- Это ты! - сверкнула глазами Карина. - А ко мне она НИКОГДА не опаздывает! Я знаю её пятнадцать лет!

Я немножко офигел. Решил не спорить. Она выдохнула, взяла протянутую чашку, отхлебнула, подобрела:

- А ты когда её видел?

- Вчера, часа в три. Я её случайно встретил, она за хлебом шла. Поболтали, пока до магазина дошли, потом я дальше пошёл. Ничего странного вроде не было… Ну, она была без настроения, но сказала, что просто голова болит.

- Ни фига вы не понимаете девушек, и не поймёте никогда. Если для вас «без настроения» и «голова болит» это одно и то же, то что дальше говорить. - Она помолчала, с наслаждением понюхала кофе. - У неё это «без настроения» что-то затянулось. Я знаю её обычные приступы чёрного юмора и матерного рэпа, но на этот раз, по-моему, всё серьёзней. Ты стихи её читал?

Я задумался. Когда-то она мне что-то зачитывала, мне вроде даже понравилось, но это было настолько давно… Да и учитывая мою любовь к чтению – максимум двенадцать страниц, только технические справочники, и только если припрёт… Она поняла, что мне не нравится и перестала напрягать. Я знал, что она выкладывает стихи на какой-то сайт, но ни разу там не был.

- Не читал.

- Что ты за друг… - Карина покачала головой. - В стихах душа. А у неё в последнее время все стихи – сплошной мрак и безысходность! Она даже Волка этого завела, по-моему, чисто из соображений тьмы и мрака – ночь, чёрные мотоциклы, лакированная косуха, рёв движка со снятым глушителем…

Я вернул рукой на место вползшие на лоб брови – Ксюха вирусы пишет, Карина знает, что такое глушитель… Интересно, какие у них остальные подруги?

- Так что она, этого Волка не любит? - Ну скажи, скажи что ей на него наплевать, пожалуйста…

- Да нет наверное… - Карина взлохматила чёлку. - Я подозреваю, что как раз с этим Волком у неё всё будет серьёзно. Да он классный, она фотки показывала, - она заулыбалась. - Высокий, накачанный, волосы такие шикарные. И Ксюха говорит, очень умный, она это любит. Обещал ей мотоцикл собрать. А его зверюгу она уже водит, ты бы видел, как это смотрится – здоровенный мотоцикл и на нём наша маленькая худенькая Ксюшка, так прикольно.

Мне прикольно не было. Совершенно.

У Карины зазвонил мобильный.

- Да. Привет. Да я тут… да, сейчас иду, - она положила трубку, улыбнулась. - Ксюха. У неё мобильный сломался, орёт как баньши, говорит – ждала меня в семь двадцать, потом пошла внутрь. А я её внутри не искала, не додумалась. Ладно, побежала я, а то она меня убьёт. Спасибо за кофе и извини, что напрягла.

Я провёл девушку до двери и задумался.

Включил компьютер, залез на Ксюхину страницу, поискал ссылку на стихи. Ничего так сайтёночек, скромно оформлено, дохренальйон читателей… А вот и Ксюхино творчество. Много. От количества названий мне стало плохо, если я буду всё это читать, я чокнусь через двенадцать страниц. Я вздохнул и открыл стих с самой свежей датой.

«В тёмном доме полном дыма

Просто задыхаюсь.

Кем мы стали, кем мы были –

Виновата, каюсь…»

И это только начало. Дочитывать не стал, перешёл на следующий, начал читать с середины:

«…И не видит как тихо я

Растворюсь в неизбежности.

Что ж ты делаешь, боль моя?!

Моя ласково-нежная…» *

Никогда не понимал таких стихов. Нет чтоб чётко и ясно: если – то – иначе… Нет, надо навернуть кучу непоняток! Я закрыл ноут и ушёл на кухню.

Если с этим Волком будет что-то серьёзное… Дальше мысли обрывались. Что тогда? Монтировку достать не проблема, но я подозреваю, что побитого его Ксюха любить не перестанет. Хреновая ситуация вырисовывается… Приглашения на свадьбу я не выдержу.

На кофе вздулась шапка пены, я нацедил полную чашку и ушёл думать.

***

Всё началось с того, что троллейбус сломался. Дождь прекращаться и не подумал, я втянул голову в плечи и выбежал под его холодные струи. Да ладно, всего полторы остановки, ещё не темно, ещё не осень… дойду. И приду мокрый и дрожащий, всё отлично, как и заказывали. Хотел – получай. Нужно быть осторожнее в своих желаниях.

