Музыканты с Юга, собравшись на крыльце, увлеченно играли на своих инструментах, сопровождая музыкой шум разговоров, становящихся все громче и громче.

Анжелика села на свое место рядом с маркизом д'Андижосом. Ей казалось, что все происходящее — дурной сон. Несмотря на то что она защищалась изо всех сил, слова кормилицы, которые еще в детстве ей казались пророческими, глубоко потрясли Анжелику. Впрочем, дело сделано! Она вышла замуж! Разумеется, необходимо признать, что Фантина Лозье остается все той же. Выбирая между разными версиями одного и того же, она всегда склонялась к наиболее трагической. Но на этот раз слухи, рассказанные няней, удивительным образом совпадали с пугающими словами Николя. И на этом фоне медоточивые, чересчур разумные слова Молина отошли на второй план. Управляющий заботился лишь о том, чтобы устроить хорошую сделку. Впрочем, и Анжелику поначалу успокаивала и поддерживала мысль о спасении семьи. Теперь уже и эта мысль не ободряла девушку. В ее душе остался лишь страх.

Большую часть гостей, весело праздновавших ее свадьбу за столами, ломящихся от яств, Анжелика не знала или не могла узнать. Внезапно она попросила позвать деревенского музыканта, который аккомпанировал вилланам, плясавшим на лугу у подножия замка. Ее ухо не привыкло к томным мелодиям, что исполняются при дворе для знатных вельмож. Еще раз ей хотелось услышать нежный мюзет и кричащую волынку, дерзкие звуки свирели и глухой стук крестьянских сабо.

Однако ее просьба не была услышана, то ли оттого, что ее голос прозвучал не так громко, как ей хотелось, то ли оттого, что в атмосфере приятной расслабленности от хорошей еды и славной компании никто не понял смысла сказанного.

Небо было усеяно звездами, но в воздухе висела легкая дымка, создавая вокруг луны золотистый ореол. К столам без конца подносили новые блюда и кувшины с вином. Перед Анжеликой появилась корзина с теплыми круглыми булочками, которую держали до тех пор, пока она не подняла глаза на того, кто ее принес. Она увидела высокого плотного человека, одетого в добротный светло-серый костюм, который обычно носят мельники. Воротник и каноны на чулках были из тонкого кружева. А поскольку мука ему ничего не стоила, он обильно, как знатные господа, напудрил ею волосы.

— А вот и Валентин, сын мельника! Он пришел засвидетельствовать свое почтение новобрачной! — вскричал барон Арман.

— Валентин, — с улыбкой сказала Анжелика, — я еще не видела тебя после своего возвращения домой. Ты все еще плаваешь по каналам на своей лодке, собирая дягиль для ньельских монахов?

Ничего не ответив, молодой человек низко поклонился. Подождав, пока Анжелика возьмет булочку, он поднял корзину и передал по кругу. А сам растворился в толпе и в ночи.

«Если бы все замолчали, я бы услышала кваканье лягушек, — подумала Анжелика, — возможно, если я вернусь сюда через несколько лет, то уже не услышу их, потому что во время работ болота осушат, и лягушки исчезнут».

— Вы просто обязаны это попробовать, — сказал ей на ухо маркиз д'Андижос.

Он подвинул к ней блюдо, не очень аппетитное на вид, но с тонким ароматом.

— Это рагу из зеленых трюфелей, совсем свежих, их привезли из Перигора. Знайте же, что трюфели — божественны и волшебны. Нет более изысканного блюда, чтобы подготовить тело юной новобрачной к принятию от мужа выражения его чувств. Трюфель придает пылкость, оживляет кровь и делает кожу особенно чувствительной к ласкам.

— В таком случае я не вижу никакой необходимости есть это сегодня, — холодно ответила Анжелика, отодвигая от себя серебряную миску. — Принимая во внимание, что я не увижу мужа еще несколько недель…

— Но вам надо к этому готовиться, мадам. Поверьте мне, трюфель — лучший друг супружества. Если вы будете их есть изо дня в день, то в брачную ночь станете сама нежность.

— В наших краях, — с усмешкой сказала Анжелика, глядя ему прямо в лицо, — перед Рождеством гусей откармливают укропом, чтобы их мясо стало более сочным, когда их поджарят и подадут в рождественскую ночь!

Подвыпивший маркиз расхохотался.

