Джоанна Линдсей - Ангел

И все это сопровождалось сценами ревности и зависти, хотя все трое были закадычными друзьями. Наконец это вылилось в драку, когда один из них бросил вызов двум другим. Он еле-еле победил, но мне показалось это настолько романтичным, что я в тот же день дала ему согласие. Это был твой отец.

— Едва ли это напоминает мой случай, мама. Просто ты красивая женщина.

— А ты все еще считаешь себя некрасивой? Позволь мне, детка, открыть тебе маленький секрет. Это признание сделал мне однажды твой отец. Он сказал, что это происходило незаметно, я вроде как росла у него на глазах, пока в один прекрасный день он вдруг не обнаружил, что я гораздо красивее, чем он раньше полагал. Понимаешь, мы были знакомы несколько лет, и он никогда до этого не обращая на меня внимания. Отец также признался, что каждый раз, когда он встречал меня после этого, я казалась ему все красивее, пока, наконец, он не стал думать, что я самая красивая женщина в мире, которую он когда-либо видел.

— Ты шутишь, мама?

— Зачем мне шутить? Просто я хочу сказать, что ты выглядишь необычно, и нужно чуть-чуть времени, чтобы привыкнуть, точно так же, как и в моем случае. С годами мои черты установились и сложились в более или менее традиционные. Я думаю, что то же произойдет и с тобой, и вскоре мужчины будут просто падать уже при первой встрече.

Касси не могла удержаться от смеха:

— Красиво рассказываешь, только меня на это не купишь.

— Правда? Так вот, я считаю, что этот стрелок достаточно долго отирался рядом с тобой, чтобы понять, что ты ослепительно красива. Ты не можешь понять, почему он тебя так хотел? А вот я догадываюсь, что мужик просто ничего не мог с собой поделать.

Касси вспыхнула, но лишь потому, что ей и самой очень хотелось, чтобы так было на самом деле. Разумеется, все было не так, но в любом случае это уже не имело значения.

Так она и сказала.

— Теперь это не имеет значения. Он уехал и ожидает, чтобы я с ним развелась.

— И мы, конечно, его не подведем, — твердо сказала Кэтрин.

Было очевидно, что маме не понравился Ангел, но последнее замечание заставило Касси передернуться. Она хотела уже сменить тему разговора и даже придумала, как это сделать.

— Так о чем ты с папой говорила, нарушив двадцатилетнее молчание?

— Не твое дело, — ответила Кэтрин и ушла прежде, чем Касси могла поспрашивать еще.

Да, в ту ночь в амбаре между ними явно что-то произошло. Заняться разгадкой этой тайны — было именно то, чего недоставало Касси в данный момент, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей об Ангеле. Однако вытащить какие-либо сведения из мамы никак не удавалось. Может быть, подход был не тот.

Она вспомнила, насколько ее поразило, когда впервые узнала, что дети из семей Кэтлин и Маккаули даже не ведали, из-за чего началась их вражда, в которую они по уши были вовлечены. Однако Касси с детства настолько привыкла не вмешиваться в жизнь родителей, что ей и в голову не приходило, что она точно так же не представляет, что привело ее родителей к разрыву. И девушка решила начать именно с этого.

Поскольку битком набитый дилижанс не подходил для беседы на столь деликатную тему, Касси дождалась, пока они пересели на поезд. В вагоне было гораздо удобнее ехать, а кроме того, он обеспечивал относительную изолированность от окружающих. К разговору она приступила в вагоне-ресторане, в первый день их путешествия на поезде, начав, словно невзначай, за десертом и кофе, когда столики вокруг уже опустели.

Прошла уже неделя с тех пор, как они покинули Колли, и Касси не терпелось испытать свой новый подход. Приняв невинный вид, она спросила мать:

— Как получилось, что ты и папа вдруг разлюбили друг друга?

Кэтрин чуть не поперхнулась последним глотком вишневого компота:

— Это еще что за вопрос?

Касси пожала плечами:

— Наверное, мне давно уже следовало тебя об этом спросить.

— После того спектакля, что ты устроила в отцовском амбаре, ты что-то стала слишком смелой! Если не сказать бесцеремонной!

— Ты думаешь? Я стараюсь...

— И не думай подлизываться ко мне, малышка!

— Тогда и ты не уклоняйся от ответа, мама. Вопрос простой, такой, который, как мне думается, я имею право задать.

— Он слишком... личный.

Кэтрин по-прежнему уходила от ответа. Касси это было хорошо знакомо. Но на этот раз она не собиралась сдаваться.

— Я ведь не какой-нибудь сосед с длинным носом. Я твоя дочь. Он мой отец. Вы мне уже давно должны были все рассказать, мама. Почему ты его разлюбила?

Кэтрин уставилась за окно на проплывавший мимо скучный и ничем не примечательный зимний пейзаж. Касси по опыту знала, что теперь из матери слова не вытянешь. Это был ее любимый способ уходить от ответа. Если она не могла отвязаться от кого-либо, кто ее донимал, она попросту переставала обращать на него внимание. Поэтому Касси удивилась, когда несколько времени спустя мать все же ответила:

— Я никогда не переставала его любить.

Касси ошеломленно уставилась на мать: такого ответа она совершенно не ожидала. Она даже не нашлась что сказать. Кэтрин продолжала неотрывно смотреть в окно, но, видимо, прекрасно представляла себе, какое впечатление ее слова произвели на дочь.

— Я знаю, что внешне это, вероятно, выглядело совсем не так, — задумчиво произнесла она.

— Никаких «вероятно», мама. Все, кто вас знает, всегда были уверены, что вы друг друга просто ненавидите. Я просто не понимаю.

— Знаю, что ты не понимаешь. Сказать по правде, я и сама не очень понимаю, — вздохнула Кэтрин. — Злость — очень сильная штука. И страх тоже. Оба эти чувства могут заставить делать такое, до чего в здравом уме и не додумаешься! А мной тогда — да и потом — управляли только эти два чувства.

Этого Касси тоже не могла понять.

— Страх? Ты и страх — у меня это в голове не укладывается! Ведь это ты тогда остановила грабителей в Шайенне! Одна против четверых, под пулями! И сама уложила двоих, включая главаря, у которого и были только что украденные из банка деньги! Да ты же самая бесстрашная женщина, и не надо мне рассказывать сказки!

Кэтрин наконец оторвала взгляд от окна и с легкой улыбкой сказала:

— В этом банке я держала кучу денег. И не собиралась стоять в стороне и спокойно глядеть, как эти денежки уплывают. Но я никогда не говорила, что боюсь смерти...

— Тогда чего же ты боялась?

— Послушай, Касси...

Касси был знаком этот тон, поэтому она быстро сказала:

— Теперь тебе уже поздно останавливаться. Я же с ума сойду, если не узнаю все до конца.

Кэтрин бросила на нее взгляд, полный отчаяния:

— Это упрямство ты унаследовала от своего отца!

— Я его унаследовала от тебя.

Кэтрин снова вздохнула:

— Ну, хорошо. Но сперва я должна рассказать, как мне хотелось иметь детей. После того как мы с твоим отцом поженились, я каждый месяц плакала, когда узнавала, что все еще не беременна. Когда же это наконец случилось, я была счастливейшей из женщин. Мне кажется, я все эти девять месяцев не переставала улыбаться.

Касси в это тоже трудно было поверить, поскольку мама улыбалась довольно редко.

— Какое это имеет отношение к страху?

— Это пришло позже. Понимаешь, я понятия не имела, что такое родить. Моя мать, твоя бабка, умерла, когда я была еще маленькой, так что от нее я узнать ничего не могла. Мы с твоим отцом только-только переехали в Вайоминг, и у меня там не было подруг, которые могли бы помочь. А мне никогда не приходилось наблюдать роды. Я была в таком неведении, что, когда стали отходить воды, я решила, что теряю тебя. А потом начались схватки — такая боль... По тебе этого не скажешь, но врач потом говорил, что ты была самым крупным ребенком из всех, которых ему довелось принимать. Все это продолжалось около двух суток. За это время я несколько раз думала, что умираю. Мне на самом деле хотелось умереть. Даже доктор потерял надежду, настолько я ослабела. Но так или иначе, ты родилась. Я не помню самого момента. Я тогда с ума сходила от боли. Позже начались другие сложности. Я вся была в разрывах, кровотечение не прекращалось... слушай, что это с тобой? — Касси стала белой как полотно. — Это ведь не твоя вина. Если хочешь знать правду, то скажу, что, если бы не ты, я вообще не стала бы бороться, чтобы снова встать на ноги.

— Но, мама...

