— Вы его по-прежнему любите?

— Да, и, кажется, даже больше прежнего.

— Помните мое предостережение: смотрите, не полюбите его слишком сильно? А сейчас я добавлю: думайте о себе... и вашем ребенке! Если это будет мальчик, тем более похожий на него, то...

И Анна София нагнулась, чтобы запечатлеть на лбу молодой женщины поцелуй, потом потрепала ее по щеке и удалилась, оставив будущую мать слегка приободренной. Аврора положила ладони на свой округлившийся живот и долго его гладила...


***

С балами в Дрездене было покончено, чего никак нельзя было сказать о военных парадах, топоте сапог, бряцании оружием. Нескончаемые многолетние войны между империями германцев и турок походили на непрестанно извергающийся вулкан. Сейчас Турция перешла в наступление, воспользовавшись неважным состоянием императорской армии, возглавляемой принцем Кройским, никуда не годным полководцем. Император призвал на помощь своих лучших солдат, в первую очередь курфюрста Саксонского: ценя его доблесть, он отдал под его командование Венгерскую армию. Фридрих Август, не успев познакомиться с вверенными ему силами, отбыл в начале мая из Дрездена с восемью тысячами человек, среди которых был и Левенгаупт. Спустя несколько дней перед графиней Кенигсмарк предстал канцлер Флеминг.

Поскольку он не уведомил ее о своем визите, Аврора заставила его прождать добрых полчаса в приемной — помещении, использовавшемся теперь только в редкие праздники, зато по причине своего назначения очень просторном, не загроможденном мебелью, с яркой обивкой стен.

Наконец, она вышла к посетителю — нарядная, с властной улыбкой — и осталась довольна тем, что он расценил небрежное обращение с собой должным образом: расхаживал взад-вперед, заложив руки за спину, в заметном раздражении.

— Поверьте, я огорчена тем, что заставила вас ждать, герр канцлер, но, увы, этого не избежать в случае неожиданного посещения, тем более утром.

— То, с чем я к вам явился, фрау графиня, не терпит отлагательств, отсюда эта спешка, за которую вы, надеюсь, соизволите меня извинить... К сожалению, ожидание сокращает то время, которое я намеревался потратить на... сглаживание некоторых шероховатостей, которые, вероятно, придутся вам не по вкусу. Дело в том, что вам желательно как можно быстрее покинуть Дрезден.

— Мне? Покинуть Дрезден? По какой же причине?

— Дабы покончить с щекотливым положением, которое с каждым месяцем будет только усугубляться. Принцесса Кристина Эберхардина ждет ребенка, как и вы, и, как ожидается, разрешится от бремени примерно в одно время с вами. Это в конце концов неприлично!

Завершающая фраза разозлила Аврору больше всего.

— Напрасно вы взяли на себя труд напоминать мне об этом. В мои намерения и так входило уехать, только несколько позже.

— Так можно и опоздать. Его высочеству угодно, чтобы вы больше не затягивали с отъездом.

— О, так значит, это воля Его высочества?

— Чья же еще? Я бы не позволил себе предъявлять такое требование, если бы не получил от него соответствующих приказаний. Добавлю, что он глубоко сожалеет, что не в силах встретиться с вами до вашего отъезда. Все происходит слишком быстро!

— Допустим... — процедила Аврора, донельзя раздраженная тем удовольствием, которое канцлер явно извлекал из своей постыдной миссии. — Что ж, решено, я уеду.

— Куда?

— Вернусь домой, естественно! Либо в Гамбург, либо в замок Агатенбург, где родилась сама. У вас есть возражения?

Этот вопрос она задала, видя, что Флеминг качает головой.

— Ребенок, в жилах которого течет саксонская кровь, даже незаконнорожденный, должен появиться на свет в Саксонии. Его высочеством местом его рождения назначен Гослар в Гарце. Это прелестный городок, славящийся целебными водами, идеальная летняя резиденция, издавна ценимая нашими правителями.

— Настолько ценимая, что они никогда туда не наведываются! Зато весьма удаленная! Наверное, в двух шагах от границы?

