Она должна проникнуть в тюрьму, должна увидеть Бласко! Жюли вышла из дому и направилась по берегу реки в сторону бурлящего города. Ей предложили сесть в барку, и она с благодарностью согласилась. Когда барка плыла по реке, Жюли смотрела перед собой, не видя шумных толп, не слыша криков и музыки.

– Сегодня казнят семерых, – сказал мужчина, пригласивший ее в барку.

– Я слышала, что их повезут с Тауэр-Хилл через весь город, – добавила его спутница. – Казнь состоится в поле на краю Холборна, рядом с церковью Святого Джайлса.

– Семерых? – пробормотала Жюли. Будет ли Бласко в их числе? – Как их зовут? – спросила она.

– Бэбингтон, Боллард[56] и еще пятеро. Все молодые люди. Жаль, что они участвовали в заговоре против королевы.

– Такой конец ждет всех изменников, – добавил мужчина.

Жюли попросила перевезти ее на южный берег и высадить там. Они удивленно посмотрели на нее, но им было не до печальных иностранок – нужно поспеть в Холборн, чтобы занять удобное место.

На южном берегу толпился народ. Все шли в одном направлении – противоположном тому, куда двигалась Жюли. Толпа напирала на нее. От запаха жареного мяса, которое торговцы пытались всучить прохожим, у нее закружилась голова. Ребенок шевельнулся в ее чреве. Голубое небо словно опускалось на нее, становясь темно-синим; она чувствовала жаркое дыхание надвигающихся на нее людей и опустилась на землю.

Боль пронизала ее распростертое тело, оказавшееся под ногами у толпы.

Тюремщик вошел в камеру. Доминго потерял счет времени, проведенному здесь. Он все время молился, отвлекаясь, только чтобы съесть кусок хлеба и запить его водой, – из этого состоял тюремный рацион.

Ему ничего не удалось узнать. Доминго не знал, что произошло с Бласко. Тюремщик, входя в камеру, ничего ему не говорил, но бросал на него странные взгляды.

При его появлении Доминго каждый раз вздрагивал, не сомневаясь, что его сейчас отведут на допрос и будут пытать. Во сне он видел двух человек, подвешенных к потолку. Ему казалось, что один из них – Бласко и его пересохшие губы шепчут: «Я страдаю из-за тебя!» Иногда ему снилось, что Бласко распяли. Он просыпался и смотрел на крест, который носил под рубашкой. Ему чудилось, что лицо распятого изменилось и приобрело черты Бласко.

В полубреду Доминго воображал, что предал Христа, что стал одним из народа, отвергнувшего Бога. Доминго ощущал тяжкое бремя своего греха и был бессилен избавиться от него.

Он чувствовал, что должен пойти к следователю и сказать: «Я повинен в том, в чем вы обвиняете моего брата. Я священник и приехал сюда, чтобы участвовать в свержении королевы. Пытайте меня, казните, но отпустите моего брата, ибо он прибыл сюда только ради меня и не питает особой любви к нашей вере».

Но Доминго не мог заставить себя попросить, чтобы его отвели к следователю. Он боялся темных подвалов и того, что может там произойти.

Даже сейчас он задрожал, когда тюремщик вошел в камеру.

– Готовьтесь к выходу, – предупредил он Доминго. – За вами придут.

– Меня освободят?

– Я этого не сказал. Вы отсюда выйдете, но я должен держать камеру наготове на случай вашего возвращения.

Доминго подумал, что тюремщик насмехается над ним. Но вскоре высокий мужчина, которого он раньше не видел, вошел в камеру и сказал:

– Вы готовы? Тогда следуйте за мной, сеньор Каррамадино.

Они вышли из тюрьмы, и никто не пытался остановить их. На берегу их ожидала барка, в которой они переправились через реку.

– Куда мы направляемся? – спросил Доминго.

– На окраину Холборна – в поле. Вы все поймете, когда мы туда доберемся.

Доминго стоял рядом с эшафотом, а провожатый крепко держал его за руку. Он ощущал пожатие стальных пальцев, делавшее невозможной малейшую мысль о попытке к бегству.

Доминго смотрел на семерых молодых людей. Как же они не походили на уверенных заговорщиков, за чьим столом он сидел в доме в Барбикене! Теперь их лица искажал страх, так как они знали, какая судьба их ждет. Доминго отвернулся.

– Вам запрещено отворачиваться, – сказал его спутник.

– Я не желаю смотреть на это!

– Ваши желания не имеют значения. Вы узник королевы и должны видеть всю церемонию от начала до конца. Это важно.

