Мы не были знакомы. Лично, во всяком случае. Но, кажется, я видела ее среди учеников параллельного одиннадцатого класса. Такая, не то, чтобы яркая, но с необычными чертами лица. Видно, был у нее кто-то в семье из восточных народов. Слишком сильно выдавались скулы, да и глаза казались чуть раскосыми. Хоть и светлые. Да и волосы русые. Высокая, симпатичная. Вроде бы всегда ходила в компании с каким-то парнем из ее же класса. Но сегодня никого рядом не было. В руках она держала поднос, на котором стояла тарелка с гречкой, отбивной, салатом. И сок. Готовили в столовой очень даже хорошо, гимназия все-таки непростая, это только я предпочитала домашние бутерброды Арины Михайловны. Все же мои одноклассники ели здесь.

И все равно мне не было понятно, почему эта девушка подошла сейчас ко мне и села сюда. Мест в столовой хватало.

- Привет, - девушку не смутила моя настороженная отчужденность. – Я - Катя, учусь в одиннадцатом «А». Ты прости, что я лезу. Давно хотела подойти, но прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь. А сегодня увидела тебя и… Просто решила сказать, что правильно сделала, надев яркое. Надо стараться жить дальше. А прятаться за темным цветом и посылать всех подальше – не так уж и помогает. Проверено. Ну, вот, в общем, пока.

Она улыбнулась мне, выдав это все почти без пауз. И уже поднялась, наверное, чтоб уйти. Только я, совершенно неожиданно для нас обеих, вдруг протянула руку и легко коснулась ее ладони, которую она уперла в стол:

- Подожди, Катя. Может, посидишь со мной, пообедаешь? – предложение вырвалось само собой.

Просто почудилось мне что-то такое в глазах Кати. Будто она действительно знала, о чем говорит. И меня понимает.

Катя с некоторым сомнением посмотрела на меня, а потом медленно кивнула и поставила назад свой поднос.

- Из своего опыта говоришь? – наблюдая, как она устраивается, поинтересовалась я.

Катя кивнула:

- У меня мать погибла полтора года назад. Глупо так, какой-то придурок на переходе торопился. Сбил. Насмерть. – Ее улыбка была пропитана настолько знакомой мне печалью, что на глаза сами собой навернулись слезы. – Так что, я очень хорошо понимаю, как достает это болезненное любопытство всех вокруг, как заорать на них хочется. Потому и не подходила раньше. Помню это по себе. Но и вечно замыкаться – не помогает. С тобой психолог же говорит? – я кивнула, отпив чая. – Знаешь, это, конечно, кажется мутью, - Катя хмыкнула. – Но в ее словах есть толк. Хоть к ним не так и просто заставить себя прислушаться.

- Возможно, - наверное, я все-таки еще отрицала. Мне не казались умными слова психолога. Только рядом с Сергеем становилось легче и проще смириться.

- Точно тебе говорю, - Катя принялась за свою кашу. – Я тоже сначала в штыки все воспринимала. И прогуливать начала. И на учебу плюнула. Хотя, мне, конечно, легче, - она глянула на меня с сочувствием. – У меня брат остался, Костик. Да ты его, наверное, видела. Мы двойняшки, а сейчас, как близняшки – все время вместе ходим. Это парней сегодня на физ-ре задержали, так я одна.

Я кивнула, подтвердив, что и правда видела:

- У меня тоже был брат. Правда, младший…

- Да, я слышала. Слухи, - она, будто извиняясь за свою осведомленность, развела руками.

Мы помолчали обе.

- Вот, - продолжила Катя, наверное, стремясь заполнить тишину, и взмахнула в воздухе вилкой. – Костик как-то легче с этим справился. Или, может, контролировал себя лучше. В общем, он и мне помог себя в руки взять. А папа…- Катя скривилась с какой-то злой иронией. – Знаешь, правду говорят, что когда умирает отец – ребенок сирота наполовину. А когда мать умирает – «круглый» сирота. Нашему отцу до нас дела нет. Он уже готов отправить нас в Чехию или в Англию, еще не определился, сколько не жалко денег на нашу учебу выбросить. А сам «зажигает» то с одной девицей, то с другой.

В ее голосе так четко пробилась обида и злость, что мне даже как-то неловко стало. Вроде бы и потеряла она меньше родных, а по факту выходило, что еще более одинокая, чем я.

- Мужики, - с презрением выговорила Катя. – Им даже до своих детей дела нет. У них мозги не по этому делу.

