Господин Молин взял графин и разлил вино по бокалам.

— Это вино с наших виноградников… Я советую вам немного подождать, прежде чем его попробовать, мадемуазель Анжелика. Оно охлаждено, а вы так долго скакали по жаре.

— Я торопилась, мне надо было срочно увидеться с вами, господин Молин.

Молин низко поклонился, прижав руку к сердцу, и произнес:

— Это большая честь для меня.

Анжелика услышала топот копыт мула, на котором ехал Николя и в то же мгновение ощутила сильное раздражение, которое вызывали у нее как навязчивый слуга, так и раболепствующий Молин. Стало понятно, что управляющий приготовился к ее визиту, который, вне всякого сомнения, они с отцом спланировали заранее. Видимо, он уже продумал все свои самые весомые аргументы. Ей предстоял спор с весьма сильным противником. Но Анжелика тоже очень хорошо знала, что она хочет… или точнее, чего она не хочет.

Она решила про себя, что не позволит взволновать себя заманчивыми разговорами о землях ее предков и о тех изменениях, которые творятся вокруг нее… а может и в ней самой. Действительно, она выросла, она больше не ребенок. И если надо будет, она готова противостоять и тем, и другим. Они молчали. Анжелика огляделась, пытаясь собраться с мыслями и сосредоточиться.

Молин привел ее в небольшой кабинет, где несколько лет назад точно так же принимал ее отца. Именно здесь родилась сделка о торговле мулами. Девушка вдруг отчетливо вспомнила странный ответ управляющего на ее детский, но практичный вопрос:

— Но что я получу взамен?

— Вы получите мужа.

Возможно, он уже тогда подумывал о ее браке с этим довольно странным графом Тулузским? Что ж, более чем вероятно — в его хитроумной голове переплетались тысячи планов и идей. Нельзя сказать, что управляющий был так уж ей неприятен. Ведь его ловкачество объяснялось тем, что он был слугой, но слугой, который знает, что он умнее своих хозяев.

Для семьи бедного дворянина, что проживал по соседству, Молин всегда оказывался добрым гением, но Анжелика понимала, что за щедростью и помощью управляющего скрываются его собственные интересы. Именно это ее и устраивало больше всего, так как она могла считать себя свободной от унизительного чувства благодарности к нему. Но вместе с тем ее удивлял тот факт, что расчетливый гугенот внушал ей доверие и симпатию. «Вероятно потому, что он затевает какое-то совсем новое и, кажется, очень серьезное дело», — подумала она вдруг. В то же время она не могла примириться с мыслью, что ее приравнивают к слитку свинца или мулу.

— Господин Молин, — начала Анжелика, — мой отец настаивает на моем браке с неким графом де Пейраком, и я знаю, что все произошло не без вашего участия. Учитывая, что в последние годы вы имели на отца большое влияние, я нисколько не сомневаюсь в том, что для вас этот брак крайне важен. Другими словами, вы хотите, чтобы я сыграла какую-то роль в ваших коммерческих махинациях. И я бы хотела знать какую именно?

Тонкие губы собеседника растянулись в холодной улыбке.

— Я благодарю небо за то, что вы стали такой, какой обещали быть в те давние времена, когда вас в наших краях называли маленькой болотной феей. Я ведь и правда пообещал графу де Пейраку красивую и умную жену.

— Весьма опрометчивое обещание. Я могла стать глупой уродкой, что повредило бы вашей репутации сводника.

— Я никогда не обещаю того, в чем не уверен. Я регулярно получал сведения о вас, а в прошлом году во время религиозной церемонии я вас видел.

— Так вы следили за мной! Словно я дыня, которая спеет под пучком соломы!

Но созданный образ показался Анжелике настолько комичным, что ее гнев остыл и она прыснула со смеху. По правде говоря, она предпочитала знать всю правду, чем попасться в западню как наивная дурочка.

Молин предложил:

— Сядьте, мадемуазель, и выпейте вина.

Сам он уселся напротив.

— Если бы я полагал, что с вами надо разговаривать, как принято в вашем кругу, — серьезно сказал Молин, — я бы мог прибегнуть к аргументам, которые обычны для юных и невинных девушек: им нет нужды знать, чем именно руководствовались родители в выборе мужа. К тому же добыча свинца и серебра, таможенные пошлины вообще не женского ума дело, и уж тем более не ума знатной дамы. Что касается разведения скота — то и того меньше. Но я почти уверен, что знаю вас, Анжелика, и именно поэтому хочу поговорить с вами без обиняков.

И выпейте все-таки вина.