А дождь не такой уж и холодный. Я мерил лужи широкими шагами, на глаза попался магазинчик – зайду, возьму сладкого. Много возьму, чтоб на всю ночь хватило.

А лето уже заканчивается. Днём, на солнце, это ещё не заметно, а вечерами – уже да. Темнеет раньше. Закат обещал быть кроваво-красным, облака уже сейчас отливали недобрым багрянцем, ветер…

Показался её дом, панельная шестнадцатиэтажка, окружённая высоченными деревьями, в её окне горел свет. Я расслабился – значит, она дома, не зря тащился.

Лифт натужно загудел, когда они так делают, мне прямо стыдно каждый раз за свои восемьдесят кило плюс ботинки. Хоть и технарь, и убеждённый материалист, всё равно вечно присваиваю механизмам человеческие качества. На потолке было одним и тем же почерком накарябано «NTL», «Алиса» и «Толкин». Да, разносторонне развитые жильцы в этом подъезде. Лифт дёрнулся и замер, двери разошлись, на меня с одинаковыми злобными мордами уставились толстая бабка и толстый пекинес…

Бывает. Я прошёл к Ксюхиной двери, позвонил. На звонке синела полоса изоленты, я знал, что точно такая же есть внутри на динамике – сам делал. В прошлом году, когда этот раритет шестьдесят лохматого года стал глючить. На данный момент этот звонок занимал третье место по древности из всего, что я когда-либо ремонтировал. Выше стояли только дедов патефон и лично откопанный в гараже ламповый транзистор.

За дверью послышались неровно шаркающие шаги – тапки на ходу надевает. Я улыбнулся. Она открыла, отбросила с лица розовую чёлку, с обречённым стоном уткнулась лбом в косяк:

- Слав… извини, тут такое творится. Заходи. Только не разувайся, здесь грязно.

Я вошёл, осмотрелся — не так уж и грязно. Мокро разве что, из коридора видно плавающую по кухне дорожку, вот там грязно, да…

- Что случилось?

Она махнула рукой, поморщилась:

- Сейчас расскажу… Пойдём в спальню, я уже видеть всё это не могу, достало.

Мы прошли во вторую комнату, спальней это можно было назвать с натяжкой, от спальни здесь только матрас с постельным в углу на полу. Это была скорее мастерская – по центру комнаты возвышался мольберт с какой-то картиной, сейчас накрытой куском измазанной в краске материи, вдоль стен стояли старые и новые картины, некоторые из них я никогда не видел. На одной был изображён пирс, уходящий в море, а по пирсу нёсся на байке улыбающийся парень в кожаной жилетке и штанах, но босиком. Прорисовано всё было до последнего стелющегося по ветру волоска, руки она ему накачала, пожалуй, даже сильнее, чем на самом деле. А от края пирса начинался призрачный мост в небо, в облаках угадывались ворота, из-за которых бил золотой свет.

- Нравится?

- Летящий вдаль ангел? - Я хмыкнул. Картина была хороша. Вот только глобально… боюсь, я был необъективен.

Она кивнула:

- Да, похоже? Я в последнее время «Арию» слушаю…

Я посмотрел на её чёрно-розовые волосы:

- Правда?

- Ага, - наезда она, по ходу, не поняла. Ну ладно.

- Что у тебя случилось?

- Колонка взорвалась, - она увидела мои квадратные глаза, дёрнула подбородком. - Да не так оно страшно, как говорят. Всего-то грохнуло немного, полная кухня пара, по щиколотку воды, соседи снизу в бешенстве, хозяйка квартиры звонит соседям… потому что мой мобильный залило, в нём кнопки не работают. Всё нормально уже. Воду отключили, причём какой-то идиот отрубил холодную воду во всём доме, газ я сама отключила… Нормально. Жить можно.

Я покачал головой:

- Да… А я печеньки купил.

- Круто, - она улыбнулась, махнула рукой на застеленный матрас. - Садись, сейчас я чай сделаю.

- Хочешь, я с тобой схожу?

Она пожала плечами:

- Там не очень приятно находиться.

Я фыркнул и стал обувать оставленные на входе в комнату мокрые ботинки. В кухне и правда было жутко, колонка висела косо, всё было залито водой. Ксюха воткнула электрический чайник подальше от колонки, налила воды из баклажки, я выбрал из шкафа чай.

- Блины хочешь? Только они холодные, - я закивал, взял варенье. Её блины я грыз бы даже замороженными.

Варенье опять пришлось открывать, она всегда жестоко поступала с металлическими крышками. Открыть не хватало сил, поэтому она брала злостью – крышка прорезалась ножом так, чтобы можно было просунуть чайную ложку, варенье съедалось, а пустая банка с крышкой дожидалась меня... ну или кого-то другого. Но об этом я старался не думать.