Не знаю почему, но я не смогла промолчать:

- Нет, Кать, ты зачем так, обо всех? Я твоего отца не знаю, конечно. И даже не спорю. Но у меня папа хороший был. Он нас с Лешкой любил очень. И сейчас, - я вяло отщипывала хлеб от своего бутерброда. – У меня дядя остался. Старший брат папы. Он мой опекун. И он замечательный. Всегда обо мне заботился и заботится. Если бы не он, я бы, наверное, просто свихнулась.

- Ну, не знаю, - Катя посмотрела на меня даже с каким-то интересом. – А жена дяди тоже нормально тебя воспринимает?

Шум в столовой почему-то стих для меня. И даже в жар кинуло. Такой злой, какой-то. А я зачем-то моргать начала, хоть вроде и видела все прекрасно. А внутри аж затрясло, и дышать сложно стало. Только от глупого вопроса, будто у Сережи могла бы быть жена.

«Да это же просто нереально. Не в нашей вселенной!», вдруг захотелось рассерженно заявить мне. Он мой. Всегда моим был. Я даже представить себе не могла, чтобы с кем-то его делить.

- Он не женат, - и как я только не подавилась, выговорив это?

- А-а, - протянула Катя. – Ну, может, дело в этом. Ему мозги никто не промывает, как моему папке все его подружки, которые все надеются стать «нашей новой мамочкой», - она это проговорила таким противным визгливым голосом, что я рассмеялась.

А Катя только хмыкнула и пожала плечами, показывая, что понимает, но разделить веселье не может. Для нее это реальность.

Мы дообедали вместе, делясь какими-то мелкими подробностями: я рассказала, что занимаюсь танцами. А Катя – что Костик ходит в секцию по футболу. Она вообще больше говорила о брате, словно так ей было проще. Не меньше меня закрывалась от людей, хоть и старалась с этим бороться. Наверное, мне стоило брать с нее пример. Поэтому ли, а может от того, что поняла – я очень соскучилась по подругам и общению, я уточнила, чем занимается она. И когда Катя начала изворачиваться от ответа и оправдываться, что ей некогда, я взяла и ляпнула:

- У меня завтра занятие, пошли со мной. Я тебе помогу, если что, освоиться.

- Да, нет, - Катя растерялась, похоже. – У меня ничего не получится. Я в жизни не танцевала.

- Давай, - зачем-то подбивала я ее. – Будет весело. Веселей, чем просто сидеть дома и ждать брата с тренировки. Разве не ты мне только что говорила, что замкнутость не помогает?

- Я, - признала Катя с тяжелым вздохом. – Ладно. Но если я буду смотреться дурочкой, моя месть окажется страшной, - сощурила она глаза и пригрозила мне наманикюренным пальцем.

Я рассмеялась. Второй раз за эти полчаса.

- Окей, договорились. И не бойся. Видела бы ты меня вчера, когда я на первом занятии на пилоне пыталась удержаться. Чувствовала себя коровой, пытающейся забраться на березу, как в анекдоте, серьезно.

Тут уже рассмеялась Катя. Но глянула с большим интересом:

- Ты же на современные танцы ходишь, или я не поняла?

- Да нет, поняла, это меня вчера занесло на лишнюю тренировку.

- Покажешь? – похоже, ей стало любопытно.

- Если на основную тренировку со мной пойдешь, - я протянула ей руку, словно предлагая заключить сделку.

- Договорились, - Катя пожала мои пальцы.

Так у меня появилась первая подруга в новой школе. Думаю, Сергей обрадуется, когда я ему вечером об этом расскажу.

Не растеряв ни капли своего хорошего настроения, я пошла на следующий урок, предварительно обменявшись с Катей номерами телефонов.

Глава 6

Света

Танцев у меня сегодня не было, так что домой вернулись довольно рано. Единственное место, куда я зашла, попросив водителя остановиться - аптека. Не знаю, все ли так делают, но в нашей семье на следующее утро после «хорошего расслабления» папы, которое хоть и не часто, но все же случалось, мама всегда приносила ему лекарство от похмелья. Причем народные методы мамой не уважались, для своего мужа она доверяла только официальным лекарствам. И меня учила тому же, ведь роль, отводившаяся нам (женщинам) в семье на тот момент, и уготованная в будущем мне лично – украшать и облегчать жизнь родных и близких. Причем, мама умела это делать виртуозно, не унижаясь до раскрашенной «куклы», в которых так часто превращались жены обеспеченных людей.

