Мне с детства прививали отвращение к таким существам, не разрешая иметь ни одно домашнее животное, и я покорно соглашалась. А сейчас просто смеюсь от этих ощущений внутри. Ведь собаки это, оказывается, здорово.

– Всё… боже… я же мокрая вся, – задыхаясь от смеха, пытаюсь оттолкнуть собаку от себя, но она только с ещё большей прытью выказывает мне своё отношение.

– Шторм, довольно, – повторяет приказ Ник, и собака обиженно подчиняется, спрыгивая, и вставая недалеко, с интересом смотря на меня, лежащую на полу всю в собачьей слюне.

С моего обзора Ник возвышается надо мной, и всё напряжение выливается в истерический смех, что не могу остановиться. Я ведь ожидала нового боя, даже целую речь приготовила, а в итоге меня чуть не изнасиловала собака на полу самого дорогого пентхауса Торонто, где ходит накаченный и сексуальный до безобразия Николас Холд, а по совместительству ещё и мой душегуб. Боже, я тоже больная на всю голову.

– Я могу умыться? – Ещё хихикая, поднимаюсь с пола и выпрямляюсь в полный рост.

Ник смотрит на меня, не мигая с непонятным выражением лица, а я перевожу взгляд на собаку, говоря ей: «Я не знаю, что в его голове».

– Можешь, только после того, как ответишь мне, зачем ты здесь? – Всё веселье как рукой снимает, и я сглатываю, пока внутри снова нарушается ритм сердца.

– Поговорить и узнать кое-что, ты обещал ведь, – отвечаю менее уверенно, чем хотелось бы.

– Пошли, – произносит он разворачиваясь.

Я замечаю на его спине татуировку, состоящую из четырёх звёзд и надписей над и под ними. И от этого открытия даже не могу двинуться дальше. Это, чёрт возьми, до идиотизма красиво и для меня запрещено. Но не для него. Почему он имеет всё то, чего я была лишена всю жизнь? Я ему сейчас настолько завидую, что обиженно выпячиваю губу.

– Мишель? – Ник удивлённо останавливается и оборачивается.

– У тебя татуировки, – объясняю своё замешательство.

– Да, есть такое, – равнодушно пожимает он плечами и указывает рукой, чтобы я шла вперёд.

– А что там написано? – Интересуясь, иду рядом с ним, и мы поворачиваем направо.

– Вот гостевая ванная, – игнорирует мой вопрос и открывает передо мной дверь, включается автоматически датчик света на движение.

– Спасибо, – всё моё внимание приковано к его лицу, он также смотрит на меня.

Его глаза для меня самое опасное волшебство, которое я когда-либо знала. Я просто не могу прекратить изучать их, потому что каждый раз вижу новые и новые оттенки шоколада, и это завораживает.

Понимаю, что веду себя глупо и навязчиво сейчас. Пришла без приглашения к нему в квартиру, чуть не умерла от страха, а теперь стою здесь рядом с его обнажённым торсом и впитываю в себя силу, исходящую от Ника. Ведь мои планы были совершенно иными. Я несколько неуверенно улыбаюсь и тереблю пальцами кромку кармана пальто.

– Мне необходимо принять душ, я был в спортзале, – нарушает он молчание и отходит в сторону, освобождая мне путь в ванную.

– Хорошо, – мне всё же удаётся отвести глаза от него и посмотреть на открытую дверь.

– Шторм будет в своей комнате, больше не нападёт на тебя со своими ласками, – его губы изгибаются в иронической усмешке, на что я кривлю нос.

– У него есть своя комната? – Удивлённо спрашиваю, когда до меня доходят его слова, а неприятное происшествие и оценку Ника я оставляю позади.

– Он ведь живое существо, ему тоже необходимо личное пространство, – Ник ещё больше удивлён моим вопросом, чем я, услышавшая о том, что собака имеет свои личные апартаменты.

Нет, он действительно болен. Он называет людей швалью, а у собаки своя долбанная комната! Что не так с его миром?!

– Я приведу себя в порядок и уйду, не волнуйся. Прости за беспокойство, – хмурюсь от своих мыслей и делаю шаг в освещённое пространство.

– Мишель, – он резко хватает меня за руку и тянет на себя. От неожиданности падаю на него и упираюсь одной рукой о прохладную кожу его груди, под которой слышится неравномерное биение сердца. Я сглатываю от этой близости и поднимаю глаза на его лицо. Он внимательно смотрит на меня, поглаживая большим пальцем подушечку ладони. Но это не успокаивает меня, а приводит в нервное напряжение. Это неправильно.

Его лицо склоняется к моему уху, и я слышу шёпот, задерживая дыхание от интимности:

– Ждал тебя и уже не надеялся, что ты придёшь.