Мы взяли чашки и всё остальное, вернулись в спальню, уселись на покрывало, она отхлебнула чай:

- А у тебя как дела?

- Да как раньше, - я пожал плечами. - Взял левый проект, уже доделываю, видюху новую купил, - я улыбнулся, опустил глаза в чашку. - «Зов Припяти» прошёл.

Она хихикнула:

- А я сейчас почти не играю, рисую много. Допьём, покажу парочку новых работ.

Я кивнул на мольберт:

- А сейчас что рисуешь?

Она покачала головой:

- Эта не закончена, не покажу.

- А стихи новые есть?

Она вскинула брови:

- Ты же не любишь стихи?

Я пожал плечами:

- Почему не люблю? Люблю.

- Ни фига ты не умеешь врать, - она прищурила один глаз, - и никогда не умел. - Я промолчал, уставившись в чашку – не стоит завираться ещё больше. Ксюха вздохнула, - не пишется в последнее время. А если пишется, то такая муть, ну её на фиг. Рэпак матерный, жестко нелитературный, свободная форма, не поймёшь — то ли стих, то ли песня, то ли вообще чёрт знает что… Вообще в жизни чего-то так… неуютно.

Она передёрнула плечами, обхватила чашку, грея руки. Я не понимал, какие проблемы могут быть в жизни у человека, способного послать на … хоть британскую королеву и игнорировать весь мир, если он не заслуживает внимания. Не понимал, хоть убей.

Но пушистая Любовь дёрнулась к ней, прижала сердце, больно сдавила лёгкие. Ксюшка мёрзнет. А Любовь большая, пушистая, она обернёт собой и согреет… если я её пущу. А я не пущу. Потому что обещал.

- Как там Волк?

- Да так, вроде ничего. Странный он какой-то. Хочет сильно много, - я посмотрел на её смешную футболку с Микки-Маусом, туго облегающую где-то в районе ушей Микки. Удивительно, чего этот Волк хочет? Ненормальный, блин… - И вообще он говорит сильно много… ерунды всякой. - Она стала кривляться и цитировать: - «Я уже взрослый мужик, мне семью пора заводить… ты так классно готовишь, у тебя бёдра широкие, рожать будет хорошо». Нет, скажи, это нормально? Байкер с философией дорога-пиво-свобода говорит о семье и детях! Сам пусть рожает, если так хочет!

Она яростно захрустела печеньем. Я умилился – обидели ребёночка! Она тут в дорогу-свободу решила поиграть, а её рожать заставляют! Негодяй какой.

- Хочешь, я ему морду набью?

- Не, - она улыбнулась, окинула меня взглядом от бровей до пряжки пояса, - ты мне живым нравишься.

А вот на это я обиделся. Я уже месяц в спортзал ходил, намного больше, конечно, не стал, но пузо подобралось и плечи расправились. А для программёра и это подвиг.

- Ты меня плохо знаешь, - сделал морду ящиком я.

- Я хорошо знаю ЕГО. Он бушидо занимается с пятнадцати лет, а до этого на что только не ходил, включая регби и греко-римскую. Да и вообще, с чего ты взял, что его надо бить? Он мне нравится.

Вот с этого и взял. Бушидист, блин… Против лома нет приёма.

- А мне не нравится.

Ксюха фыркнула:

- Знаешь, он почему-то ни одному моему мальчику не нравится! С чего бы это, а?

- Я не твой мальчик, - рыкнул я, сразу понял, что прозвучало это грубо, прикусил язык. Она вскинула на меня испуганные серые глазищи… красные, как будто плакала недавно, я смутился. - Извини, я не хотел так резко, - она уткнулась в чашку, промолчала. - Я правда считаю, что он тебе не пара.

- Почему это?

- Тебе нужен кто-то, кто будет тебя любить… кто сможет изменить твою жизнь к лучшему!

- И он не подходит, да? - Это была ирония, но я не стал обижаться, а только удвоил усилия:

- Ну вот где он сейчас? У тебя проблемы, у тебя плохое настроение, он должен - по идее - быть здесь, рядом. Где он? - Я насмешливо повертел головой. - Волчара, ау!

- Я не стала ему звонить. Он с друзьями собирался на сейшн в другой город, ночью гонки, днём концерты… Я решила его не беспокоить.

Офигеть! Меня, значит, можно с пары срывать из-за плохого настроения, а крутого байкера из-за аварии от гулянки отрывать нельзя! Я фыркнул, покачал головой: