Ксения Васильева - Ангел из авоськи

Или другой вариант — не достанься никому — Казиева устраивал на самый крайний случай. Натравить Тинку (что ей не дадут главную роль — он был уверен!), чтобы она устроила маленький переполох и во время переполоха подожгла листки нагло уведенного у него сценария…

Подставить Улитку. Обезвредить! Э-э, ерунда это, с ней сейчас не справишься. Осмеять и оплевать фильм? Это запросто… И людишек немало найдется, которые за бабки такое понастрочат, что не отмоешься! И слушателей-читателей подобного — навалом!.. Но так будет потом, после, когда фильм выйдет! Да что он дурью мается! Вот он, главный претендент! Его сладчайший друг и заслуженный алкаш республики, а ныне — режиссер-постановщик Леонид Матвеевич Афонин. Что означает: ты, Казиев, еще не совсем сбрендил. Споить Леонида! Леонида укладывают в шикарную больничку, типа неврологический центр, и ждут-пождут, когда тот придет в себя. А тот, при помощи друзей и товарищей, которые его в беде не бросят, будет иметь каждодневный дорогой и «мягкий» опохмел. Кого прикажете пригласить продолжить фильм, чтобы все было о’кей? Его, сердечного друга Казиева, пригласить. Вот это идея. Плодотворная и, как все простое, изящная.

Казиев вскочил, скинул халат и стал было одеваться… Но передумал. Пока лучше лишний часок полежать и подождать Тинку. От нее узнать очередные подробности и… собственно, начать готовиться к акции!

Боли исчезли.

Тинка прибежала, глаза на мокром месте. Конечно, ей не дали играть главную, эту Эми, а сунули подружку, которая дура и предательница!

Тинка разревелась по-настоящему:

— Это они нарочно! Потому что я с тобой! Старуха тебя ревнует! Я была так хороша, что даже Макс сказал мне об этом! А они все равно… И знаешь, кому они дали эту Эми?

— Кому? — с безразличием спросил Казиев, потому что на 99 процентов знал, что все только начинается. Может быть, и при нем Тинка не будет играть Эми… Но знать ей об этом не следует.

— Так кто будет играть «Эми»?

— Ты себе даже представить не можешь! Эта белая мышь!

— Кто, кто? — переспросил Казиев, вроде бы не зная такой уродины.

— Алена! Ну та, у которой я жила! Тощая такая, белесая! И Макс на нее прямо набросился! Нет, ты представляешь? У него, наверное, в башке не все в порядке. То старуха, то уродина! — И Тинка снова облилась слезами.

Казиев, наконец, вспомнил эту девчушку. Да-а, красоты в ней мало, и эти жуткие диоптрии!

Но Казиев все же был киношником от мозгов до пяток и подумал, что вот такие бесцветные мышки могут становиться красавицами на экране, а потом уже и в жизни, а вместо очков какие угодно линзы сейчас вставляй! Хоть золотые! И может талант?.. Кто знает? И гнать эту «мышь» не надо? Казиев распоряжался фильмом как своей собственностью.

Пришла ночь, но ни один из участников этой истории не спал.

Улита, хотя и была «вполне взрослая» умница-разумница, все понимающая до донышка, — страдала, отдав Макса другой, да еще с улыбкой и «сердечностью»! Она все знала наперед! Что настанет день, и Макс, как Маугли, уйдет к «своим». С памятью, любовью, страданием, — но уйдет. И полюбит там «свою». А она, Улита, останется за чертой или границей, как хотите, — тоже со «своими»… Поэтому чем меньше она будет появляться на съемочной площадке, тем лучше. Для нее, но не для кино. Но Леонид здесь, рядом. Он все знает, все понял и сам в жизни перетерпел немало всякого. И снова ее мысли вернулись к встрече тех двоих: Макса и Алены. Девочка, на которую никто не обращал внимания, вдруг стала королевой — вариант Золушки.

Улита сразу отметила ее, когда та сняла свои ужасные очки, уменьшающие и обесцвечивающие глаза чуть не на сто процентов, и подумала, а в девочке что-то есть. Этот цвет глаз и волос… А когда Алене накрасили губы, оказалось еще, что у нее четко очерченный, красивой формы большой рот, и лицо вдруг просветлело, стало совершенно — почти совсем! — другим.

Макс почувствовал, что она, Улита, в школе была чем-то похожа на эту Алену. Улитину красоту тогда не видел никто, кроме мамы, ее приемной мамы, как оказалось теперь… И держалась Улита букой. Все, все почувствовал Макс! Улита эгоистично подумала, пусть он в ней любит меня юную, которую никогда не знал. Но если отвлечься, то эта их встреча действительно была волшебно красива. И предельно искренна, призналась честно Улита.