Я же не то, чтобы старалась во всем следовать ее наставлениям в этом вопросе, но азы усвоила. Потому и пошла в аптеку. Не знаю, беспокоилась ли мама о самочувствии Сергея, когда он «расслаблялся» вместе с папой. А для меня это оказалось важно. Да и сейчас-то о нем вообще некому кроме меня позаботиться. И такой поступок казался мне совершенно естественным. Даже мысли не мелькнуло, что тот может быть не воспринят или неуместен. После того, сколько Сергей выпил прошлой ночью, я сомневалась, что он уже проснулся. Наверняка спит еще. И для меня было совершенно нормально позаботиться о нем. Наверное, так же, как естественным был для него тот факт, что опеку надо мной должен взять он, и никто другой.

Мы оба заботились друг о друге, только каждый в меру своих сил и возможностей.

Именно потому, отставив свою сумку в прихожей, я проинспектировала, что оставила нам Арина Михайловна на обед и ужин, набрала полный стакан воды и с двумя пакетиками препарата тихо пошла в комнату Сергея. Он действительно еще спал, оправдывая мои ожидания. Лежал щекой на подушке, закинув руки вверх.

Тихо, стараясь не шуметь и ничего не задеть (а еще не очень глазеть на его плечи и спину, которые не укрывало одеяло), я осторожно поставила стакан на тумбочку. Туда же пристроила пакетики. Чтобы он проснулся, открыл глаза и сразу увидел. На минуту поддалась искушению, скосив глаза и все же глянув на Сергея.

Вот странно: два месяца назад мы вместе купались в речке, валялись на пляже – и мне даже в голову не приходило его рассматривать. То есть, я смотрела, само-собой, но как-то совсем не так. Как на кого-то близкого и знакомого. А сейчас он словно стал для меня вовсе непривычным и новым. Хотелось каждую мелочь заметить, рассмотреть. Вспомнить, есть ли у него родинки? Где? Изучить каждую черту, каждую линию малейшей мышцы, чтоб навсегда запомнить, с закрытыми глазами и в кромешной темноте, на ощупь узнать. А еще – хотелось его татуировку рассмотреть. Я точно знала, что она у него была. На груди. Но как-то никогда не присматривалась, словно стыдилась.

Мама не одобряла татуировок, говорила, что их делают или бандиты, или идиоты. И красивого в них ничего нет. И смотреть на такое – незачем. Правда, когда я замечала, что дядя Сережа ни один, ни другой – она только кривила лицо и хмыкала. Но мне все равно было неловко рассматривать, да и возможность такая выпадала нечасто – Сергей редко оставался без рубашки, футболки или майки. Так что мне казалось, что татуировка с волком, но деталей я не помнила. А может и нет, может другое что-то, почему-то было смутное ощущение, словно очень давнее воспоминание, что раньше картинка была иной, а потом ее поменяли. Но разве татуировки меняют? Выводят, да. Но меняют? И сейчас даже обидно стало, что я не знаю о Сергее такой немаловажный нюанс.

Но так как спал Сергей, лежа на животе, мне было видно лишь хорошо развитые, широкие плечи, да затылок с темными волосами. Оставалось ждать другого подходящего случая.

Так же тихо, как и пришла, я развернулась, собираясь покинуть комнату. Но не тут-то было.

- Бабочка? Уже вернулась? Я что, целый день провалялся?

Видно, мои передвижения по комнате его все-таки разбудили. Сергей зевнул и повернулся на бок, немного поморщившись. Кулаком сдвинул подушку так, чтоб голова оказалась повыше и, прищурившись, внимательно глянул на меня.

- Вернулась. Сегодня танцев нет, я не очень поздно, - я улыбнулась. Махнула головой в сторону тумбочки. – Извини, что разбудила, просто помню, что папа всегда это после алкоголя пил. Вот, подумала, что и тебе, может, надо…

Скажу честно: я застеснялась. Начала смущаться в один момент под этим внимательным и не очень понятным, слишком пристальным взглядом. Шла сюда совершенно спокойно, а сейчас вдруг ощутила, что снова своевольно зашла в его комнату, нарушив отдых и уединение. И от этого появилось чувство, будто жар поднимается по шее и щекам, и голос становится неровным. Но я очень постаралась не показать этого Сергею. И в меру всех своих моральных сил, спокойно улыбалась. Не знаю, насколько достоверно.

- Спасибо, - глянув в сторону тумбочки, он почему-то улыбнулся. – Точно не помешает. Старею я, видно. Или спал мало – голова еще трещит. - Он потянулся за стаканом, надорвал пакетик и пересыпал порошок в воду. – Так как у тебя дела, Бабочка? Рассказывай, – ожидая, пока лекарство растворится, Сергей повернулся опять ко мне, и сел в кровати чуть выше.

Знаю, надо было ответить. И я постаралась собраться с мыслями. Но те разбегались, потому что вот так, вдруг, у меня появилась та самая возможность – спал Сергей без майки. И я сейчас уставилась прямо на его татуировку.