Существо — мужчина? женщина? — свернулось, замерло на белой витой скамейке. В белой одежде. Все, или почти все, за исключением бедных или непричастных, собрались у Роди на вилле. За огромным, полуоткрытым окном, собственно, стеной зала, веселились.

Существо тоже могло бы быть там… Но зачем?.. Неинтересно и, главное, не нужно.

Родя лихо отплясывал у самой стеклянной стены с длинноногой красоткой, которая отчего-то все хохотала… Существо шевельнулось. Пора. Скоро начнет светать, а что задумано, то должно быть исполнено. В ладонь, как щенок теплым носом, ткнулся пистолет. В этот миг Родя снова подтанцовывал к окну-стене… Существо не выстрелило в Родю-Родерика. Рука дрогнула. Родя продолжал плясать. Дышащий, танцующий, хохочущий — живой! Хотя и подонок!

Существо снялось со скамьи и побежало кромкой моря так, чтобы следы босых ног смывала ночная тихая волна, накатывающая на берег…

А секундами позже в зале с прозрачной стеной — никто не понял, почему — Родя вдруг качнулся и, побелев, даже как-то позеленев, медленно сполз на пол, дернулся и застыл в странно скрученной позе. Кто-то все же не пожалел жизни Родерика… Завизжала, кажется, его веселая партнерша, охрана, тоже ничего не поняв, ринулась вниз, в парк. Выстрела никто не слышал.

Существо все бежало и бежало кромкой моря, а по лицу текли странно горячие слезы — оказалось, что попытка убийства так же ужасна, как и убийство. Почти. Вот слезы и текли сами собой.

Перед виллой, арендованной Родей, уже стояла «ambulance», суетились ненужные врачи, по саду носилась полиция… Гости в ужасе и тоске толпились в углу зала, не подходя ТУДА.

3.

В дверь квартиры загрохотали, не пользуясь звонком, и Алена вскочила как подстегнутая. Перед дверью стояла Тинка в желтом дурацком платье, с огромным чемоданом на колесиках, бок которого и длинный волан платья Тинки были в грязи. Она ввалилась в прихожую, села на упавший чемодан и зарыдала. Алена хотела тут же утянуть ее в свою комнату, но выскочила из кухни бабулька, заохала, запричитала. Тинка зарыдала еще горше, и у Алены просто помутился разум. Но хватило сил шикнуть на бабку, стащить Тинку с чемодана и увести в свою комнату. Там Алена вынула из бара бутылку виски, налила себе и Тинке и строго велела не реветь, а рассказывать.

Ну что могла рассказать дурочка Тинка? Размазывая макияж по своей красивой физиономии, она лепетала о Родьке, который ее обманывал всегда, но все же она никогда не думала, что он предпочтет ее, красавицу и ангела во плоти, какой-то старой рухляди, но никогда бы он этого не сделал, престиж ломал, да и все… И его убили. Может быть, сама старая рухлядь наняла кого-нибудь… Приревновала к Тинке. Все равно он, Родя, женился бы на Тинке, а не на этой Улитке!..

Алена сидела напротив старинного трюмо и невольно сравнивала себя с Тинкой, даже такой вот встрепанной, зареванной, с размазанным макияжем на щеках… Все равно она, Алена, не зареванная, вполне свеженькая, была просто страшилой по сравнению с Тинкой. Эти пружинами вьющиеся волосы невыразительного русого цвета, которые ни собрать, ни подстричь красиво, лицо с невыразительными чертами, худоба с еле намеченной грудью. Алена, конечно, расстраивалась, но! Но не была озлоблена, как большинство некрасивых женщин. Потому что ее любили подруги, родные, друзья… — все. Кроме мужчин.

Пока это ей не доставляло горя, потому что в семнадцать лет в каждом живет надежда, пусть даже самая далекая от реальности, безумная и неисполнимая… Алена мечтала стать актрисой, но понимала, что — не суждено, и потому в этом году поступала во ВГИК на киноведческий. Провалилась с треском.

На конкретные вопросы Тинка не могла ничего ответить. Единственное, чего добилась от нее Алена, это то, что Родю застрелили. Приехала полиция, и всех собрали, но Тинке, когда все произошло, удалось тихо смыться, ведь она не была в числе приглашенных… Уж ее-то стали бы терзать и тягать, кто-нибудь да видел их вместе. Тинка всхлипнула, пропала еще одна надежда пристроиться в «постоянные».

Еще она сказала, что назло Роде стала кадрить одного красивенького мальчонку, очень молодого, но, видимо, очень богатенького, потому что брал напрокат самолет и на нем выкомаривал такое…

А мальчонка плюнул ей в душу…

— Как? — не поняла Алена.

