Виктория Холт - Алая мантия

Капитан предупредил их, что рейд нужно провести быстро. На берегу не должно быть никаких забав с женщинами, а каждого пьяного он убьет собственноручно, или, что еще хуже, оставит на милость испанцев. Они получат и вино, и женщин, но только оказавшись в безопасности на борту.

– Быстрее, лодыри! – прикрикнул на них капитан. – Хотите, чтобы вас обнаружили здесь солдаты короля Филиппа? Поторапливайтесь – к ночи мы должны отплыть.

Исабелье казалось, что этот ужас не кончится никогда.

Ее и Бьянку вывели к лошадям и привязали к одной из них. Исабелья видела, что так же поступили с четырьмя служанками – самыми молодыми и хорошенькими. Она заметила еще кое-что: тела конюха и другого слуги на мраморных плитках патио и пятна крови на их одежде.

Исабелья видела плачущую на лестнице Хуану, которую один из пиратов грубо отшвырнул в сторону. Она видела, как Мария рванулась к ней, но получила такой удар, что свалилась на пол.

Лошади были нагружены шелковыми и бархатными занавесями, безжалостно сорванными с карнизов; седельные сумки мулов также были полны награбленного.

Наконец, они тронулись в путь. Исабелья потеряла сознание, но Бьянка оглянулась и увидела позади пламя горящего дома.

Они очутились в корабельной каюте. С них сняли веревки, так как бежать отсюда было некуда. Здесь же находились четыре служанки, которых привезли на корабль вместе с ними. Они были напуганы и искали утешения у Бьянки, потому что она боялась меньше остальных, хотя и догадывалась, какая судьба их ожидает. Но кипевшие в ней гнев и ярость пересиливали страх.

«Если бы у меня был мой нож! – думала Бьянка, вспоминая глупую Хуану, плачущую на лестнице, и Марию, пытавшуюся защитить ее хозяйку и сбитую с ног жестоким ударом пирата. – Я бы воткнула нож ему в спину! – свирепо подумала цыганка. – Хотя бы один из них пал от моего ножа! Но эти дуры забрали его у меня!»

– Что с нами будет, Бьянка? – заговорила Исабелья.

Бьянка не ответила. Она знала, что пираты сейчас едят превосходную пищу, приготовленную к свадьбе, запивая ее вином, которое должны были пить за здоровье невесты. А когда они набьют животы, то пожелают других удовольствий.

Снаружи послышались неуверенные шаги. Дверь каюты открылась. На пороге стоял капитан Эннис Марч, окидывая пленниц злобным и насмешливым взглядом.

Его глаза задержались на Исабелье. Она была хозяйкой дома, а он – капитаном корабля.

Бьянка понимала, что капитан выбрал для себя Исабелью. Он бы схватил ее, но цыганка рванулась вперед и заслонила собой хозяйку. Глаза пирата блеснули. Он переводил взгляд с Исабельи на Бьянку, словно не мог принять решение. Внезапно капитан расхохотался, и Бьянка поняла, что он сделал выбор.

Доминго молился в своей спальне, походившей скорее на келью монаха, чем на комнату испанского дворянина, наследника обширного поместья.

На стенах не было ничего, кроме креста с деревянной фигурой распятого Иисуса. Доминго начал молиться, когда уехали родители Исабельи. «Через два дня я стану ее мужем, – думал он, – и тогда не будет пути назад. Таков мой долг».

Отец Санчес, священник, живущий в доме Каррамадино, негромко постучал в дверь. Доминго поднялся с колен и пригласил его войти.

Отец Санчес был печален – он единственный в доме сожалел о выборе Доминго, понимая, какая это потеря для Святой Церкви.

– Итак, сын мой, – с упреком заговорил он, – соглашение подписано, и вы приняли окончательное решение.

– Отец, я все еще не уверен. Но я знаю, что долг сына – повиноваться желаниям отца.

– У вас два отца, сын мой. Один на земле, другой на небе.

– Я не могу поверить, что Господь требует, чтобы я отрекся от этого мира. Если бы я получил знамение, ничто не обрадовало бы меня сильнее.

– Зов плоти поработил вас, сын мой. Ваша невеста прекрасна, ваши земли плодородны. Перед вами трудный выбор. Но разве не сказано в Священном Писании, что легче верблюду пролезть через игольное ушко, чем богатому попасть в Царствие Небесное?

Доминго закрыл лицо руками.

– Если бы мне подали знак!..

