Рисунок не был цветным. Черный. Сидящий на задних лапах волк, скалящий морду. Только, почему-то там, где у этого волка обозначалось тело и хвост, линии казались какими-то… ну, непонятными. Вроде и рисунок четкий. Но и вроде как поверх другого, полустертого нанесен. А может, мне просто сложно оказалось рассмотреть толком: в комнате света явно не хватало, шторы задернуты, да и за окном пасмурно. И хоть рисунок довольно большой, деталей не увидеть. Но мне понравилось. И я не могла понять, почему мама так всегда возмущалась?

- Нормально, - рассматривая, я старалась все же ответить на вопрос. – Не супер, честно. Но уже не так все раздражают, - криво улыбнувшись, я уселась на его кровать.

Не потому, что совсем обнаглела, просто ноги чуть задрожали. Не подумайте, не от восхищения. Хотя, чего скрывать, и отстраненно рассматривать Сергея сил не хватало. Слишком красивым и классным он мне показался. И я надеялась, что не очень себя выдала. Но кроме этого, сказывалась и лишняя тренировка вчера. К тому же, совсем непривычная. Мышцы болели целый день.

– У меня подруга, вроде как, появилась. Вот, - порадовала я его.

Сергей хмыкнул, в три глотка опустошил стакан, и наклонил голову, потерев пальцами небольшую ямку на подбородке:

- Вроде как? Или появилась? – уточнил он, ничего не говоря по поводу того, что я расселась на его кровати.

- Появилась, - уверенней ответила я. Уперла локти в колени и устроила подбородок на ладонях. – Знаешь, у нее мама погибла полтора года назад. Ее насмерть сбили. Правда, брат и отец живы. Но она меня понимает. И ей, кажется, еще тяжелее. У меня ты есть.

По правде сказать, даже не задумавшись, стремясь сильнее растянуть приятно занывшие мышцы спины, я потянулась и совсем откинулась, улегшись поверх одеяла, еще и руки за голову завела. Мой затылок устроился где-то, где, предположительно, были ступни Сережи.

Удобно, как ни странно.

- Я так поняла, что у нее с отцом отношения совсем плохие. И она, поэтому, против всех мужчин плохо настроена. Я пыталась ее переубедить, - чуть повернув набок голову, я с удивлением заметила, что Сергей как-то уж совсем непривычно и странно на меня смотрит. – Ты же у меня классный. Самый лучший. А Катя, эта девочка, решила, что это потому, что ты не женат.

Тут я полностью перекатилась на живот и снова утроила голову на своих ладонях. И внимательно посмотрела на Сергея, который пересел чуть выше, видно, освобождая пространство для моих маневров на его постели:

- А ты ведь и правда никогда не был женат, да?

Сергей молча покачал головой и отставил стакан, который до этого держал в руке, назад, на тумбочку.

- А почему? – мне действительно хотелось узнать. Потому что я думала об этом весь остаток дня.

Нет, моя собственническая реакция никуда не ушла. И мысль о наличии у него жены казалась кощунственной. Но я и правда задумалась, отчего же такой видный и обеспеченный мужчина, как Сергей, так ни разу и не женился?

Сергей

Мне стало смешно.

Никогда не думал, что одномоментно может раскалываться голова от похмелья, болеть горло, видно от того, сколько я сигарет ночью выкурил. Ломить тело от желания подмять под себя эту обалденную девчонку, растянувшуюся поперек моей кровати и моих ног. И одновременно – рассмеяться хотелось, таким непосредственным и искренним казалось ее любопытство. И радовало то, что она яркий свитер, оказывается, сегодня носила. И просто обнять ее хотелось, без всякого придурочного желания, с нежностью, как всегда. Это же моя Бабочка. Почти такая же яркая и веселая, как раньше.

Впору в психушку ехать сдаваться, от такого винегрета в мозгу.

- Да ты что, Бабочка, - хмыкнул я, стараясь прокашляться.

