— Я так рада видеть вас, — сказала она с искренностью ребенка.

— И я тоже. — Они стояли, счастливо улыбаясь друг другу. — «Не красавица, — напомнил себе Арман, глядя на нее. — Но какое милое лицо, почему она меня так привораживает… Не пойму…» — Он хотел бы взять ее лицо в ладони и неотрывно смотреть в глаза.

Они пошли обедать, смеясь, держась за руки, и вернулись рука в руке. Нина пригласила его, но он снова расстался с ней у дверей ее дома.

Арман стал приглашать ее каждый вечер и после обеда в ресторане провожал и целовал у дверей, но не входил в дом.

Каждый раз он все больше узнавал о ее жизни. Родители ее умерли. Отца она не помнила — он бросил жену с ребенком, когда Нине было четыре года. Мать, рано постаревшая, измученная женщина, работала на фабрике одежды. Строгая и молчаливая, она не выносила пьянства и сборищ и питала предубеждение к мужчинам.

— Я думаю, она любила меня, — говорила Нина, — делала для меня все, но никогда своей любви не выказывала. Особенно молчаливой и сдержанной она стала, когда я сошлась с мальчиком совсем перестала со мною говорить. Мне было четырнадцать с половиной лет, Альдо — шестнадцать. Он любил читать книги, и мы читали их вместе.

Она навертела на вилку спагетти и продолжала: — Когда японцы разбомбили Пирл Харбор, Альдо предложил мне выйти за него замуж, прежде чем он уйдет в армию. Мы к этому времени уже два года жили вместе. Я сказала, что лучше подождать, пока он вернется, но он возразил, что этого может и не случиться. — Она вдруг замолчала. — Я говорю что-то не так? Вам не нравится? Вы как-то странно на меня глядите.

— Вовсе нет, шери… — он поправился, — милочка! Вы должны мне все рассказать о себе.

— Вы уверены? — спросила она с сомнением.

— Да, непременно! Итак, вы согласились выйти за него замуж?

— Не совсем, мы нашли компромисс: считали себя помолвленными, а пожениться решили, когда он приедет в первый отпуск. Но он сразу был убит.

— Вот как… — сочувственно кивнул Арман.

— Да, я больше его не видела. И знаете, я никому этого не говорила — ведь я не люблю секс. Это больно, не романтично. Я не хотела выходить замуж и решила разорвать помолвку, когда он приедет. Как хорошо, что этого не случилось. Он был бы огорчен.

— Конечно, — сказал Арман, пожимая ее руку. — Что же с вами было потом?

— О, много чего. Умерла моя мать, я закончила школу и пошла работать к отцу Альдо — у него была парфюмерная лавочка. Продавала шампуни, сторожила магазин — он поселил меня в задней комнатке, была уборщицей. — Она улыбнулась. Официант принес меню десерта, Арман жестом отослал его и, повернувшись к Нине, попросил ее продолжать.

— Вот и все. Потом я стала маникюршей. В шутку говорю, что держусь за жизнь ногтями. — Она принужденно улыбнулась.

— И вам не хотелось изменить свою жизнь?

— Конечно. Многого хотелось. Я надеялась купить лавочку отца Альдо, мистера Вьягги, когда он перестанет работать. Но не вышло, не смогла накопить денег.

Арман подозвал официанта и заказал два омлета по-английски со взбитыми сливками. Нина занялась десертом прилежно и увлеченно, словно школьница, лакомящаяся порцией мороженого с клубникой.

Он смотрел на нее с любопытством и удовольствием, как на медвежонка, вылизывающего медовые соты.

Нина закончила серьезный разговор непринужденно, словно сунула в карман носовой платок. — Знаете, Арман, все, о чем мечтаешь, чаще всего не сбывается, но печалиться об этом не стоит. Такова жизнь. Надо жить моментом, — кончиком языка она облизала ложечку.

— Но иногда только мечты и помогают жить, — возразил он.

Она минуту подумала: — Наверное, вы правы. Но если о чем-то мечтать, а мечта не сбывается, то она превращается в навязчивый кошмар. И о ней лучше забыть, — пуфф! — дунула она, словно сдувая приставшую пушинку.

— Мне бы надо научиться этому у вас, — сказал он, испытывая одновременно страх перед неизбежным и непреодолимое желание проникнуться ее жизненной силой и беспечностью.

Когда они выходили из ресторана, Нина наклонилась к нему и сказала просто: — Я тебя хочу.

Он поцеловал ее на ярко освещенной улице и почувствовал, что ее тело, прижавшееся к нему, нежно молит его о близости и вызывает в нем бурный прилив желания. Они замерли, переводя дыхание, и Нина сказала: — Ты будешь ночевать у меня.