— Ах! Как бы я хотел быть тем, кто скушает такую маленькую гусочку, как вы, — произнес он, наклонившись так низко к Анжелике, что его усы коснулись ее щеки. — Будь я проклят! — прибавил он, выпрямляясь и кладя руку на сердце, — если еще раз позволю себе произнести непристойность! Увы! Но вина лежит не только на мне, ибо меня обманули. Когда мой друг граф Жоффрей де Пейрак возложил на меня свои обязанности в выполнении всех формальностей, лишив, однако, очаровательных прав супруга, я заставил его поклясться, что вы косая и горбатая. Однако я вижу, он совершенно не позаботился, чтобы избавить меня от мучений. Вы действительно не хотите трюфелей?

— Нет, спасибо.

— А я съем, — ответил он с жалобной гримасой, которая в других обстоятельствах развеселила бы девушку, — хоть я и подставной муж, да вдобавок холостяк. Надеюсь, что природа будет благосклонна ко мне, и в эту праздничную ночь я встречу дам или девиц, менее жестоких, чем вы.

Она натянуто улыбнулась его выходке.

От факелов и канделябров исходил невыносимый жар. В застывшем воздухе висел тяжелый запах вина и приправ. Вокруг продолжали петь и пить.

Анжелика приложила пальцы к вискам. Они были влажными. «Что это со мной? — подумала она. — Мне кажется, я сейчас взорвусь и закричу от ненависти. Почему?.. Отец счастлив. Он выдает меня замуж почти по-королевски. Тетушки ликуют. Граф де Пейрак послал им ожерелья из драгоценных камней с Пиренейских гор и множество всяких безделушек. Мои братья и сестры получат хорошее воспитание. А я, на что мне жаловаться? В монастыре нас всегда предостерегали против романтических грез. Знатный и богатый муж — разве не к этому должна стремиться девушка благородного происхождения?»

Она дрожала, словно выбившаяся из сил лошадь. Впрочем, Анжелика не чувствовала усталости. Просто это была нервная реакция, протест всего ее существа, которое не выдержало и взбунтовалось в самый неожиданный момент. «Страх ли это? Еще эти истории кормилицы, которая во всем готова увидеть дьявольские проделки. Почему я должна ей верить? Она всегда была склонна к преувеличению. Ни Молин, ни отец никогда не скрывали от меня, что граф де Пейрак — ученый. Но заключить из этого, что он устраивает бог весть какие демонические оргии, это уж слишком. И потом, если бы кормилица действительно подозревала, что я могу попасть в руки такому чудовищу, она бы не отпустила меня. Нет, я ничего не боюсь. Я не верю этому».

Сидящий рядом с ней маркиз д'Андижос, повязав салфетку, держал в одной руке сочный трюфель, а в другой — бокал бордоского вина. Немного охрипшим голосом с небольшим акцентом, то и дело удовлетворенно икая, он декламировал:

— О божественный трюфель! Благодетель влюбленных! Влей же в мои вены любовный трепет! Я буду ласкать мою подружку до зари!

«Вот оно, — поняла вдруг Анжелика, — вот то, на что я никогда не соглашусь и не смогу вынести».

У нее перед глазами встал образ уродливого и страшного сеньора, чьей законной добычей она стала. В ночной тишине в далеком Лангедоке этот пугающий незнакомец будет ее полным властителем. Она может кричать, звать на помощь, умолять, но никто не придет. Он купил ее, ее продали. И так будет до конца ее дней!

«Вот что думают люди, но не говорят открыто, вот о чем, возможно, шепчутся на кухне слуги и служанки. Вот почему жалость ко мне читается в глазах этих музыкантов с юга и этого милого Энрико с вьющимися волосами, который так искусно бьет в тамбурин. А впрочем, лицемерие куда сильнее жалости. Одного человека принесли в жертву, зато сколько довольных! Золото и вино текут рекой! И какое кому дело до того, что там потом произойдет между их господином и мной! Ну нет, клянусь, никогда он до меня не дотронется…»

Анжелика поднялась, ее внезапно охватил страшный гнев, и усилия, которые она прилагала, дабы его превозмочь, вызвали у девушки почти болезненные ощущения. Наблюдая за пирующими, чей гвалт заглушал даже громкую музыку, Анжелика думала, что еще чуть-чуть, и она начнет кричать, выть и бранить их всех. Поздно! Скандал бесполезен! Гости восприняли бы всплеск ее эмоций как бурное выражение радости, знак, что пришло время для танцев и фарандолы!

В этот момент она заметила прибывших музыкантов со свирелью и волынкой. Они поднялись на крыльцо, разговаривая о чем-то с другими, решившими промочить горло. Поздно! Слишком поздно! Больше ей ни к чему слушать сельскую музыку своего детства. Она была в ловушке! Она была обречена!