Доминго уставился перед собой, смутно слыша крики толпы. Он видел варварскую казнь Болларда, которого вынули из петли живым и стали кромсать ножом мясника.

За ним последовал Бэбингтон – молодой человек, который сидел во главе стола и в чьем взгляде светилось честолюбие.

Он злоумышлял против жизни королевы и должен был погибнуть смертью предателя – таков был закон этой страны.

Доминго видел, как над корчащимся на земле Бэбингтоном занесли нож. Он слышал мучительный вопль, сорвавшийся с уст несчастного:

– Parce mihi, Domine Jesu![57]

Глядя на умирающего Бэбингтона, Доминго свалился без чувств.

Чарли Монк спешил в дом на Сизинг-Лейн. Это была большая честь. Его не часто там принимали. Паж вопросительно посмотрел на него.

– Не беспокойтесь, – сказал им Чарли. – У меня назначена встреча с вашим господином.

– А кто вы такой? – высокомерно осведомился лакей.

– Просто передайте вашему хозяину, что мистер Чарлз Монк ждет внизу.

Он протянул монету лакею, тот изумленно уставился на нее и пошел оповестить хозяина, который, к удивлению лакея и удовлетворению Чарли Монка, распорядился привести к нему посетителя. Чарли проводили в просторную комнату, увешанную фламандскими гобеленами. Тишина и покой подействовали на Чарли, который на цыпочках подошел к столу и шепотом осведомился у сидящего за ним человека:

– Вы посылали за мной, сэр?

Человек поднял голову – он был пожилым и смуглым.

– Вы хорошо поработали, – промолвил хозяин дома. Он подобрал лежащие перед ним бумаги. На верхнем листе было написано: «Братья Каррамадино».

– Благодарю вас, сэр Фрэнсис, – почтительно отозвался Чарли.

– Скоро вы сможете оставить сэра Эрика.

– К вашим услугам, сэр.

– Думаю, у меня будет для вас работа на западе.

– Очень хорошо, сэр Фрэнсис.

– И возможно – я очень на это надеюсь, – с этими братьями.

– Да, сэр.

– Но сейчас я не могу сказать точно. Я послал за вами, чтобы вы смогли подготовить историю для сэра Эрика, объясняющую, почему вы не можете оставаться с ним. Вы должны быть под рукой, когда братья выйдут из тюрьмы, если они оттуда выйдут. Детали я сообщу позднее. Но я хочу, чтобы вы знали, что я вами доволен. Я значительно пополнил свои сведения об этих молодых людях, потому что многое о них выяснили вы. Это вы сообщили мне, что священник очень напуган и страх не дает ему покоя. Это полезные сведения – как, впрочем, и все другие. Любые сведения – даже кажущиеся мелкими и незначительными – должны передаваться мне, так как маленький кусочек может объяснить всю головоломку.

– Да, сэр Фрэнсис.

– Я хочу, чтобы вы оставались в контакте с этими испанцами. Мне нужны любые подробности, которые вы сможете добыть насчет армады, сооружаемой в Испании. Помните: никакие сведения нельзя считать полностью незначительными. Знаю, что вы меня понимаете. Скажите, кто-нибудь из братьев упоминал человека по имени Марч?

– Марч? Нет, сэр. Но младший брат постоянно упоминал фамилию Маш или Марш. Он спрашивал почти каждого встречного о моряке с таким именем.

– Превосходно. Пока что я не могу дать вам указания. – Он посмотрел на причудливой формы часы, стоящие на столе. – Но скоро я это сделаю. А теперь прошу вас подождать в другой части дома, так как я ожидаю посетителей и не хочу, чтобы они вас видели, – в противном случае ваши услуги станут для меня бесполезными. Вам подадут еду и напитки, а к тому времени, когда я снова пошлю за вами, я надеюсь, что смогу дать вам подробные указания.

– Я буду ждать, сэр, и готов продолжать охоту за священниками.

– Священниками и шпионами, что часто одно и то же. Потяните за шнур звонка, и вас проводят в столовую, но ни в коем случае не выходите оттуда, пока я не пришлю за вами.

– Я всегда к вашим услугам, сэр Фрэнсис, – сказал Чарли Монк.

Когда Чарли вышел, сэр Фрэнсис Уолсингем снова взял бумаги и начал их изучать. Благодаря своей секретной службе, которая была лучшей в мире и снабжала работой сотни людей в Англии и на континенте, он был лучше, чем кто-либо другой, осведомлен о происходящих в мире событиях.