Через три дня Ви разливала после обеда кофе, когда в столовую ворвалась Марти в замызганной и бесформенной бейсбольной куртке одного из своих приятелей-близнецов из банды Она глянула на сестру и отца, остановила взгляд на Нине и саркастически заметила. — Еще одна! Я-то думала, что ты угомонился, старый хрен.

— Марти! — возмущенно закричала Ви.

Марти повернулась к ней, уперевшись ладонями в бока. — Ну, и какая версия на этот раз? Милая мамулечка для бедных сироток?

— Перестань! — вскричала Ви. — Познакомься с Ниной.

— Спасибо, нет. — Она повернулась и вышла.

— Я так огорчен, — начал Арман, положив руки на стол ладонями кверху.

— Не надо, — перебила его Нина, пытаясь сохранить спокойствие. Она повернулась к Ви и сказала. — Ты ведь знаешь, что это не так, золотко. Я не стараюсь быть вам мамой, а хочу стать другом.

Ви пришла в замешательство и ничего не ответила. Она сразу почувствовала в этой женщине что-то особенное. Отец не раз приводил женщин, чаще всего блондинок, холодных и самоуверенных, относившихся к Ви и Марти равнодушно, как к живым куклам или маленьким служаночкам. В Нине чувствовалось что-то теплое и дружеское, как будто вы с ней были давно знакомы.

Ви хотелось повести Нину в свою комнату, показать ей учебники, тетради, платья, даже игрушечного пуделя и другие поломанные детские игрушки. Почему-то Ви хотелось показать Нине всю свою жизнь, в надежде, что та примет и, может быть, изменит ее.

Когда Нина собиралась уходить, Ви робко обратилась к ней:

— Вы придете завтра вечером? Приходите!..

Лицо Нины осветила счастливая удивленная улыбка. — Благослови тебя Бог, Ви… — сказала она растроганно, глядя на Армана и пытаясь понять его выражение. — Я постараюсь. Я приду, — сказала она решительно, нежно поцеловав девочку в щеку.

Когда Арман и Нина ушли, Ви погладила свою щеку. Впервые ее так ласково поцеловала женщина — нежнее и мягче, чем папа, на щеке сохранился аромат фиалок и тепло. Она не будет мыть лицо, решила Ви… Она знала, что полюбила Нину.

Ви проснулась с чувством радости и, собравшись в школу, даже не расстроилась, что Марти куда-то убежала и ей придется ждать, пока она появится и соберет свои вещи. Сегодня Ви было безразлично, что они опоздают на уроки.

Мартина выскочила из кустов на крыльцо и толкнула Ви так, что та уронила ранец и сумочку с завтраком. Два учебника упали на землю, страницы помялись. Разбилась скорлупа крутого яйца и расплющились бананы, приготовленные на завтрак.

— Черт тебя побери, Марти, — сердито сказала Ви.

— Ага, я тебя достала! — победоносно воскликнула Марти.

— Ну-ка, собирай поживей свои вещи, пора идти! — строго приказала Ви. Когда дело касалось школы, Марти приходилось подчиняться старшей сестре.

По пути Марти язвительно высказалась о Нине: — Новая шлюха вовсе не красотка, правда? Но нам-то без разницы. — Она пожала плечами. — Все они ненадолго.

— Много ты знаешь! — крикнула Ви, испытывая обиду за Нину.

— Уж нашего-то старикана я знаю. Ему бы только попрыгать на матрасе с кем угодно.

— Не говори так! Она замечательная. И о папе не смей так говорить!

Марти в ответ снисходительно усмехнулась. Некоторое время сестры прошли в молчании. Потом Ви сказала: — Знаешь, Марти… Иногда мне хочется иметь маму…

— Дура ты.

— А тебе?

— Еще недоставало! Хватит с меня и старшей сестры.

— Я бы хотела…

— Ты бы ее возненавидела.

— Не знаю. Пока что мне хочется, чтобы папа попросил Нину поселиться с нами.

— А знаешь, чего хочу я?

— Да?

— Чтобы ты не называла его папой. Папочка да папочка, словно ты дитя малое.

— Ну и что? — возразила Ви. — Я еще не взрослая.

— Пора уж повзрослеть. — Марти ни за что не призналась бы Ви, что она тоже хотела бы иметь мать и отца. Отец принадлежал Ви, Марти считала, что ее отец ненавидит. Чувствуя себя отверженной, она превратилась в уличного сорванца, найдя дружбу и нежность у таких же изгоев.