— Так, — ответила сердито Тинка. — Что, не знаешь, как плюют в душу? Счастливица! А мне плюют каждый день.

— Ты что, с ним спала? — спросила невозмутимо Алена.

— Разок только! — небрежно бросила Тинка. — По-моему, он — «голубой». Потом, видите ли, меня не узнал!

Алену не интересовал мальчонка. Ее интересовало, что теперь Тинка предпримет. Ведь ее родители в полной уверенности, что Тинка снимается в кино и живет у Алены, дочери их старых друзей. Родители Алены уже несколько лет работали на каком-то очередном секретном объекте в Гвинее.

— Не знаю, что буду делать… — протянула Тинка с уже высохшими глазами, — снова в свободный полет и поиск.

Значит, опять поселится у нее. Алене-то хорошо, но бабулька… Придется предупредить, чтоб не выступала.

Алена задумалась. Читая детективы, знала, что при расследовании убийства всегда задаются вопросом — кому выгодно? И она спросила у все еще всхлипывающей Тинки:

— Слушай, а кому было выгодно избавиться от твоего Родерика?

— Кому, кому? Да всем… Жене в первую очередь. Старой рухляди, которой он запросто квартиру подарил, представляешь?

— Тебе выгодно… — решила схохмить Алена, чтобы немного встряхнуть Тинку. — Поскольку он с тобой…

Тинка юмора вообще не понимала, а уж тут завопила:

— Мне?! Ты охренела? Что я с этого бы поимела?

— Да просто из мести, ты ж южных кровей…

Тинка подумала: «Может ты и права, я могла бы… Но не сейчас, я еще бы за него поборолась и наверняка выиграла бы у этой Улитки!»

— Так я поживу у тебя, Ален? — уже совсем другим тоном попросила Тинка. — Не хочу светиться, черт всех знает, начнут таскать…

— Конечно, живи, — радостно откликнулась Алена. С Тинкой веселее. А то сидят они с бабулькой, как сычики в своей шикарной квартире. Устраиваться куда-то на работу Алену пока не тянет, время подумать есть, благо родители ежемесячно высылают энную сумму.


Снова заснуть Алена, конечно, не смогла. Ей не нравился Родя. Маленький мафиози, который все тянется до большого, да никак. Хотя и разведен, но куча детей… И его внезапная страсть, или что там еще, к актрисе, которую уже давно все забыли, а она вдруг снялась в роли княгини — вся в шляпах, шелках, газовых шарфах. Серебряный век. И все тусовщики стали закатывать глаза и шептать: «Великая, великолепная, Грета Гарбо, не меньше»… И Родя тут как тут… Это Тинка Алене рассказала, она — девчонка откровенная! А сама Тинка, пусть дурочка, пусть бесшабашная, врушка, но ведь небесной красоты девчонка!

Красота-то красотой, а денег нет. Заплатили какой-то мизер за фото, которые нигде не вышли — ходят, наверное, по порносайтам… Обули. Видят — балда, а наобещали сто бочек соленых арестантов! Алена Тинку любит, на все ее похождения плевала. Нравится Тинке? Так какое дело до этого Алене? Тинка добрая, красивая, и с ней не соскучишься!

Чаще всего Тинка у них кантуется, благо квартира большая и Алена вдвоем с бабкой. Правда, бабка злится, считает Тинку непорядочной девушкой…

4.

Улита ясно понимала, что все идет прахом.

Это началось после смерти мамы — внезапной и моментальной. Улита в тот раз ушла от нее, но через минуту вернулась — забыла перчатки. Мамы уже не было на этом свете. Казиев, совершенно сойдя с ума по молодым красоткам, и даже не красоткам — лишь бы молодым, — перестал пускать Улиту в их общий дом, но, правда, если считаться с условностями, она была только гражданской женой! Он придумывал тысячи причин, почему именно сегодня он должен остаться один!.. Эти дешевые пояснения были более чем понятны — она стала ему не нужна. В своих фильмах он снимал уже не ее, а каких-то пришлых юных девочек, которые до того скакали в статистках, а то и просто ошивались около студий.

Казиев был настолько велик, что даже государство давало ему деньги на фильмы и еще приходили гранты от спонсоров. И тут вдруг появился Родя. Родя… Господи, за что его убили? И кто? Зачем? Середнячок Родя, кому он сделал так плохо, что его спокойно, цинично убили?.. Ходит слух, что отравили… И что есть такие теперь пульки, которые не дают крови вытечь, они бродят по организму… Чего только не наслышалась она о его смерти!