Еще немного поерзал, отодвигаясь и заодно пряча поглубже под подушку пистолет, с которым снова стал спать после этой заварухи с Малым. Чуть не выставил его, когда проснулся оттого, что Бабочка в мою комнату прошмыгнула. Хорошо, даже с похмелья и сонным, ее шаги узнал.

И как же меня ночью угораздило так долбануться-то, а? Что до сих пор давило и не отпускало.

– Я не по этому делу. Женитьбы – это не по моей части. Это твой отец примерным семьянином был. А у меня голова так забита, что не до этого. Тебя вот на ноги поставить надо. – Я улыбнулся, глядя, как Света прищурилась и рассматривает меня сквозь этот прищур. - И потом, это ты у меня такая хорошая, что понимаешь – дела были и есть. А остальным девчонкам на это мозгов не хватает.

Объясняя это, я протянул руку и растрепал ее распущенные волосы. Не знаю зачем, на полном автомате. Мне всегда нравилось ерошить и портить прическу Бабочке, даже когда моя мать или Динка ей только косы заплетали – у меня руки сами чесались распустить все это прилизанное «безобразие». Тем более что Света всегда кривилась и дергала банты и заколки, будто и сама пыталась «выпустить на свободу» свои темные пряди.

А сейчас она даже глаза закрыла и улыбнулась довольно-довольно, словно на солнце грелась. Бабочка часто на пляже именно с такой улыбкой загорала. И потянулась за моей ладонью, улегшись на пальцах затылком.

Ладонь сжалась сама, собирая ее волосы в кулак. Я стиснул челюсти так, что зубы заломило, пока Света, похоже, удовлетворенная моим ответом, продолжала рассказывать о новой подруге.

А меня по-новой накрыло. Но не просто охотой и возбуждением.

Это было куда больше любого простого желания. То, что взорвалось у меня внутри. Такая какофония, такая смесь чистой и механической потребности взять ее. Здесь. Сейчас же. Да. Было такое. И противно от этого. Хотя, чертяка меня раздери, но мне пришлось себе о стыде напоминать.

Однако и безумная радость, что вижу, как она улыбается, распирала грудь. И просто желание обнять Бабочку заставляло ей улыбаться. И удовлетворение, что она с кем-то подружилась. А по самому краю и без того запутавшегося сознания, мысль – ну куда мне еще жену? На фига? Боже сохрани. Зачем? Мне же, серьезно, о Бабочке еще беспокоиться и беспокоиться.

Давя это все внутри себя, я откинулся на спинку кровати, даже не задумываясь, что продолжаю легко натирать, поглаживать кожу Бабочки под волосами. И старался подчинить дурное тело разуму, радуясь эффективности лекарства, что Света принесла. А пока голову покидала настырная стучащая боль, вдруг додумался, что сидим мы в достаточно двусмысленной обстановке, а «племянница»-то моя все это время совершенно не стесняется в упор меня рассматривать. Даже татуировку, которую я набил уже в салоне, когда так до конца и не сумел вывести старую, сделанную еще на зоне. Времена менялись, да и стоило думать о статусе. А те, кому надо, и так знали, кто я и к чему. И что не за просто так уважением людей пользуюсь.

В общем, не в наколке дело, даже. А в том, как Света на меня смотрела. Я открыл глаза, чтобы перепроверить: Бабочка вообще в мою сторону не смотрела, а пялилась в потолок, продолжая говорить. Еще и руками махала, что-то объясняя. Нет, наверное, и то, совсем не детское изучение, мне почудилось.

И тут она повернулась, может, мой взгляд ощутив. Уставилась глаза в глаза. И замолкла на полуслове, так и застыв с приоткрытыми губами, на «слуша…». И даже непонятно, дышала ли?

И я отчего-то эту тишину никак не наворачивался прервать. Сидел и в упор смотрел в ее глаза. Карие-карие. Такие темные, словно кофе, в турке заваренное. Чуть ли не черные.

- Что, Бабочка?

Я таким титаническим усилием выдавил из себя эти два слова, что голова опять запульсировала. Но молчание стоило нарушить. Слишком зыбкой была грань моего равновесия, еще не привыкшего к тому, что следует сдерживать каждый жест и слово. Сознание еще не просекло: зачем и почему я вдруг становлюсь на дыбки и иду против себя самого же?