Ви подождала, пока сестра войдет в здание, и пошла дальше в свою школу, позабыв о грубых словах Марти и мечтая о новой встрече с Ниной.

«Нина обещала прийти сегодня вечером, и я испеку к ее приходу пирог, — думала Ви, — зажгу свечи. Будет маленький праздник»

Потом они с Ниной сядут в укромном уголке, и она задаст ей женские вопросы, с которыми Ви не к кому было обратиться. Миссис Мэрфи просто старая дура, а отец отвечает сдержанно и уклончиво. Видно, ему неловко, он ведь мужчина. Вот когда недавно у нее была первая менструация, он только сказал, что теперь она становится женщиной. А Френсис Мэрфи несла какую-то чушь о связи женских циклов с фазами луны и противно объясняла, как употреблять «котекс». — Ви даже зажмурилась от омерзения. Нина будет говорить с ней совсем по-другому, Ви была уверена в этом.

Придя из школы, девочка с нетерпением ждала вечера. Она думала, что запомнит его на всю жизнь — она впервые с помощью женщины войдет в женский мир, они будут разговаривать, открывать друг другу свои души, словно мать и дочь.

Ви пришлось ждать до самой весны — только тогда Арман и Нина определили свои отношения.

Колебались оба. Нина была уверена, что любит Армана, но не знала, сможет ли она пожертвовать своей независимостью, ведь еще подростком она стала самостоятельной и привыкла жить одна. Мужчины приходили и уходили, это были мимолетные связи. Она доверилась Арману, открыла ему свою душу, почувствовала себя счастливой и умиротворенной — и все-таки боялась связать с ним свою жизнь. Зарубцевавшиеся шрамы вдруг начинали ныть, как ампутированная нога, и жесткая броня, которой защищала себя Нина в своей одинокой жизни, не размягчалась.

Когда она готова была уступить, сомнения вдруг одолевали Армана. Он начинал говорить, что миссис Мэрфи не позволит Нине поселиться у него, а ее квартира мала для четверых. И Нина, и Арман знали, что это были всего лишь отговорки. Арман боялся брака. Его прежняя жизнь оставила более страшные шрамы в душе, чем у Нины. Недоверие к женщинам выросло у него из ужасного опыта его второго брака. Вспоминал он и безликую череду женщин, прошедших за эти годы через его спальню, — ни одна из них и не подумала дать толику душевного тепла его дочерям. Может быть, после всех этих лет он разучился любить и не сможет дать Нине настоящего чувства. Но он боялся и полюбить ее слишком сильно, предав память Анны. Он не сомневался, что Нина станет прекрасной матерью для Ви. Она была живой и интересной подругой и страстной любовницей. Арман желал связать с нею свою жизнь, а когда она соглашалась, отступал в испуге.

Через три месяца Арман решил положить конец мучительным отношениям. Он сказал Нине, что они не должны больше встречаться.

Узнав об этом, Ви впала в оцепенение. Она не отвечала на вопросы, едва прикасалась к еде. Ви было уже четырнадцать, но Арман вспоминал такое же ее состояние, когда они поселились в Каркассоне; безмолвная двухлетняя крошка пряталась в углу, словно замерший зимой жучок, только тогда она смотрела на все удивленным серьезным взглядом, а сегодня Ви не поднимала глаз и ничего не замечала вокруг. Арман не сообщил Нине о состоянии Ви. Он знал, что она тут же кинется к ней, и боялся этого.

В воскресенье, на девятый день после того, как они расстались, Нина решила с утра до вечера ничего не делать и наслаждаться свободной жизнью. Она прочитала пару детективов, съела половину кофейного торта, от которого ей стало плохо. Тогда она почувствовала, что не испытывает от счастливого безделья ни малейшего удовольствия и, поглядев в зеркало, увидела хмурое лицо и раздраженную гримасу.

В эту минуту внизу раздался звонок. Нина схватила гребень, но всклокоченные волосы не слушались, к тому же под рукой не было бумажной салфетки, чтобы стереть ночной крем. Уверенная, что это Арман, она решила не открывать, потому что не могла показаться в таком виде. Но звонок продолжал дребезжать, и, крепче подвязав поясом халатик и вытирая на ходу лицо найденным полотенцем, она сбежала по лестнице и открыла входную дверь. Перед ней стояла Ви. По ее бледному лицу струились слезы, губы двигались, но Нина не услышала ни слова. Ви прижимала к груди изуродованное, окровавленное тельце котенка. Жакет и руки Ви были в крови.

— Идем, бэби! — ласково сказала Нина и, обняв, повела ее по лестнице. В комнате Ви не села, не отдала котенка и даже не подняла глаз на Нину.