Анна Голон - Анжелика. Путь в Версаль

— Ваши сыновья трусливы, как бабы, — пробормотал он заплетающимся языком.

Его лицо было темнее, чем обычно, он слегка покачивался.

«Да он пьян», — подумала Анжелика.

В этот миг появилась запыхавшаяся Барба. Девушка прижала руку к груди, пытаясь унять сердцебиение. Она с выражением ужаса на лице посмотрела на Филиппа, потом на Анжелику и, наконец, заметила мертвую собаку.

— Пусть госпожа простит меня, — запричитала служанка. — Я пошла на кухню за молоком и ужином для малышей. Я оставила их под присмотром Флипо. Я не знала…

— Ничего страшного, Барба, — очень спокойно сказала Анжелика. — Дети не приучены к таким свирепым охотничьим псам. Но, конечно, они должны привыкнуть, если захотят, как истинные дворяне, став постарше, загнать оленя и кабана.

Во взглядах будущих дворян, устремленных на трех огромных собак, не читалось ни малейшего энтузиазма. Но рядом с матерью они больше ничего не боялись.

— Вы мои глупышки, — с ласковой укоризной пожурила сыновей Анжелика.

Филипп, в коричневато-золотистом бархатном костюме для верховой езды, стоял, широко расставив ноги, и смотрел на мать с детьми. Неожиданно он хлестнул собак своим хлыстом, дернул их за повод и вышел из комнаты.

Барба торопливо захлопнула дверь.

— Меня разыскал Флипо, — зашептала она. — Господин маркиз выгнал его из комнаты. И не пытайтесь меня отговорить. Я все равно уверена — он хотел, чтобы собаки загрызли мальчиков…

— Не говори глупости, Барба, — сухо оборвала Анжелика. — Просто господин маркиз не умеет общаться с детьми, он хотел всего лишь поиграть с ними…

— Ну да! Игры знатных господ! Мы-то знаем, как далеко они могут зайти. Я вот помню одного бедного малыша, который слишком дорого заплатил за эти игры.

При упоминании о Лино Анжелика вздрогнула. Белокурый Филипп с его небрежной походкой… он ведь был среди тех, кто истязал маленького торговца вафлями. Разве не остался он равнодушен к мольбам ребенка?

Дождавшись, пока сыновья успокоятся, она отвела их в детскую, а сама присела перед туалетным столиком в спальне, поправляя прическу.

Как отнестись к тому, что сейчас произошло? Стоит ли принимать случившееся всерьез? Филипп был пьян, это бросалось в глаза. Протрезвев, он, скорее всего, извинится за свое поведение…

Но слово, однажды произнесенное Мари-Аньес про Филиппа, все же сорвалось с уст Анжелики: «Зверь!»

Зверь затаившийся, скрытный, жестокий… Если он захочет отомстить женщине, то не остановится ни перед чем.

«Но ведь не станет же он мучить моих малышей», — подумала Анжелика, отбросив расческу в сторону и в волнении вскочив с места.

В ту же минуту дверь в комнату отворилась и на пороге появился Филипп. Его тяжелый взгляд остановился на молодой женщине.

— Ларец с ядом у вас?

— Я отдам его вам в день нашей свадьбы, Филипп, как это обусловлено договором.

— Мы венчаемся сегодня вечером.

— Ну что же, значит, я отдам вам его сегодня вечером, — ответила Анжелика, стараясь сохранить самообладание.

Она улыбнулась и протянула ему руку.

— Мы еще не поздоровались…

— Не вижу в этом никакой необходимости, — возразил маркиз и с силой захлопнул за собой дверь.

Анжелика кусала себе губы. Вот уж точно, человека, которого она выбрала себе в мужья, будет непросто приручить. Ей на ум пришел совет Молина: «Вам необходимо завладеть его помыслами». Но впервые в жизни Анжелика сомневалась в своей победе. Она не знала, как подчинить этого мужчину, созданного изо льда. Она чувствовала, что, когда он находится рядом с ней, в нем не пробуждаются никакие плотские желания. Да и сама Анжелика, охваченная тревогой, уже не испытывала влечения к будущему супругу.

«Он сказал, что мы обвенчаемся сегодня вечером. Кажется, он не понимает, что говорит. Даже мой отец ничего не знает».

От этих размышлений ее отвлек робкий стук в дверь. Анжелика открыла и увидела сыновей, по-прежнему трогательно прижимавшихся друг к другу. Но на этот раз Флоримон, на правах старшего, взял под свою защиту еще и обезьянку Пикколо, которую он держал на руках.

