Погоня за чудом нескончаема.

Восхищение чудом — золото солнца.

Александр, сын Аполлона и Амона, не остановится. Никогда.


9

Первыми под защитой воинов шли рабы. Они днем и ночью валили деревья и строили дорогу, чтобы огромное кочевое поселение, Город царицы, мог двигаться по индийским лесам вслед за Александром.

На каждом отрезке пути солдаты забивали в землю столбы и возводили стену. Птолемей управлял округом, где жили мужчины. Он распределял припасы и ведал снабжением царя. Он же принимал раненых и новобранцев из Греции и завоеванных стран. Войска постоянно меняли дислокацию. Ржали лошади, трубили рога, скотоводы скрещивали лошадей разных пород, оружейники пытались получить новые сплавы, ткачи не отходили от скрипучих станков, повара резали скот.

В женской части города Алестрия вставала до рассвета, чтобы принимать приветствия подданных. Мужчины и женщины выстраивались перед шатром в два длинных ряда. Они по очереди простирались ниц перед Алестрией, только македонские воины получили от Александра привилегию кланяться царице в пояс.

Чтобы жениться на Алестрии, Александр повелел сатрапу Оксиарту признать ее своей дочерью Роксаной. Он был так ревнив, что просил супругу закрывать лицо в присутствии мужчин. Во время утренней церемонии я, Ания, стояла рядом с моей повелительницей и терзалась ненавистью к мужчине, который лишил ее достоинства, навязав бессмысленный ритуал ежедневного почитания.

Алестрия удостаивала каждого взглядом черных глаз. Командиры сообщали ей новости с фронта. Врачи просили снадобий для раненых. Ученые демонстрировали свои изобретения. Солдаты и их жены доносили о заговорах против царя. Безумцы, шпионы, преступники ползали у ее ног. Торговцы, гетеры, продажные девки восхваляли ее красоту. Все эти люди хотели через Алестрию добраться до Александра. Все хотели понравиться царю, угодничая перед царицей.

Солнце вершило свой ход по небу. Падали со страшным грохотом деревья, тоненько ржали жеребята, охали рабыни, выкручивавшие мокрые простыни. Мужчины входили в шатер царицы, продолжая вести спор. Женщины дрались, вцеплялись друг другу в волосы. Висевшие у них на шее дети верещали.

Алестрия терпеливо и бесстрастно выслушивала нашептывания, стенания, обвинения и отчаянные жалобы. Люди говорили с ней на македонском, греческом, персидском и наречиях разных племен. Люди верили, что она все понимает. Они делились с царицей страхами, выплескивали на нее свою ярость, боль, ревность и ненависть. Алестрия принимала ядовитые подношения и не жаловалась на боль. Она молча слушала, и ее участливый взгляд проливал бальзам на раны страдальцев. В присутствии царицы люди становились чище.

Мужчины и женщины уходили, облегчив душу. Алестрия была глубоким прозрачным озером, перед которым слуги Александра падали на колени, прежде чем загрязнить его отбросами. Она их не упрекала. И никогда не жаловалась мне. Она молча вбирала грязь и превращала в красных рыбок, блики на воде, водоросли и кувшинки.

Когда солнце стояло в зените, аудиенция подходила к концу. Исполнив свой долг, царица приказы вала оседлать лошадь, отправлялась к городским воротам и под вкопанным в землю зонтом ждала возвращения царя. Она стояла неподвижно, устремив взгляд вдаль, похожая на тугой, нацеленный на Александра лук.

На горизонте появлялись всадники. Алестрия привставала в стременах, но царя среди них не было — он слал ей дары с гонцами. Разочарованная царица возвращалась в шатер, брала подаренный царем золотой ножик и разрезала бечевки, разворачивала золотую бумагу, серебряную фольгу, банановые листья, цветочные лепестки и находила украшение, насекомое, шкатулку или диковинное перо. Она гладила подарки и много дней без устали любовалась ими.

Наутро, на церемонии, глаза Алестрии снова улыбались. Они излучали свет, но я, Ания, верная спутница царицы, читала по ее лицу. Телом она была с нами, но душой витала в далеких краях, где сражался Александр. Ее безгласное, холодное тело пребывало среди подданных, нуждавшихся в царице, а душа не покидала любимого супруга. Рядом с ним она радовалась жизни, как ребенок, с ним она могла и хотела говорить.

Наши предки были правы, запретив любовь: она превращает любую женщину в живой призрак!

Моя повелительница Алестрии стала каменной статуей.


Все камни, которые он мне дарил, были прахом.

Все яркие ткани, грудами лежавшие в шатре, казались мне саванами.

Его глаза были драгоценнее изумрудов.

Его кожа была мягче самых дорогих тканей.