Если бы не Уолсингем, многие заговоры с целью убийства королевы могли бы окончиться успешно, но как много лет назад во время заговора Ридольфи, так и в случае с заговором Бэбингтона Уолсингем, благодаря разветвленной агентурной сети, был в курсе этих планов почти с момента их возникновения и следил за их развитием вплоть до того момента, когда он решал затянуть заговорщиков в свою паутину. Уолсингем привел Бэбингтона и его соучастников к заслуженной ими каре, и на сей раз даже сама королева не сможет спасти жизнь Марии Стюарт, потому что он докажет Елизавете, насколько глубоко шотландская королева была замешана в этом заговоре. Теперь его основной задачей было убедить Елизавету, как сильна опасность, исходящая из Испании. Каждый день Уолсингем предоставлял ей сведения о строительстве армады, которую Филипп, несомненно, сооружал для нападения на Англию.

Уолсингем снова перелистал досье. Оно сообщало, что Доминго Каррамадино поступил в вальядолидскую семинарию в 1572 году и что он сделал это после того, как его невесту похитил английский пират. Примерно тем же временем датировалось прибытие в Плимут корабля капитана Энниса Марча с испанскими женщинами на борту, что свидетельствовало об успешном набеге на Испанию. После этого капитан женился на одной из этих женщин. Королева благоволила ему с тех пор, как он вернулся из Мексики с богатой добычей, в которую она запустила свои жадные руки. Теперь капитан был сэром Эннисом Марчем и жил в Девоне по соседству с домом, который, как подозревали, священники использовали в качестве пристанища после прибытия с континента.

Разве это не доказывает, какими полезными могут оказаться даже самые маленькие клочки информации?

Доминго стоял перед Уолсингемом.

Сэр Фрэнсис обратился к человеку, который сопровождал его:

– Вы можете идти. – Когда провожатый удалился, он заметил: – Вы плохо выглядите, сеньор. Садитесь.

Доминго сел, едва замечая то, что его окружало. Он не имел понятия, кто такой человек, который сидит напротив, изучая его спокойными и внимательными темными глазами. Перед внутренним взором Доминго все еще стояли ужасы, свидетелем которых ему пришлось стать. Он ощущал веревку палача на своей шее и нож мясника в своем теле.

– Зрелище было малоприятным, – медленно произнес сэр Фрэнсис, – и, как я слышал, оно произвело на вас глубокое впечатление. Я этому не удивлен. Уже много лет изменников казнят подобным образом в качестве средства устрашения. Но каждый заговорщик рассчитывает, что выйдет победителем. Это одна из странностей человеческой природы. Вам, несомненно, известно, что мы во всех подробностях осведомлены о вашей деятельности с тех пор, как вы прибыли в эту страну.

Доминго кивнул.

– Вы и ваш брат – наши пленники. Мы знаем, что вы были соучастниками изменников, которые сегодня окончили свои дни в Холборне. Многие узники наших тюрем могут вскоре последовать за ними.

Пот выступил на лбу у Доминго. «Иисус, спаси меня! – мысленно взмолился он. – Я не вынесу таких страданий. Это хуже крестной муки».

Сэр Фрэнсис видел, как шевелятся губы сидящего перед ним человека, и понял, что тот охвачен ужасом. Чарли Монк был прав. Такого человека не следовало посылать со столь опасной миссией. У него не хватает на это мужества. Сэр Фрэнсис ощутил нечто похожее на жалость. Этого безобидного беднягу уговорили на шпионаж, неизбежно сопутствующий деятельности тех, кто именует себя миссионерами Иисуса! Более подходящим названием было бы «миссионеры Филиппа». Как же нравилось королю-монаху в Эскориале сочетать религиозный пыл со шпионством!

В жизни Уолсингема была единственная страсть – служение своей стране посредством служения королеве. Если бы он позволил чувству жалости к испуганному священнику повлиять на исполнение его долга, то не был бы человеком, который потратил огромное состояние на службе Англии. Уолсингем не забывал, что его родине угрожает смертельная опасность. Страшная тень армады нависла над Англией, и так как он не смог убедить королеву в необходимости строить корабли, ему приходится по клочкам собирать сведения о вражеских маневрах – в этом ему должен помогать каждый человек, не важно, каким способом он заставит его это делать. Уолсингем склонился над столом.

– Сегодня вы видели, как людей подвергли казни, которую заслуживаете вы и ваш брат. Я предлагаю вам вашу и его свободу за определенную цену.