– Да, – промолвил священник с иронической усмешкой. – Насколько бы нам было легче, если бы нас вели по праведному пути. Тогда бы мы могли проводить жизнь в лености, ибо нам бы не приходилось самим искать дорогу и преодолевать препятствия, ниспосланные, чтобы испытать нас.

– Уже слишком поздно. Только чудо может предотвратить этот брак.

– Или ваша собственная воля, сын мой.

– Даже теперь?

– Многие останавливаются у самых врат погибели.

– Вы называете погибелью желание порадовать отца и жить жизнью нормального мужчины?

– Да, если речь идет о мужчине, которого Господь избрал для служения Ему, сын мой. Рука Господа коснулась вас, и глас Его изрек: «Следуй за Мною». А вы отвратили взор от Бога и устремили его на богатые виноградники отца и женскую красоту.

– Это не так, отец. Бывают времена, когда я тоскую по жизни отшельника и жажду посвятить себя служению Господу.

– Еще не слишком поздно. Венчание еще не состоялось.

– Увы, отец, уже поздно. Я поклялся вступить в этот брак. Ведь одна из заповедей Господних гласит: «Почитай отца твоего и мать твою».

– Но другая гласит, что Господь – Бог ревнитель.

– Отец, помолитесь со мной.

Они вместе преклонили колена, и в комнате воцарилось молчание.

Во двор прискакал всадник на взмыленной лошади. Соскочив наземь, он передал поводья удивленному конюху и крикнул:

– Немедленно проводи меня к сеньору!

Сеньор Каррамадино и его супруга поспешили через большой зал.

Всадник не стал терять время на церемонные приветствия.

– Ужасные новости! – заговорил он. – Дом сеньора де Ариса ограблен и сожжен! Я скакал быстро, как только мог, чтобы сообщить вам… и попросить о помощи. Это была шайка английских пиратов… Они похитили донью Исабелью…

– Вот до чего дошло! – гневно воскликнул дон Грегорио. – Эти негодяи осмелились на такое! А сеньор и сеньора де Арис?

– Они в отчаянии, сеньор. Сеньора бегает среди развалин дома и зовет сеньориту Исабелью. Сеньор де Арис попросил меня приехать к вам. От одного из раненых слуг он узнал, что это дело рук английских пиратов, которые появились сразу после окончания сиесты.

Сеньор Каррамадино хлопнул в ладоши, и к нему подбежал слуга.

– Скажи конюхам, чтобы седлали всех лошадей, – приказал дон Грегорио и крикнул: – Все сюда! Мы должны скакать на юг, чтобы помочь нашим друзьям.

– Я сообщу Доминго, – сказала бледная сеньора Каррамадино. – Он захочет ехать с вами.

Она направилась в комнату сына. Стоящие на коленях Доминго и священник поднялись при ее появлении. Они были удивлены, ибо редко видели донью Тересу утратившей спокойствие: ее губы дрожали, и она была настолько бледна, словно вот-вот упадет в обморок.

– Произошло нечто ужасное, Доминго! – воскликнула донья Тереса. – Готовься сразу же скакать в дом семьи де Арис. Английские пираты напали на него в отсутствие сеньора и сеньоры де Арис. Они разграбили дом, предали его огню и… похитили Исабелью.

Доминго задрожал. Мысль о насилии всегда ужасала его.

– Быстрее, сын мой! Нельзя терять времени. Вы еще можете догнать пиратов. Вам нужно скакать во весь опор в дом наших друзей. Они ждут вас.

– Иду, матушка, – кивнул Доминго.

На секунду он встретил взгляд отца Санчеса и прочитал в глазах священника его мысли.

«Только чудо может предотвратить этот брак… Чудо свершилось. Воистину неисповедимы пути Господни. Он избрал тебя, Доминго Каррамадино, для того, чтобы ты посвятил свою жизнь служению Ему».

Доминго с отцом скакали во главе группы всадников на юг, в сторону Хереса.

Лицо дона Грегорио побелело от ярости.

– Клянусь всеми святыми! – воскликнул он. – Неужели никто из нас не может спать спокойно в постелях? Не может оставить дом и семью на несколько часов из страха перед английскими пиратами? Какая наглость! Если мы поймаем их, а мы их поймаем…

– Они опередили нас на несколько часов, отец.

– Они не знают местность и, как говорят, не привыкли к жаре. Мы должны догнать их! Иначе что будет с… женщинами?

Доминго содрогнулся. Он часто рисовал в уме картины, которые предпочел бы не видеть, события, при мысли о которых его бросало в пот от страха.