— Скажем, в трех, — язвительно поправил ее канцлер. — Само собой, жить вы будете не в старом дворце, слишком большом и неудобном, совсем не подходящем для ожидаемого события. Для вас сняли один из лучших домов в городе, без сомнения, самый приятный. Это собственность бургомистра Генриха Кристофа Винкеля. Ваше имя будет известно только ему одному. Для всех остальных вы — неизвестная благородная особа, прибывшая на лечение — скажем, от болезненной вялости... Вам необходимо понять, какую важность придает государь тайне рождения младенца, особенно если это будет мальчик. В будущем это может осложнить процесс престолонаследия, поэтому эти неприятности следует изначально предотвратить... Конечно, вас доставит туда дворцовая карета.

— Невероятно! — вскричала Аврора, впадая в невероятный гнев. — О моей беременности и о том, кто отец моего ребенка, знает весь Дрезден, а вы болтаете о соблюдении тайны?

— Разрешение от бремени нередко происходит раньше ожидаемого срока, — продолжил он, не обращая внимания на грубость Авроры. — И потом, через неделю-другую Дрезден вас забудет и станет ждать появления на свет наследника престола. А вы через какое-то время сможете вернуться.

— Как вы добры!

— Благодарите за доброту Его высочество, — проговорил канцлер с хитрым видом, который совершенно ему не шел. — Можете не сомневаться, он позаботится о вас и о ребенке в случае его своевременного рождения. В Госларе к вашим услугам будет врач и все необходимое. Достаточно будет одной горничной, но это будет не Фатима: та в маленьком городе слишком бросалась бы в глаза. Фатима останется здесь, как и остальные ваши слуги.

— Час от часу не легче! А родную сестру я могу с собой взять?

— Конечно, берите! Если она согласится соблюдать то же условие: ни шагу с территории имения! Только я бы все равно не советовал: там ей было бы затруднительно получать известия с войны от графа Левенгаупта... Она могла бы с вами переписываться — через бургомистра!

Флеминг еще не договорил последнюю фразу, когда вошла Амалия. Видя, как та удивлена ее безутешным видом, Аврора стала объяснять, из последних сил сохраняя спокойствие:

— Внимая повелениям, исходящим от самого государя, положено сохранять почтительный вид. Но что делать, если повеления самые удручающие: герр канцлер только что объявил, что мне придется покинуть город и перебраться в глушь, в Гарц, чтобы жить там в уединении в ожидании родов. Взять с собой тех, кого хочу, я и то не вправе...

Амалия обняла сестру и, чувствуя ее дрожь, не размыкала объятий.

— Вам лучше уйти, — обратилась она к Флемингу, не сдерживая гнева. — Вам нечего здесь делать, герр канцлер! Не сомневайтесь, я непременно доложу Его высочеству о вашем излишнем рвении.

Ее тон не оставлял Флемингу выбора. Поклонившись, он покинул дом. Амалия повела сестру к другой двери.

— Скорее в спальню! Тебе лучше прилечь.

Она протянула ей платок, но Аврора не плакала. Душившая ее ярость осушала слезы, не давая им пролиться, зато усиливала дрожь. Напуганная Амалия уложила сестру в постель, поднесла нюхательную соль — это средство Аврора отвергла, пробормотав, что обморока не будет, — и приказала Фатиме принести водки. Наконец, Аврора подняла на Амалию глаза, в которых смешались злость и печаль.

— Ты слышала, что он мне наговорил?

— Да. Почти все. Я подслушивала под дверью и вошла в тот момент, когда он произнес мое имя. Не тревожься, я поеду с тобой.

— Нет, это слишком далеко! Там ты будешь на много месяцев отрезана от мужа и детей. Полезнее остаться здесь, присмотреть за домом. Возможно, ты сможешь снабжать меня новостями...

— Через бургомистра? — Амалия усмехнулась. — Предлагаю компромисс: я поеду с тобой в дворцовой карете и в ней же вернусь обратно. Хотя бы увижу собственными глазами, в каких условиях ты будешь находиться, что там вообще за место... По пути придумаем шифр, чтобы самые невинные слова могли рассказать в письме гораздо больше своего буквального смысла. Если ты захочешь написать кому-то еще, я заберу твои письма. Что скажешь?

— Что ты — лучшая сестра на свете! Кстати, мне нужна другая горничная вместо Фатимы...

— Предоставь мне и это!

И Амалия выбежала из спальни сестры. Через два часа там уже находилась старая Ульрика, этот монумент респектабельности. Она сменила гнев на милость, как только увидела, как безутешна ее «питомица».

— Если хотите, — заговорила она тихо, сдерживая волнение, — я займусь вами и ребенком. Можете не сомневаться, на меня можно положиться! Я стану пробовать все предназначенные для вас кушанья, а при необходимости и молоко кормилицы. А еще я...

Аврора даже прыснула.

— До этого вряд ли дойдет! Давай лучше обнимемся!

В начале следующей недели она покинула Дрезден, так и не повидавшись с Елизаветой, отлучившейся в свое поместье.


***

Утверждая, что Гослар — «прелестный городок», Флеминг сказал не всю правду: городок был не просто прелестен: он оказался одним из красивейших во всей Германии.

Расположенный на лесистых отрогах Гарца, этот алмаз в оправе средневековых крепостных стен изобиловал старинными церквями, удивительным собранием разноцветных фахверковых домиков с дивными садами. Центром города служила, как водится, рыночная площадь, посреди которой громоздился внушительный фонтан, осененный имперским орлом. Воплощением былой имперской славы служил и старинный дворец, хранивший память о бургграфах и нибелунгах. Неподалеку от дворца, в стороне от самых оживленных кварталов, стоял дом, предназначенный для будущей матери. Город, издавна связанный с Ганзейским союзом, был обязан своим богатством открытым неподалеку разработкам меди, цинка и серебра.

В другое время Аврора отдала бы должное местным достопримечательностям, но сейчас ей были важны не только приятные взору окрестности, но и покой. Ее раздражало положение поднадзорной, почти пленницы, схожее с тем, на которое была обречена в сыром замке, окутанном вечными туманами, София Доротея. Бургомистр Винкель, нанесший ей тайный визит уже вечером того же дня, когда она приехала, не оставил никаких иллюзий: Аврора лишалась права покидать территорию имения, где за ней следили несколько тщательно подобранных слуг, имевших единственное задание — стеречь благородную особу, чьего имени они даже не знали, и не подпускать к ней никого извне, за исключением врача, который оказался шурином самого бургомистра. Принимать гостей Авроре запрещалось. Любой, кто пожелает навестить ее с важным известием, был обязан сначала обратиться к бургомистру. То же относилось и к почте.

— Так прямо и сказали бы, что я отныне в заключении, герр бургомистр! — не выдержала Аврора.

— Напрасно вы так считаете, — не согласился он с неожиданной мягкостью в голосе. — Мне доверено оберегать... хрупкое сокровище, чрезвычайно ценимое государем. Не сердитесь на меня за то, что я выполняю свой долг. Помните: я в вашем полном распоряжении, всегда готов устранить любую трудность, если она вдруг возникнет, и сделать ваше пребывание у нас как можно более приятным. К тому же оно будет недолгим — несколько месяцев пронесутся незаметно!

Этой короткой речи хватило, чтобы развеять предубеждение изгнанницы. Она поняла, что перед ней славный человек, разрывающийся между гордостью за то, что ему довелось стать ее стражем, и страхом, что она будет чувствовать себя несчастной в его владениях. Аврора протянула ему руку.

— Раз так, постараемся прожить их как можно лучше. Благодарю вас за утешительные речи. Но каковы ваши инструкции на... на дальнейшее?

— Не могу ответить: пока никаких распоряжений не поступало. Надо полагать, вы нас покинете?

— Надеюсь на это.

Все последующие дни Аврора только отдыхала. Переезд ее сильно утомил, и после отъезда Амалии она, уже не так тревожась за свою судьбу, старалась побольше спать под бдительной охраной Ульрики. Гослар славился своим чистейшим воздухом, дом был выше всяких похвал, сад тенист и полон свежести — самое подходящее место в летний зной. Там для будущей матери поставили шезлонг с подушками, постаравшись расположить его так, чтобы за ней никто не мог подсмотреть. Впрочем, естественное любопытство, вызванное в городе приездом знатной гостьи, быстро сошло на нет: говорили, что у Винкеля поселилась больная дама, приехавшая на воды и находящаяся под наблюдением доктора Трумпа, человека довольно молчаливого. Все слуги — кухарка, лакей, две служанки и садовник — были отобраны самим бургомистром, это были люди солидного возраста, так что Ульрике не составило труда быстро стать у них главной. Все они были деликатны и настолько молчаливы, что Аврора чаще всего вообще не замечала их присутствия. Ей, правда, не хватало Фатимы, ее умелых проворных рук — не столько для наведения красоты, что было ей пока что ни к чему, сколько для приготовления смесей из известных одной лишь турчанке целебных трав. Они прекрасно излечивали головные боли и всяческие незначительные недуги, которые способны испортить жизнь любой женщине.