— Никаких «но», — решительно перебила ее Кэтрин. — Теперь ты понимаешь, почему я не хотела тебе рассказывать? Но ты здесь ни при чем, можешь мне поверить, тебя я в этом не винила. Во всем я винила папу. Я понимала, что это неправильно, что и он ни в чем не виноват, это всегда так происходит... Но мои мозги, видимо, работали тогда не совсем правильно...

Кэтрин неожиданно рассмеялась, хотя смех прозвучал довольно горько:

— Я и сейчас еще думаю, что наша жизнь могла бы сложиться совсем иначе, знай я тогда все, что узнала только потом, уже после того, как ты родилась. Господи, как быстро можно избавиться от неведения, даже против воли...

Это просто удивительно: стоит другой женщине, даже незнакомой, увидеть тебя с ребенком, как она тут же начинает рассказывать все о том, как сама рожала. Все, о чем я должна была знать заранее, все, что помогло бы мне как следует подготовиться к родам, все это я узнала только потом. О том, что первый ребенок всегда самый трудный, о том, что боль быстро забывается, что женщинам с узкими бедрами, вроде моих, приходится труднее всего, и такое прочее, и вообще, что результат стоит всех пережитых испытаний.

Всем сердцем я согласна с последним. Ни минутки я не жалела о том, что у меня есть ты, Касси. Но после тех испытаний, что выпали на мою долю, я не собиралась больше иметь детей, если это было в моих силах, — а это было в моих силах. Я предупредила твоего отца, что застрелю его, если он только попробует снова забраться ко мне в постель.

Касси широко открыла глаза:

— Полагаю, он не очень благосклонно это воспринял?

— Еще бы, конечно нет.

— И в этом все дело?

— Из-за этого и началось. Я не просила никаких отсрочек, я просто раз и навсегда отказала ему. Сначала он был очень терпелив, полагал, что я передумаю. Может, так бы оно и случилось. Ведь, действительно, воспоминание о боли уходит. Но прошло восемь месяцев, и его терпение лопнуло.

Теперь я считаю, что мне не следовало его винить, но тогда я была уверена, что он не прав. Не знаю. Мне кажется, я была уверена, что коль скоро я не собиралась больше заниматься любовью, то он тоже должен воздерживаться. Конечно, это было с моей стороны полной глупостью, но я была молода и очень чувствительна, и, как я уже сказала, мои мозги тогда работали не совсем правильно.

Так, значит, все началось с того, что он на тебя разозлился?

— Нет, началось с того, что я узнала — он посещает заведение Глэдис.

Касси знала это заведение. Оно сгорело во время пожара лет семь тому назад, и Глэдис перебралась в какой-то другой городок. Но в свое время это заведение было самым шикарным в Вайоминге, там были лучшие проститутки. И по сей день мужчины еще вспоминают Глэдис. Но Касси никак не могла себе представить, что там бывал и ее отец.

— Ты уверена? — переспросила она.

— Конечно, уверена. Не думаешь же ты, что я могла бы покончить с нашим браком, основываясь на одних подозрениях! В Шайенне тогда жил один человек, я сейчас не помню его имени, он за мной ухлестывал и вечно приставал с одним и тем же вопросом: когда я наконец брошу твоего отца и выйду за него. Он преследовал меня, даже когда я уже была с огромным животом. Ну, вот, он счел, что окажет мне услугу, сообщив, что полгорода видело Чарлза в борделе.

— Ну и услуга, — сухо заметила Касси.

— Согласна с тобой. Если память мне не изменяет, я тогда отбила себе кулаки об его челюсть — так я ему была благодарна за эту услугу. С тех пор я больше его не видела. Тем не менее я была вне себя, особенно когда твой отец признал это, и велела ему убираться вон. Он отказался, и тогда я сказала, чтобы он никогда больше ко мне не обращался.

— И он не обращался, так же, как и ты.

— Я ничего не могу поделать со своим характером, Касси, — словно оправдываясь, произнесла Кэтрин. — Я из тех женщин, что не прощают. Я знаю. Эта женщина, Дотти, совершенно правильно говорила. Твоему отцу еще повезло, что я не застрелила его. Однажды поздно вечером я отправилась в заведение Глэдис, чтобы выяснить, кого же он там навещает. Уж ее-то я бы точно застрелила! Но Глэдис хорошо оберегала своих девочек, она так и не назвала мне ее имени.

— И все же ты утверждаешь, что никогда не переставала любить его, — напомнила Касси.