Алена не могла заснуть, потому что до сих пор не могла взять в толк, что же произошло?

У Макса был такой странный вид, будто все на самом деле… Будто он ее не знал, никогда не видел и, увидев, восхитился и… Перестань, дура, пудрить себе мозги, разозлилась она на себя. Он видел тебя до этого сто двадцать один раз и еще один и никогда — слышишь ты! — никогда не посмотрел на тебя более внимательно, чем на твою бабульку! Просто Макс легко вошел в атмосферу фильма. Вот так. А ты размазываешь манную кашу по тарелке. Надо постараться уснуть, чтобы ни о чем не думать. Выберут ее, прекрасно. Она постарается сыграть хорошо, насколько сможет. И пойдет во ВГИК! Не выберут ее, будет думать, как быть дальше! Но Макс…

Она снова и снова возвращалась к этой сцене, в которой существовала как бы помимо себя. Она ничего не играла! Увидела Макса, услышала его голос, и все покрылось вокруг туманом, в котором были только они вдвоем.

Но ведь раньше она не была влюблена в Макса! Она даже хихикала над девчонками! А это потому, дорогая моя, что у тебя не было ни малейшего, самого завалящего шанса! Ты боялась и оберегала себя тем, что сразу же запретила себе им восхищаться…

Он сегодня хотел довезти ее до дома, но началась какая-то суета, и она оказалась вместе с девчонками, не зная, радоваться или огорчаться.

По дороге завезли Тинку к ее Казиеву, Ангел поехала в гостиницу к Леонид Матвеичу, как Алена ни умоляла ее поехать к ней. Ангел была жутко сурова и сказала, что у нее с Матвеичем еще куча дел.

Алена, приехав домой, к бабке, сразу же забилась в свою комнату и сделала вид, что спит, — так устала за день. И бабулька, которой очень хотелось узнать, что да как у ее любимой внученьки, вздыхала и, проходя как бы случайно мимо двери «детской», все прислушивалась, а вдруг Аленушка проснется?.. Но Аленушка злобно «не просыпалась», вперив глаза в потолок и решая свои личные глобальные проблемы.

Она будет очень стараться играть хорошо, а там само все произойдет, если что-то должно произойти. Снова ей увиделся Макс, который шел к ней с растерянным и каким-то виноватым, что ли, лицом…

Ангел попросилась к Леонид Матвеичу (номер у него был двухместный, большой), чему тот был несказанно рад. Очень хотелось ему поговорить про фильм и за жизнь, и вторая задача у него была: не пить (а при Ангелине это сделать проще).

На время съемок он поклялся, что не сделает и глотка спиртного! Потому что этот фильм может даже его старую, почти окончательно разрушенную жизнь превратить в нечто вполне приличное и, боялся он признаться, прекрасное!

Рад он был Ангелу как никогда, готов был ради нее на все. Ведь эта девочка на своих ангельских крылышках принесла ему счастье… После ее приезда все изменилось, как в калейдоскопе. Нюру жалко, как она, бедная, рыдала! Пришлось оставить кое-какие свои вещички — с тем, что он, неизвестно когда, но вернется.

Ангелу некуда было деться, потому что на вопрос Улиты, как у нее с жильем, она гордо заявила, что живет у знакомой. Ехать к Алене она не могла, да и не хотела, хотя у той был такой просящий взгляд… Но Ангел наболтала что-то о работе с Леонид Матвеичем и буквально вырвалась от нее. Вслед ей Алена голосила:

— Ангел! Ну ты же понимаешь, что я остаюсь одна, с бабкой! Мне же слова сказать не с кем!

Вот пусть и думает о романе с Максом. А что роман неизбежен, Ангел чуяла!

Матвеич встретил ее со слезами радости и засуетился, звал в ресторан ужинать… Всем выдали толику денег, но для Матвеича это было целым состоянием. И еще он жаждал беседы со своей любимой ученицей! А ученица жаждала одиночества, которого не было и, как она предполагала, теперь уже не будет. Это было кошмаром.

Почему она, умная утка, не согласилась, когда старик предложил ей гостиницу, номер рядом с Матвеичем? Но тогда… Тогда все было другим. И жизнь, и ее состояние, и все, все… Тогда еще не было сегодняшних проб, и она жила у Алены. Она сама всего добьется. Так она задумала жить.