— Мама, — начал мальчик тонким, дрожащим, но все-таки твердым голосом, — мы хотели бы уехать к господину нашему дедушке. Нам здесь страшно.

— Страх — это слово, которое не должен произносить мальчик со шпагой на поясе, — строго сказала Анжелика. — Неужели вы так трусливы, как на это вам только что указали?

— Господин дю Плесси уже убил Портоса. Теперь он может убить Пикколо.

Кантор снова заплакал, из его груди вырывались тихие, приглушенные рыдания. Кантор, всегда спокойный Кантор плачет! Этого Анжелика уже не могла вынести. Не стоит размышлять над тем, глупо это или нет: ее дети напуганы. А ведь она поклялась, что они больше никогда не будут испытывать страх.

— Хорошо. Вы немедленно отправляетесь в Монтелу. Барба и Жавотта поедут с вами. Только обещайте мне, что будете себя хорошо вести.

— Дедушка обещал, что посадит меня на мула, — воскликнул Кантор, тут же успокоившись.

— Ха! А мне он даст настоящую лошадь! — похвастался Флоримон.

Не прошло и часа, как Анжелика проводила двуколку с детьми и слугами, в которую погрузили все необходимые вещи. В Монтелу достаточно места, чтобы приютить всех. Казалось, слуги тоже рады возможности покинуть Плесси. С появлением Филиппа в белом замке воцарился страх. Красивый молодой человек, игравший при дворе «короля-солнце» роль любезного придворного, в своем отдаленном поместье правил жестокой рукой деспота.

Барба прошептала:

— Госпожа, мы не можем оставить вас здесь совсем одну с этим… с этим человеком.

— Каким еще человеком? — надменно спросила Анжелика.

И добавила:

— Барба, безбедное существование заставило тебя позабыть некоторые эпизоды нашего прошлого. Вспомни, что я умею постоять за себя.

Анжелика расцеловала служанку в круглые румяные щеки, но сама почувствовала, как ее душа леденеет от страха.

КОГДА дребезжанье маленькой повозки затихло в вечерней синеве, Анжелика медленно побрела обратно к замку. Она испытала облегчение, проводив детей в уютный безопасный Монтелу. Замок Плесси показался будущей хозяйке совсем пустынным и почти враждебным, несмотря на изысканную красоту этого ренессансного чуда.

Здесь правил Филипп, а он требовал беспрекословного подчинения.

И здесь у нее не было друзей. Обволакивающее, холодное одиночество — это чувство было ей почти незнакомо.

В вестибюле ее встретил лакей и с поклоном сообщил, что ужин подан. Анжелика отправилась в столовую, где был сервирован стол. Почти тотчас же появился Филипп и, не произнеся ни слова, сел на другом конце стола. Анжелика заняла место напротив. Ели они вдвоем, обслуживаемые двумя лакеями. Блюда приносил помощник повара.

Пламя трех факелов отражалось в дорогом столовом серебре. На протяжении всего ужина были слышны лишь стук ложек да звон бокалов, которые перекрывались громким стрекотом кузнечиков на лужайке. В распахнутую стеклянную дверь, выходящую на улицу, заглядывала наступившая туманная ночь.

Анжелика была уверена, что не сможет проглотить ни кусочка, но ела с отменным аппетитом — ее организм всегда именно так откликался на сложные жизненные ситуации. Она заметила, что Филипп много пьет, но вино не приносит ему веселья, а делает все более и более холодно-отстраненным.

Когда он встал, отказавшись от десерта, молодая женщина была вынуждена проследовать за маркизом в соседний зал. Там она увидела Молина и капеллана, а также очень старую крестьянку, которая, как Анжелика узнала позднее, была кормилицей Филиппа.

— Все готово, ваше преподобие? — спросил молодой человек, нарушив свое затянувшееся молчание.

— Да, господин маркиз.

— Тогда пройдем в часовню.

Анжелика вздрогнула. Неужели ее свадьба с Филиппом состоится в столь зловещей обстановке?

Она попыталась протестовать.

— Вы же не станете утверждать, что все готово к венчанию и оно произойдет прямо сейчас?

— Именно это я и утверждаю, мадам, — насмешливо ответил Филипп. — Брачный контракт мы подписали еще в Париже. Это для мирской жизни. А сейчас господин аббат благословит нас и мы обменяемся кольцами. Это — для Бога. Все остальные условности представляются мне излишними.