– Я…я не хотела приходить, – едва слышно говорю.

– Но ты всё же здесь, – отвечает он, прижимаясь своим виском к моему, а его свободная рука обнимает меня за талию, притягивая ближе.

Это ведь обычное объятие, но ощущение, что для него нет. Как и для меня. Необходимо быть честной с собой. Слишком личное прикосновение к душе, глаза начинает щипать, и я быстро моргаю, чтобы не показать ему, что его жест задел во мне что-то новое… снова. Мне уютно с ним, комфортно, словно это мой дом. Незнакомый человек, ставший неожиданно ближе, чем кто ни было.

Моя рука плывёт по его коже, и я сжимаю его шею, приподнимаясь немного на носочки, отдаваясь этой минуте. Позволяя себе чувствовать, когда это так прекрасно.

– Я тут, – шепча, закрываю глаза. Ловлю себя на мысли, что это очень романтично, как в фильме. И глубоко вздыхаю, потому что наслаждаюсь его руками, его ароматом. Им.

Ник неожиданно отстраняется от меня, несильно отталкивая от себя, что упираюсь спиной в косяк двери. Он смотрит на меня со злостью, а я озадаченно вторю ему.

– Приведи себя в порядок и возвращайся в гостиную, я приду через десять минут, – его голос резок, он даже не скрывает недовольства и, разворачиваясь, уходит в противоположную сторону, скрываясь в темноте квартиры.

Быстро захлопываю за собой дверь ванны. Боже, как сильно я устала от его смены поведения. То он нежен, то тут же закрывается и со звериным темпераментом готов разорвать меня. Что с ним? Но раз я здесь, то узнаю всё, точно узнаю!

Шестнадцатый шаг

Оглядываю комнату, которую мне предложили, и равнодушно подхожу к раковине. Обычная ванная в песочных тонах и золотыми рисунками на стене, душевая кабина и необходимая сантехника.

Смотрю на своё отражение и ужасаюсь внешнему виду девушки со всклоченными волосами. Да у меня вороньё гнездо на голове, уже не говорю о бледности лица и огромных тёмных блестящих глазах, как у сумасшедшей. Неудивительно, почему Ник разозлился, увидев меня после волны ласки. Я бы тоже испугалась.

Открываю воду и отмываю лицо от неприятного аромата Шторма, благо косметики на мне нет. Передёргивает от отвращения самой к себе, и я сильно тру щёки от слюны. Затем пытаюсь пальцами причесать волосы, но они топорщатся. После того как немного удаётся усмирить их, роюсь в карманах, находя резинку. Собрав их в хвост, кривлюсь, но лучше всё равно не будет, поэтому закрываю кран и вытираюсь полотенцем. Далее, начинаю кусать губы, чтобы они приобрели естественный розовый цвет, щипаю себя за скулы, дабы не походить на ходящего мертвеца.

Тихо отворяю дверь и прислушиваюсь – ни одного звука не доносится. Выхожу из ванной комнаты и, направляясь в гостиную, на ходу снимаю пальто, в котором уже вспотела, оставаясь в кофте и джинсах. Бросив на диван свою верхнюю одежду, волнуюсь, ищу в голове интересующие вопросы, но их настолько много, что я ругаю себя за то, что не записала и приехала неподготовленная. Хотя какая подготовка? Смешно. Когда Ник рядом я, вообще, забываю обо всём, и эмоции не дают разуму проснуться и руководить мной.

Брожу по комнате, ищу хоть какое-то подтверждение жизни: рамки с фотографиями, книги, журналы, разбросанные носки, в конце концов. Ничего, всё идеально чисто. Моя ладонь проходит по эмалированной поверхности рояля, и я незаметно для себя улыбаюсь. Никогда не было желания учиться играть на музыкальных инструментах, во мне нет терпения и выдержки. Но сейчас просыпается мимолётное желание начать. Тут же отгоняю от себя эту глупость и огибаю инструмент, садясь на пуфик. Крышка открыта, значит, на нём всё же кто-то играет. Может быть, та девушка, которая таинственным образом исчезла и её не видно?

– Мишель, – вздрагиваю от неожиданного зовущего меня голоса и поднимаю голову от клавиш. Рядом с роялем стоит Ник в серой кофте и тёмных джинсах, его волосы ещё влажные, и он с интересом смотрит на меня.

– Ты играешь? – Спрашивая, провожу пальцами по белым клавишам.

– Да, – кивает он и облокачивается на инструмент.

– Ты хоть что-то не умеешь? – Хмыкаю, и его губы растягиваются в улыбке.

– Я могу предложить тебе что-нибудь выпить, чтобы ты расслабилась? – Интересуется он и идёт к стеклянному шкафчику с алкоголем.