Без Роди ей, Улите, хана. Конечно, ей дал второе дыхание молодой, совершенно сумасшедший режиссер, который снимал мелодраматическую историю из времени Серебряного века, где Улита со своими светлыми глазами и темными волосами смотрелась роскошно, она это сама оценила. Унюхал как-то мальчонка — а сам такой невидненький, маловыразительный вроде, — кого взять на ту заглавную роль дивы начала века…

И Родя подкатился к ней после этого фильма (один только Казиев плевать хотел, он поржал как-то в полупьяной компании, что есть неадекватные люди, которым возраст кажется изыском…), причем подкатился серьезно. На удивление.

Ни много ни мало — сделал ей предложение, шутливое, нет ли — непонятно, но как-то уж слишком многозначительно, хотя она знала про нынешнюю его пассию, юную очаровательную грузиночку Тинатин. Потом подарил ей квартиру, сказал, что ему не нужна, а про Улиту и ее жизнь он все знает.

Этим совершенно безумным, бессмысленным благородством он убил ее. Наповал. Еле выжила. Честно. Она светски посмеялась и ответила, что принимает такой подарок, и хотела перейти к дальнейшим байкам, а оказалось, что подарок-то нотариально оформлен. И что уж совсем несусветно, болтанул про «совместное кино»… На это Улита тогда не отреагировала. А теперь поняла, что не все так просто было с Родей, и говорил он обо всем серьезно, только боялся чего-то… Чего ему бояться? Но ведь убили же его? Значит, было, чего бояться. А она при чем? Голова кругом идет. Лучше не думать… Только вот квартира в память о нем осталась. Надо бы туда съездить. Не хочется, тень бедного Роди стоит за спиной.

Они ведь даже не переспали с ним! Хотя была готова — черта ли, не переспать с мужиком, который для тебя так расстарался? И — главное! — он бормотал о каком-то совершенно необыкновенном фильме с ее участием!


Улита выпила рюмку коньяка, затеплело, захорошело в груди и жизнь показалась не такой уж и паршивой.

Казиева она разлюбила — и это точно, как швейцарский часовой механизм. Родю полюбить не успела и никогда бы не полюбила, это тоже абсолютная истина. Он был, увы, как говаривали в старину — герой не ее романа!

Есть квартира в элитном доме. За которую, как говорят, бывшая Родина жена собирается биться «до кровянки»! Хотя у Роди этих квартир… И жена его бывшая сейчас владеет ими всеми, потому что дети маленькие…

Кстати, надо обязательно там пожить… Плюнуть на ощущения, в конце-то концов, она должна бы уже стать мудрой! Ведь другого ничего не будет, уважаемая Улита Алексеевна! И тут внезапно ей вспомнился юноша, почти мальчик, который каждый раз встречался ей случайно то у подъезда ее нового дома, то где-то у остановки троллейбуса, у стоянки машин… Странный мальчик… Вернее, странного в нем ничего не было — красивый современный юноша, но с необыкновенным каким-то лицом. Полукровка, видно, но каких кровей, непонятно. Ореховые глаза, волосы, ресницы… Тонкие скулы, нос с горбинкой и необыкновенной белизны зубы — мальчик всегда улыбался ей… Эти зубы и насторожили Улиту: они были так же остры и хищны, как у ее бывшего любимого Тима Казиева… Она не замечала за собой интереса к юным особям иного пола и к юнцу отнеслась лишь с симпатией, без всяких воздыханий, типа: «Ах, если бы лет двадцать скинуть…» И даже подумала: «А интересно, какая у него девочка? Такая же красавица? Или родители подобрали из своего круга все равно какую? Она была уверена, родители — люди небедные.

То, что Улита встречала этого мальчика около дома Роди, теперь ее примиряло со всем чужим, что вдруг досталось ей. Однако она твердо решила, что если бывшая жена Роди подаст в суд, то она, Улита, ни за что бороться не станет — как скажут, так пусть и будет. Ей совсем неплохо здесь, в мамочкиной квартире. Звездой ей больше не быть. Это — истина.

…Что за странный взгляд у этого юноши? Она пыталась разгадать его после встреч, потому что не любила неясностей, никаких и ни в чем. Сейчас поняла, пришло как озарение. Во взгляде его восхищение, восторг и… Влюбленность, как в женщину?.. Актрису?..

И она сказала себе: «А вот теперь ты, моя дорогая, вообще прекратишь размышлять на эту тему! Такое невозможно, не может быть, потому что просто не может быть никогда!»