Молодая женщина неуверенно взглянула на свидетелей этой сцены. Их лица освещал единственный факел — тот, что держала старуха. Снаружи царила беспросветная ночь. Все слуги ушли. Если бы не Молин, несгибаемый суровый Молин, который любил Анжелику больше, чем собственную дочь, она подумала бы, что попала в ловушку и ее жизнь висит на волоске.

Она попыталась поймать взгляд Молина, но он опустил глаза с тем особенным раболепством, которое всегда изображал перед сеньорами дю Плесси.

И Анжелика смирилась.

В часовне, освещенной лишь двумя большими свечами из желтого воска, маленький испуганный крестьянский мальчик, облаченный в ризу певчего, принес святую воду.

Анжелика и Филипп заняли места на двух молельных скамеечках. Священник встал у алтаря, монотонным голосом прочел несколько молитв, а затем задал полагающиеся вопросы.

— Филипп дю Плесси-Бельер, согласны ли вы взять в жены Анжелику де Сансе де Монтелу?

— Да.

— Анжелика де Сансе де Монтелу, согласны ли вы взять в мужья Филиппа дю Плесси-Бельера?

Она ответила «да» и протянула Филиппу руку, чтобы он надел ей кольцо. Этот жест воскресил в ней воспоминание о другом венчании, когда-то состоявшемся в Тулузе.

В тот день она дрожала ничуть не меньше, чем сейчас, и граф де Пейрак, так пугавший ее супруг, твердой рукой нежно сжал ее руку, пытаясь успокоить свою юную жену. Тогда, охваченная паникой, она не поняла, что значит это легкое пожатие. Короткая вспышка воспоминания о той далекой церемонии вернулась к ней и ранила, как острый кинжал. Потрясенная, Анжелика смотрела на полупьяного Филиппа, который никак не мог надеть кольцо ей на палец. Наконец кольцо заняло свое место. Обряд свершился.

Все вышли из часовни.

— Теперь ваша очередь, мадам, — сказал Филипп, посмотрев на Анжелику и улыбнувшись все той же невыносимой ледяной улыбкой.

Она поняла и попросила свидетелей проследовать в ее комнату.

Там она достала из секретера заветный ларец, открыла его и вручила мужу. Отблески свечей переливались на стекле флакона.

— Да, это действительно тот самый потерянный ларец, — сказал Филипп после секундного молчания. — Все верно, господа.

Священник и управляющий подписали бумагу, в которой говорилось, что они стали свидетелями передачи ларца мадам дю Плесси-Бельер ее мужу согласно одному из пунктов брачного договора. Затем они еще раз поклонились супружеской чете и мелкими шажками удалились. Старуха освещала им дорогу факелом.

Лишь невероятным усилием воли Анжелике удалось сдержаться, чтобы не окликнуть управляющего. Паника, которую она испытывала, была не только смешной, но и безосновательной. Конечно, не слишком приятно остаться один на один с разозленным обиженным мужчиной. Но существует средство, которое поможет ей и Филиппу договориться, заключить перемирие…

Анжелика украдкой взглянула на маркиза. Каждый раз при виде его совершенной красоты она успокаивалась. Мужчина склонил к зловещему ларцу свой чеканный профиль. Его светлые усы подчеркивали изящную линию рта, длинные густые ресницы отбрасывали тени на щеки. Но его лицо было краснее обычного, а резкий, неприятный запах вина отталкивал.

Увидев, как неуверенной рукой муж поднимает склянку с ядом, Анжелика торопливо предостерегла:

— Будьте осторожны, Филипп. Монах Экзили утверждал, что достаточно всего одной капли яда, чтобы навсегда изуродовать человека.

— В самом деле?

Он поднял глаза, и в них зажегся злой огонек. Филипп покачивал флакон в руке. Во внезапном озарении Анжелика поняла, что он испытывает соблазн выплеснуть яд ей в лицо. Парализованная страхом, она, не моргая, продолжала смотреть на супруга спокойно и смело. Филипп издал подобие смешка, вернул склянку на место, закрыл ларец и сунул его себе под мышку.

Не произнеся ни слова, маркиз схватил Анжелику за руку и потащил из комнаты.

Замок был погружен во мрак и тишину, и лишь призрачный свет поднявшейся луны струился сквозь высокие окна на каменные плиты пола.

Филипп так крепко сжимал хрупкое запястье молодой женщины, что она чувствовала биение собственного пульса. Но она предпочитала видеть его таким. В своем замке Филипп вел себя совершенно иначе, чем при дворе. Без сомнения, так же он вел себя и на войне, сбрасывая ненужную маску мечтательного красавца придворного и превращаясь в настоящего воина — собранного, жестокого, почти варвара.