«Я ненавижу насилие! – твердил он себе. – Меня тошнит от вида крови! Я мечтаю о покое монашеской кельи!»

Теперь это казалось ему благословением, пределом всех желаний: холод каменных стен, утешение под сенью креста, часы размышлений, колокола, зовущие к вечерне, мелодичные голоса, отзывающиеся эхом в часовне, придавая атмосфере особую святость и словно вдыхая жизнь в деревянные изображения Христа и святых.

Если бы Доминго сделал правильный выбор, он находился бы теперь там, а не гнался за английскими пиратами.

Доминго пытался представить себе командира разбойников. Он должен быть грубым, как все англичане, ловко орудующим шпагой, безжалостным, как все пираты, и сеющим вокруг горе и страдания. Как может он, Доминго, мягкий человек с душой священника, вступить в бой с этим чудовищем?

Доминго закрыл глаза, инстинктивно призывая святых – они были для него реальнее людей, с которыми он сталкивался в повседневной жизни. Он содрогнулся от ужаса, осознав смысл своей молитвы: «Пресвятая Дева, избавь меня от встречи с пиратами!..»

Какой смысл заключался в этих словах? «Пускай пираты спасутся, пускай Исабелья и другие похищенные ими женщины страдают в их руках, но только позволь мне избежать столкновения с ними!»

Будь Доминго священником целиком и полностью, он бы чувствовал себя куда счастливее. Но он страдал, будучи наполовину священником, а наполовину мужчиной. Даже во время молитвы мужчина называл священника трусом.

«Ты ненавидишь насилие? Почему? Потому что боишься боли! Ты боишься английского пирата – он представляет собой жизнь, а ты испытываешь перед ней страх. Жизнь часто жестока, и ты, сознавая свою слабость, боишься смотреть ей в лицо. Стены монастырской кельи удобны, потому что они защищают тебя от жизни. Ты можешь успокаивать свою совесть благочестием – эта красивая мантия скроет твой отвратительный страх».

Доминго пытался не думать об Исабелье и о том, что может происходить с ней теперь.

– Отец, – сказал он, – мы никогда не нагоним этих пиратов.

– Мы должны это сделать. Неужели по пути от берега сюда все спали и позволили пиратам проникнуть так далеко? Кто вообще дал им лошадей? Едва ли разбойников было очень много. Те, кто видел их, должны были поднять тревогу.

– Пираты – отчаянные люди, отец. Возможно, они внушили всем, кто их видел, такой страх…

– По-твоему, испанцы – трусы?

Доминго почувствовал, что кровь бросилась ему в лицо.

– Трусы есть в каждой стране, отец, – ответил он.

– Тогда клянусь всеми святыми, я обрушу на этих людей месть, которую приготовил для пиратов. Любого, кто струсит в такое время, следует сбросить с Толедской скалы!

Далее они скакали молча, покуда не увидели впереди город Херес-де-ла-Фронтера, лежащий между двумя грядами холмов. Вокруг расстилалась красноватая земля, на которой цвели оливковые деревья. Земля эта напомнила Доминго о крови, подобно тому, как беловатая почва виноградников заставила его подумать о подвергшейся насилию Исабелье.

Когда они ехали через город, сеньор Каррамадино призывал людей следовать за ними в погоню за пиратами, напавшими на дом его друга, заявляя, что все испанцы должны взяться за оружие против английских собак.

– Да, сеньор! – воскликнула женщина, бегущая рядом с его лошадью. – Наши мужчины уже отправились в погоню, когда приехал посыльный от сеньора де Ариса. Они вернут сеньориту ее отцу!

– Отлично, – кивнул дон Грегорио, мрачно улыбаясь. – Поехали, Доминго, еще несколько миль, и мы у цели.

Вскоре они почувствовали запах обугленного дерева. Воздух наполнял дым от все еще тлеющего здания.

Дон Грегорио пришпорил лошадь, и они проскакали галопом последние мили.

Спешившись во дворе, дон Грегорио крикнул:

– Есть здесь кто-нибудь? Мы – Каррамадино, приехали помочь вам.

Донья Марина выбежала к ним. Доминго и его отец едва узнали ее – казалось, будто за последние несколько часов она постарела на десять лет. Несчастная женщина, напрочь забыв об этикете, бросилась в объятия дона Грегорио.

– Марина, дорогая, – утешал он женщину.

Но она лишь трясла головой. При виде Грегорио и Доминго из глаз ее хлынули долго сдерживаемые слезы.