Вообще-то Анжелика не испытывала желания что-либо пить с Молином. Неужто он думал, что ее достаточно угостить вином и пирожными и она согласится со всеми его замыслами?

— Вы шпионили за мной, — повторила она недовольным голосом.

Молин сохранял загадочный вид. Он слегка пожал плечами, показывая тем самым, что упомянутый факт не заслуживает внимания и он не придает никакого значения поступку, в котором его обвинили.

— Это не имеет значения, — сказал он, — и все же… так намного лучше.

Его строгий взгляд потеплел, стоило ему скользнуть по юному и прелестному лицу собеседницы, красота которой была совершенна и в минуты задумчивости, и в минуты волнения. Во время разговора в ее прекрасных глазах редкого оттенка отражался живой и пытливый ум. Эти удивительные глаза, на которые то и дело падали пряди золотых волос, были не просто глазами молодой девушки, которая постепенно превращается в необыкновенно красивую женщину, они говорили о много большем. В тот миг, когда он увидел, как Анжелика скачет галопом на лошади, как она ловко и проворно спрыгивает на землю, легко и непринужденно бросает слуге узду, он подумал: «Она еще совсем ребенок», но сейчас он уже сомневался в справедливости сделанных им выводов. Разумеется, в ней сохранились прежняя пылкость и непосредственность, но теперь она выглядела более сдержанной, словно укрощенной монастырским воспитанием. Годы, проведенные в монастыре урсулинок, не прошли даром. В ее манерах, жестах появился шарм и изысканность. И хотя внешне она стала более сосредоточенной, но внутри так и осталась свободной и непосредственной маленькой феей болот.

Он решил разговаривать с ней открыто.

Анжелика с удивлением отметила, что для Молина их разговор значит не меньше, чем для нее. Она с нетерпением ждала, что же скажет управляющий, поэтому любопытство и стремление узнать правду победили в ней чувства разочарования и смущения, которые не давали ей покоя с самого вечера. Она даже не удивилась тому слегка непринужденному тону, в котором протекал их разговор.

— Почему вы думаете, что со мной можно говорить иначе, чем с моим отцом?

— Это довольно сложно объяснить, мадемуазель. Я не философ, и все мои знания я приобрел в процессе работы. Простите меня за откровенность, но хочу сказать вам, что дворяне никогда не поймут, что меня в моей деятельности вдохновляет именно жажда труда.

— Но я думаю, крестьяне работают больше вас.

— Они тянут лямку, а это не одно и то же. Они тупы, невежественны и не осознают собственного интереса, как, впрочем, и люди вашего круга, которые ничего не создают. Знать не приносит никакой пользы, единственное, что она способна производить — разрушительные войны. Ваш отец, хотя он и начал что-то делать, так или иначе тоже никогда не поймет, что такое труд! Для него, это всегда будет лишь неизбежный выбор из-за безвыходного положения.

— Вы считаете, что он не добьется успеха? — с беспокойством спросила Анжелика и тут же почувствовала, как сжалось ее сердце. — Я считала, что его дела идут довольно неплохо, и ваш интерес к ним лишний раз это доказывает.

— Вот если бы мы ежегодно продавали по несколько тысяч мулов и наши годовые доходы постоянно увеличивались, тогда можно было бы утверждать, что дела идут неплохо.

— Но ведь мы добьемся успеха рано или поздно?

— Нет, а все потому, что разведение мулов, пусть даже поставленное с большим размахом, да при хорошем денежном резерве на случай всяких непредвиденных обстоятельств вроде эпидемии или войны, так и останется всего-навсего разведением мулов. Это как земледелие — очень долгое и не прибыльное дело. Между прочим, ни земля, ни скот никогда никого не обогащали по-настоящему: припомните, какие большие стада были у библейских пастухов и как бедно они жили.

— Но если вы так уверены в неудаче, господин Молин, то тем более я не понимаю, как вы, человек весьма осмотрительный, могли затеять дело, которое, по вашим словам, не только долгое, но и не очень прибыльное.

— Вот именно поэтому мессиру барону, вашему отцу, и мне нужна ваша помощь.

— Но я же не могу заставить ваших ослиц приносить приплод в два раза чаще.

— Но вы можете помочь увеличить доходы от них в два раза.

— Не могу уяснить, каким образом.