Когда Александр понял, что его подарки не потрясают и не веселят меня, когда сообразил, что мертвые предметы не способны заполнить пустоту в его отсутствие, он прислал мне попугая, лягушку и подобранную на поле битвы волосатую девочку.

Я заботилась о зверьках, но они были безгласны, а я хотела говорить с Александром. Во взгляде девочки я прочла ужас выжившего в бойне человека. Я дала ей имя Алестри — так звали героиню моего недописанного повествования.

Алестри научилась ходить и уже лепетала слова на языке амазонок. Слушая ее, я грустила еще сильнее. Вокруг царило вечное лето, а в моем сердце поселилась лютая зима. Александр стал моей весной: когда он был рядом, она возвращалась, когда он покидал меня, она уходила вместе с ним.

Я не хотела учить македонский, я не хотела учить греческий. Я не была царицей Азии Роксаной. Я принадлежала кузнечикам, ветру, цветочной пыльце — всему, кто вечно куда-то летит. Я была Алестрией, остановившейся на скаку ради мужчины.

Ради мужчины Алестрия стала Роксаной. Она отреклась от степей и превратилась в цветок в серебряном сосуде на золотой колеснице.

Все эти крытые ажурным золотом шатры, все эти воины, склоняющиеся к моим ногам, все эти покорные красавицы, все эти резвые лошади, все эти птицы с пестрым оперением были тенями. Я желала только Александра — его рук, ног, дыхания.

Моя жизнь была ожиданием.

Моя жизнь состояла из тревоги.

Моя жизнь стала радостью, луной, дремотой и пробуждением.

Здоров ли Александр?

Не заблудился ли в джунглях?

Что, если его ранил отравленной стрелой притаившийся на дереве дикарь?

Ожидание лишало меня сил.

Я утратила вкус к еде и игре, разучилась радоваться.

Я больше не мечтала и не пела. Я онемела.

Я не знала, чего жду — его возвращения или ухода, ранения или смерти.

Я заставляла себя есть, одеваться, убирать волосы. Я скрывала свое отчаяние от людей Александра, старалась держаться прямо, отдавала приказы, излучала покой и уверенность. Я молча благословляла каждого, молилась за всех. Солдаты, жены, шлюхи, торговцы, рабочие, рабы, лошади, собаки — я любила всех, потому что любила их царя.

Только Ании я не могла смотреть в глаза. Я боялась, что она узнает мою тайну: я согласилась стать царицей Азии Роксаной из-за красоты моего возлюбленного. Я прикрывалась царским достоинством, но страдание одолело меня. Я стала слабой и больше не заслуживала ее преданности. Ания и остальные должны покинуть царицу, которая не может справиться с тоской. Но как мне выжить без них?

Таково мое наказание за то, что предала свободу.

* * *

Я тосковала по степям. Мне недоставало криков перелетных птиц. Я думала о девочках, о жеребятах, о козах. Мне не хватало запаха нашей еды. Я перестала быть задумчивой Танией, любившей втайне наслаждаться жизнью. Порочность мира мужчин запачкала мою душу, мне были отвратительны творимые ими убийства, козни и предательство. Я устала жить среди женщин, не умеющих радоваться жизни, ругающихся дни напролет из-за клочка ткани, детского каприза или цены кольца.

Мужчины и женщины кружили вокруг Ании, ведь она была спутницей царицы. Они осыпали меня похвалами, осыпали меня богатыми дарами, кормили вкусными яствами, пытались выдать замуж. Я избегала их, смотрела свысока.

Я легко угадывала их мысли. Они хотели подкупить меня, чтобы добиться благорасположения царицы. Они хотели вызнать секрет нашего происхождения, наше прошлое, наши обычаи. Они хотели бы выяснить, как настроена царица, о чем она говорит, что ее волнует, и разнести это по городу, а потом бахвалиться своей осведомленностью.

Эти мужчины, украшавшие себя глазами совы и собачьими ушами, злословили о нас, стоило им вернуться в ту часть города, где они обитали. Имя царицы и ее странных спутниц не сходило с уст неблагодарных дармоедов, которые скучали в ожидании победы царя. Слухи ползли от одной палатки к другой. Рабыня, поденщик, солдат являлись, чтобы донести мне, какими скабрезными шуточками обмениваются в разговорах друг с другом жители Города царицы. Я слушала и чувствовала себя так, словно на меня набросились разъяренные пчелы. Я впадала в ярость, бежала в шатер к царице и обрушивала на нее поток услышанной лжи.