Внезапно она поняла, что ей надо сделать, чтобы отомстить за принудительный брак, избежать хотя бы в своих собственных глазах унизительной роли жертвы. Жиль де Рец с юга Франции не будет первым.

Она стала удаляться от стола, и в гомоне голосов никто не заметил ее ухода. Больше всего на свете ей хотелось, прежде чем попасть в руки другого, отдаться молодому и красивому мужчине.

Увидев дворецкого по имени Клеман Тоннель, нанятого отцом в Ньоре, она спросила у него, где слуга Николя.

— Он в сарае, разливает вино, мадам.

Девушка отправилась в указанном направлении. Она шла, словно во сне. После сцены в лесу Николя больше на нее не смотрел и ограничивался выполнением своих обязанностей слуги, впрочем, с некоторой небрежностью. Она нашла его в пристройке, где он переливал вино из бочек в кувшины и графины, которые ему непрерывно подносили мальчишки-слуги и пажи. Николя был одет в золотисто-желтую ливрею с обшитыми галуном отворотами, которую барон де Сансе взял напрокат по случаю празднеств. Этот наряд отнюдь не выглядел на нем нелепо, напротив, даже придавал элегантности. Увидев Анжелику, он выпрямился и сделал глубокий поклон в стиле дворецкого Клемана, обучавшего всю домашнюю прислугу двое суток накануне праздника.

— Я искала тебя, Николя…

— Госпожа графиня…

Она бросила взгляд на мальчишек, которые ожидали, стоя с кувшинами в руках.

— Поставь кого-нибудь из мальчиков вместо себя и иди за мной.

Во дворе она снова провела по лбу рукой. Анжелику охватило волнение, которое, казалось, она вдохнула вместе с пьянящим ароматом разлитого на полу вина. Она толкнула дверь в соседний сарай, в котором тоже часть ночи наполняли кувшины. В нем еще держался тяжелый винный дух. Но теперь бочки уже опустели, опустел и сарай. В нем было темно и жарко. Анжелика положила руки на крепкую грудь Николя. И вдруг, сотрясаясь всем телом в глухих рыданиях, она кинулась к нему на шею.

— Николя, — всхлипывала она, — друг мой, скажи, что это все неправда. Они ведь не увезут меня, не отдадут меня ему. Мне страшно, Николя. Обними меня. Обними покрепче!

— Госпожа графиня…

— Замолчи! — закричала она. — Ах! Не будь таким же злым, как они!

И хриплым, срывающимся голосом, которого сама не узнала, добавила:

— Обними меня! Обними крепко-крепко! Это все, что я прошу.

Он, казалось, засомневался, но потом протянул узловатые натруженные руки и обхватил тоненькую талию.

В сарае было темно. От большой кучи сена шло тепло, в воздухе, казалось, застыло что-то тревожное, словно перед грозой. Анжелика, обезумевшая, опьяневшая от всех этих запахов, прижалась лбом к плечу Николя. И снова она почувствовала, как ее захватывает его неистовая страсть, но на этот раз не стала ей противиться.

— Да! Ты добрый! — вздыхала она. — Ты мой друг. Я хочу, чтобы ты любил меня… Один только раз я хочу, чтобы меня любил молодой и красивый мужчина. Ты понимаешь?

Она обхватила руками могучую шею Николя и заставила его склонить к ней свое лицо. Он выпил, и его дыхание отдавало терпким запахом вина.

Он вздохнул.

— Маркиза Ангелов…

— Люби меня, — шептала она, прижимаясь губами к его губам. — Только один раз. А потом я уеду… Ты не хочешь? Ты меня больше не любишь?

Он что-то глухо пробормотал, схватил ее на руки и, споткнувшись в темноте, упал вместе с нею на кучу сена. Сознание Анжелики было до странности ясное, и в то же время она словно разом отрешилась от всех условностей. Она очутилась в каком-то ином мире, поднялась над тем, что до сих пор составляло ее жизнь. Оглушенная темнотой сарая, жарой, спертым воздухом, а также новизной ласк, одновременно грубых и умелых, она старалась главным образом побороть свою стыдливость, помимо ее воли взбунтовавшуюся в ней. Единственным желанием ее было, чтобы это произошло как можно быстрее, потому что она опасалась, что их застанут врасплох. Стиснув зубы, она повторяла себе, что, по крайней мере, тот, другой, уже не будет первым. Таков был ее вызов золоту, за которое, они думают, можно все купить. Она всем сердцем хотела, чтобы все произошло. Однако несколько раз она едва удержалась, чтобы не оттолкнуть тяжелое тело, объятое безумной страстью.