— Сейчас поймете. Чтобы любое дело стало прибыльным, капитал должен оборачиваться быстро, а так как на законы Божьи мы влиять не можем, то нам приходится пользоваться человеческим недомыслием. Мулы для нас всего лишь ширма. Именно они покрывают наши текущие расходы и позволяют поддерживать хорошие отношения с военным интендантством, которому мы поставляем кожу и рабочий скот. Но самое главное то, что караваны мулов перевозят по дорогам большое количество грузов, а мы не платим ни дорожных, ни таможенных пошлин. И вот, используя эти льготы, мы с караванами мулов отправляем в Англию свинец и серебро. Назад мулы привозят якобы мешки черного шлака, его еще называют «флюсом», который необходим для работ на руднике, но на самом деле это золото и серебро, которые переправляют нам через Лондон из воюющей с нами Испании.

— Вот теперь я совершенно запуталась, господин Молин. Зачем же отправлять в Лондон серебро, если потом его привозят обратно?

— Но назад я привожу его в два-три раза больше. Что же касается золота, то граф Жоффрей де Пейрак владеет в Лангедоке золотым прииском. Когда ему будет принадлежать рудник Аржантьер, обменные операции, которые я произвожу для него с этими двумя благородными металлами, не будут вызывать подозрений, потому что все будут думать, что и серебро, и золото добыты на его рудниках. Вот в чем заключается наше настоящее дело. Понимаете, количество золота и серебра, которое можно добыть во Франции, ничтожно мало, а мы, не нанося ущерба ни фиску, ни налоговому управлению, ни таможне, можем ввозить много золота и серебра из Испании. Слитки, которые я сдаю менялам, говорить не умеют. Они никому не расскажут, что родом не из Аржантьера или Лангедока, а из Испании и привезены к нам через Лондон. Так что государственная казна получает свою долю, а мы, под прикрытием работы на рудниках, ввозим большое количество драгоценных металлов, не тратясь, ни на рабочую силу, ни на таможенную пошлину, ни на оборудование для рудников. Ведь никто не может проверить, сколько золота и серебра мы добываем на самом деле, поэтому все вынуждены верить нам на слово…

— Но если ваши махинации раскроют, вас отправят на галеры?

— Почему? Мы же не фальшивомонетчики. И не собираемся ими становиться. Наоборот, мы регулярно пополняем королевскую казну золотом высшей пробы и серебром, она их пробирует и чеканит из них деньги. Когда же прииск в Лангедоке и Аржантьер будут собственностью одного хозяина, мы получим возможность, прикрываясь работами на приисках, быстро увеличить ввоз драгоценных металлов из Испании. Испания буквально наводнена золотом и серебром, которое привезено из Америк, эта страна почти забыла, что такое труд, и живет лишь благодаря продаже сырья другим странам. Лондонские банки служат для нее посредниками. Испания одновременно и самая богатая и самая убогая страна в мире. Если же говорить о Франции, то наши торговые операции, которые невозможно вести открыто из-за порочной системы управления, смогут обогатить страну чуть ли не против ее воли. Но главное, что подобная торговля обогатит нас самих, ведь вложенные деньги будут возвращены в более короткие сроки и со значительными прибылями. Ведь ослицы носят приплод десять месяцев и не могут дать больше десяти процентов прибыли с вложенного капитала.

Анжелика почувствовала, что заинтересовалась этими хитроумными вычислениями.

— А что вы собираетесь делать со свинцом? Он будет лишь прикрытием или он входит в круг ваших коммерческих интересов?

— Свинец — металл очень прибыльный. Он нужен и для охоты, и для войн. За последние годы он очень сильно поднялся в цене и все благодаря королеве-матери, которая пригласила мастеров из Флоренции для оборудования ванных комнат во всех дворцах, как когда-то сделала ее свекровь Мария Медичи. Возможно, вы видели такой зал с римской ванной и свинцовыми трубами в замке дю Плесси.

— Скажите, а маркиз, ваш хозяин, в курсе ваших дел?

Молин снисходительно улыбнулся, устремив свой взор к небесам.

— Увы! Господин маркиз совершил большую ошибку, когда встал на сторону принца Конде против короля. Кажется, сейчас он одумался и отдалился и от принца Конде, и от его окружения, ведь принц Конде заранее приговорен к смертной казни, что однако не мешает ему продолжать военные действия против армии короля. Что касается маркиза дю Плесси, то он сейчас при дворе и снова всеми способами пытается вернуть монаршью милость. Мы очень редко видимся. Я неустанно охраняю его владения, и он знает, что именно благодаря мне его замок не постигла участь замка мессира де Ларошфуко, который разрушили по приказу королевы-матери. Но рудник Аржантьер никак не связан с этими событиями. Он принадлежит вам и вашей семье. Ведь когда-то давно Сансе де Монтелу были сюзеренами Плесси, а не наоборот.