Люди называли царицу злой колдуньей, убившей дочь сатрапа Оксиарта Роксану и укравшей ее облик и душу. Сатрап будто бы согласился сыграть роль отца, чтобы стать генералом армии Александра. Болтали, что мы пришли из далекой страны, где женщины говорят с духами, что царица этой страны прибегла к черной магии, чтобы покорить сердце Александра, Меня, Анию, называли холодной и жестокой и обвиняли в том, что я дурно влияю на царицу, а через нее и на Александра.

Я со слезами упала к ногам царицы:

— Вернемся домой! Этот народ безумен! Этот народ проклят! В степи люди убивают оружием, мужчины и женщины Александра — языком!

Алестрия гладила меня по волосам и говорила, желая утешить, что белые журавли должны летать над пламенем.

— Александр околдовал тебя! Он прячется за твоей спиной, чтобы управлять народом, жаждущим иметь царицу, чтобы почитать ее, клеветать на нее, докучать!

— Ты прекрасно знаешь, что я не Роксана, — ответила моя повелительница. — Все, что они говорят о Роксане, меня не касается.

— Ты скакала по степи, ты сражалась со свирепыми воинами, как можешь ты позволять этим глупцам позорить твое имя? Сначала они воспользуются твоей добротой и чистотой, а потом назовут ведьмой. Уйдем, Алестрия! Покинем это гнездо злобных пчел! Оставим Александра, повелителя лживых, не умеющих хранить верность мужчин и женщин!

— Все дело в их слабости. Пожалеем их. Не плачь.

Я не верила своим ушам. Я чувствовала гнев на свою повелительницу.

— Не плачь… И это все, что ты можешь сказать? Я каждый день оплакиваю участь моей царицы! Александр не любит тебя! Он взял тебя в жены, чтобы ты родила ему ребенка. Александру необходим наследник для продолжения династии. Он, как Дарий и многие мужчины до него, хочет сына от царицы амазонок! Потому и возвращается, делит с тобой ложе и уходит!

Алестрия вздрогнула. Я хорошо рассчитала удар — он достиг цели. Помолчав несколько мгновений, она сказала:

— Ты ничего не понимаешь в любви, Ания. Любовь любима любовью. — Глаза повелительницы блеснули мрачным торжеством. Тень Алестрии изгибалась в свете свечей, заполняя собой шатер.

Моя царица потеряла рассудок.


Ания никогда не любила мужчину. Она ничего не знала о любви. Она не понимала, какое это счастье — новая встреча с возлюбленным, когда мужчина и женщина засыпают в объятиях друг друга и видят общие сны. Ей была неведома боль от разлуки с любимым, когда кажется, что у тебя отсекли часть тела. Она не постигала силы, делающей меня безразличной к наветам, предательству, обвинениям и козням. В ней не было и быть не могло безумия, подобного моему: пусть Александр все у меня заберет — я так его люблю, что перенесу даже разлуку.

Любовь живет внутри тела, где-то в груди. Любовь нельзя ни потерять, ни украсть. Любовь мучила меня и делала красивой. Любовь приводила меня в отчаяние и наполняла надеждой. Я любила Александра! Эти слова погружали меня в ледяную воду и толкали в огонь, радовали и причиняли боль. Эта волшебная фраза возносила меня в небеса и низвергала в бездну!

Разве могли слухи и злые наветы задеть меня — меня, живущую в висячем саду собственного страдания и счастья? Что за дело мне было до молвы?

Я ненавидела ждать, я любила ожидание! Я плакала, потому что не могла дотронуться до Александра, услышать его голос. Когда я прикасалась к Александру, когда он говорил со мной, я думала, что мы вот-вот расстанемся, я лишусь этого счастья, и предпочитала жить в разлуке, я ложилась, и мы воссоединялись в моей воображаемой степи: он обнимал меня, шептал нежные слова, смешил и мы скакали по зеленому морю травы.

Любовь — это нежность. Любовь — это страх. Любовь — мягкая подушка и приставленный к шее меч. Моя жизнь закончится, если я больше не увижу любимого, не буду его ждать, не смогу прикоснуться.

Когда Александр поднимался с ложа и надевал доспехи, чтобы снова отправиться на войну, он ничего мне не обещал, а я ничего у него не просила. Воины знают, что каждый новый день может стать последним. Воительницы понимают, что обещание равносильно лжи. Воины предпочитают смерть трусливому бегству с поля боя. Между мной и Александром была только любовь. Мы не произносили слова «смерть». Он ничего мне не говорил. Я ничего не говорила ему. Я помогала ему одеваться. Завязывала сандалии. Приглаживала пальцами волосы. Касалась локонов и вдыхала его запах. Каждый раз был как последний. Смерть витала рядом, но мы притворялись, что забыли о ней. Мы пришли издалека, победили время, пережили бури и войны, чтобы встретиться, разве могли мы расстаться?