Теперь же, придя к Леониду Матвеичу, она обязана выслушивать своего учителя и отвечать ему разумно, а на это она сейчас не способна. Вот незадача. Придется надуть учителя, а что делать! И пока он ходил в кафе за чем-то там необыкновенным, чем хотел угостить свою любимицу, та, даже не приняв ванну, разделась, забралась в постель, повернулась лицом к стене и сделала вид, что заснула просто-таки намертво и будет спать до утра без забот.

Матвеич вернулся из кафе с полным пакетом всякой всячины. Ему сказали, что он мог бы заказать по телефону, но он свалил на то, что просто шел мимо… Забыл, забыл Леонид, как живут в гостиницах — приличных гостиницах! — цивилизованные люди!.. Он вернулся счастливый, а его подопечная, видно, умаявшись за непривычный день, спала детским сном. От расстройства Леонид чуть не заплакал! Он так представлял их сидение заполночь, их беседы!.. Он даже, позволил себе потрясти Ангела за плечо. Но куда там! Девочка спала.

Ангел же не заснула ни на секунду. Она все сказала о себе, что думала. Не винила Макса и уж, конечно, не винила Алену. Понимала, что та никак не могла думать о Максе в таком, так сказать ключе. Это все он со своим сумасшествием по Улите! Ну какая Алена — Улита! Да пошел бы он! Еще думать о нем. Надоел. Она должна думать о себе. Выработать манеру поведения и манеру жизни. Что сниматься она не будет, — это точно. А в женской роли — стопроцентно нет! Она так привыкла к своей «шкуре», что в платье чувствовала себя неуклюжей и неестественной, и все это, конечно, видели.

Что она не с Максом, виновата сама. Как же глупо, что она ему тогда отказала! Она — тупая и прямолинейная, как кусок рельса, железяка! Оказалось, что на своего папашу Ангел гораздо больше похожа, чем думала. В конечном итоге, она не так уж влюблена в Макса, чтобы с кем-нибудь бороться за него… И задремала. Но так же быстро и очнулась. Сначала от телефонного звонка и какого-то короткого разговора… Кто бы это мог быть в два часа ночи?.. Кто-то из киношников?.. Или вдруг Нюра разыскала Матвеича?..

Ангел на всякий случай оделась, мало ли кто там?.. Но выходить не спешила. Неприлично сразу выскакивать, ведь не зовет же ее Леонид Матвеич? Если что, позвал бы…

А в гостиной меж тем происходило братание.

Казиев позвонил Матвеичу довольно поздно. Нанес пурги насчет своих болезней, напридумывал пострашнее, чем радикулит, сказал, что может надолго залечь в больницу и хотел бы повидаться со старым товарищем, потому что кошка не совсем черная, но темно-бурая, между ними пробежала. Пусть простит, что так поздно, но ему только что сделали укол, и он почувствовал себя лучше.

Сначала Матвеич как-то не соглашался на приезд гостя, относя визит на завтра, на день, но, узнав о печальных обстоятельствах Тимоши, отмяк и позвал старого друга.

— Да я на часок, не больше, — предупредил больной Тимоша.

— А завтра ты ко мне приедешь.

Ковать железо надо сразу! Завтра можно продолжить уже как надо — с чувством, с толком, с расстановкой. И на старые дрожжечки!.. Будет самое оно.

Казиев взял из своих закромов бутылку джина «Гордонс», тоник, лимон, упаковку ветчины и баночку маринованного чеснока, который они все в молодости любили, но не любили их руководители за ужасный запах, усиливающий еще и дух алкоголя.

Конечно, Матвеича сразу же не погонят, за второй раз… сильно «пожурят», а уж на третий — все сто, отправят!

Ладно, начало есть.

Они расцеловались как старинные друзья, и Казиев выставил на стол свои «дары».

Матвеич вроде бы поморщился, глянув на джин, и Казиев взял его со стола (знал, что делает!) и сунул в кейс.

— Ну чего уж, — как бы нехотя произнес Матвеич, — привез, так убирать не следует. Сам знаешь.

— Я подумал по стопарику с тоником — ничего. Ты как?.. — спросил Казиев именно о том.

— Завязал, — охотно поделился своей новостью Матвеич, — знаешь, там все-таки очень гнусно было! И я как-то потерял все, что имел. Видишь, каким стал? Ты-то — орел, хоть и больной.

— Да брось ты, Леник, какой я орел! Гнилой весь! Вон уж и кино перестал снимать. Тяжко. Начинаю и… Все. Чувствую, силенки-то кончаются… Так-то вот. Но не будем о грустном, а поговорим как старички на завалинке. Но ты — молоток! Как это получилось?.. Я ведь тебе звонил туда не раз…

— Не звонил ты, Тима, ни разу. Вот просьбу я твою письменную помню, насчет какой-никакой идейки? Что, совсем плохой стал?