– Да, но некрепкое, мне завтра на учёбу, и я за рулём, – отвечаю и поднимаюсь с пуфика.

– Крошка, я ведь тебя спаиваю, – бросает на меня игривый взгляд, открывая дверцу.

– У тебя есть на это причины? – С сарказмом спрашивая, скрещиваю руки на груди.

– Множество, – загадочно отвечает Ник. Да он флиртует со мной, а я только качаю головой и пытаюсь спрятать улыбку.

– Если ты будешь пить, то либо остаёшься здесь, или тебя отвозит Майкл, – уже серьёзно говорит он, втыкая штопор в пробку.

– Выбираю Майкла, – незамедлительно отвечаю, и его губы искривляются в усмешке.

Смотрю за его уверенными и чёткими движениями, снова любуюсь сильными руками, крутящими штопор и с хлопком и лёгкостью откупоривающими бутылку. Он разворачивается и идёт к барной стойке, огибая её и стягивая два бокала со специальной вешалки. Не обращает на меня внимания и наливает белое вино.

Ник в каждую руку берёт по бокалу и идёт медленно на меня, как хищник, гипнотизируя глазами. Поддаюсь этому, продолжая стоять с лёгкой улыбкой на губах, и туманным взглядом встречаю его уже рядом. Он протягивает мне один бокал, и я беру его, опуская голову, чтобы проследить за своими действиями и заметить… чёрт ещё одну татуировку на середине внутренней части руки.

– Спасибо, – говорю, не отрывая взгляда от круга диаметром два сантиметра. Внутри которого изображены три чёрные спирали, направленные против часовой стрелки и с небольшими, но бросающимися в глаза, круглыми незакрашенными участками кожи.

Ник, вероятно, догадывается, куда я смотрю, и тут же опускает руку, пряча её в карман джинс.

– А она что означает? – Поднимаю на него удивлённый взгляд, и он, вздыхая, делает глоток вина.

– Это какой-то символ? – Продолжаю, тоже отпивая вино с богатым вкусом.

– Ты уверена, что хочешь знать обо мне то, что я могу рассказать? – Мрачно произносит он и его глаза меняются, становясь темнее. Такими чёрными их ещё ни разу не наблюдала и отчего-то волнение внутри просыпается и заставляет меня нервничать. Облизываю губы и киваю.

– Тогда пошли, Мишель, – он протягивает мне руку, и я вкладываю свою в его. У него такие тёплые ладони, они согревают меня и успокаивают. Не знаю, как объяснить эту реакцию, но таков факт и надо прекращать убегать оттого, что Ник мне безразличен.

Он ведёт меня к дивану и помогает сесть, ставя свой бокал на стеклянный столик, а затем забирает мой и делает с ним то же самое.

Ощущаю страх внутри, что-то подсказывает мне, что вхожу в его реальный мир, и он будет для меня бомбой. Кажется даже, что слышу некий щелчок, означающий, что невидимая дверь открывается передо мной, и я делаю туда шаг. Глубоко вздыхаю, он смотрит на меня и уголок его губ приподнимается.

– Не нервничай, Мишель, я не собираюсь тебя готовить на ужин. Уйти ты можешь в любую минуту, когда захочешь. Майкл на низком старте, – спокойно говорит он. Поднимаю голову и натянуто улыбаюсь, цепляя руки в замок.

– Всё хорошо, – тихо отзываюсь, а губы нервно подрагивают.

Он направляется к тумбам под телевизором и нажимает на одну из дверей, она бесшумно отодвигается в сторону. Ник достаёт белые листы бумаги и ручку, закрывает дверцу, поворачиваясь ко мне.

Удивлённо слежу за его действиями и явно сбитая с толку тем, что он задумал. Рисовать? Или будет писать сказки?

От его взгляда ёжусь и ожидаю продолжения с быстро бегущим сердцем, мои ладони уже вспотели от напряжения.

– Перед тем как начнёшь меня спрашивать, ты должна подписать вот это, – кладёт передо мной лист, и я вижу, что это договор о неразглашении информации. Хмурюсь и перевожу взгляд на Ника.

– Я говорил тебе, что тщательно охраняю свою жизнь, не доверяю никому и ни при каких условиях. Поэтому всегда требую подписи и осознания того, что это юридический документ, за нарушение которого могут посадить, – он говорит всё чётким и твёрдым голосом, его лицо непроницаемо.

– Хм… ты не считаешь, что это глупо? – Тихо спрашиваю.

– К сожалению, у нас разные понятия о глупости. Раз я уже поплатился за неё и больше не желаю повторять печальный опыт, – зло произносит он, смотря на меня совершенно не добро.

– Что такого страшного в твоих ответах? – Практически шепча, я бросаю быстрый взгляд на бумагу.