходит сенокос?