Она моргнула. Выдохнула. И улыбнулась:

- У тебя глаза разные.

Я поднял одну бровь. Типа она раньше этого не знала.

А Бабочка рассмеялась, явно читая мои мысли:

- Да, я знаю, что они всегда были такие. Просто, я вроде и знаю, а сейчас – опять увидела. Заново. – Она еще раз моргнула и будто смутилась. – Знаешь, а я у папы когда-то просила денег на контактную линзу, хотела зеленую. Чтобы и у меня глаза, как у тебя были.

Я усмехнулся, чуть свободнее откинувшись на подушку и все еще держа пальцы в ее волосах. Помню, как меня повеселил тот рассказ брата. Да и на то, что он Бабочке правду о моем рождении рассказал, я не злился. Никогда не видел в этом особой тайны. Хоть родители и старались ото всех скрыть.

- Да, Сашка рассказывал, как ты его доставала. И сейчас хочешь? – с любопытством глянул на Свету.

Она опустила голову и покачала ею, внимательно уставившись на свое запястье:

- Нет, хоть теперь и денег ты мне даешь столько, что на пять комплектов хватит. Это же не по-настоящему будет. Не как у тебя. Подделка. Лучше я себе свои оставлю, - эта хитрюга опять глянула на меня своими лукавыми глазами. – А твоими любоваться буду, - добавила она и подскочила с кровати. – Пошли есть, там Арина Михайловна кучу еды наготовила. Или ты еще не в состоянии? – Бабочка с веселым вызовом вздернула бровь.

- Кыш, мелочь пузатая, - я запустил в нее подушкой, стараясь стряхнуть странную вязкую, тягучую, но приятную стянутость мышц во всем теле, вдруг напряженно сократившихся от того, что она сказала о моих глазах. В голове звенел тревожный колокольчик. Но я отмахнулся, решив, что из-за собственной новой и непонятной реакции на Бабочку и ей, ее словам – невесть что приписываю. – Есть я всегда готов. Дай только умоюсь. А ты пока на стол накрой.

Света, ловко увернувшись от летящей в ее сторону подушки (при этом так изогнувшись, что я аж залюбовался изгибами: не проходят даром занятия танцами, хоть и не мне бы глазеть на эту красоту, если честно), рассмеялась еще громче.

- Давай, у тебя пять минут. Иначе я все сама съем, - пригрозила эта малявка, предусмотрительно выбежав за дверь, видно прячась от новых метательных снарядов.

А я, так и продолжая улыбаться, первым делом переложил ствол в ящик тумбочки. И только потом побрел в ванную, приводить себя в порядок.

Света

Следующие три недели не прошли, а пролетели мимо моего внимания. Я даже не представляла, насколько изменится моя жизнь, когда предложила Кате остаться пообедать за моим столиком. Мы действительно сдружились и теперь проводили вместе чуть ли не все перемены. Особенно большие, когда можно было вволю посидеть и поболтать о всяких мелочах и глупостях за обедом. Мы обсуждали одежду, моду, парней в наших классах и поведение других девчонок. Занятиями танцами, на которые Катя ходила без особой охоты и в основном затем, чтобы после вволю полюбоваться на то, как я мучаюсь на пилоне или стуле, «танцы с которым» нам так же показывала тренер, все еще уставшая от всех на свете. Дело в том, что самой Катерине наши занятия давались не очень просто, и она считала вселенской справедливостью после смотреть на то, как мучаюсь я с непривычным инвентарем и движениями.

В общем, обычные девчачьи глупости.

Обсуждали мы и Катиного отца, который достаточно регулярно давал дочери повод поплакать или просто «возненавидеть» себя. Хотя, несмотря на все ее громкие заявления, я видела, что Катя любит папу и его поступки очень ее ранят. Выросшая в полном обожании мужской части своей семьи, я искренне сочувствовала подруге, но не знала, чем помочь, кроме как отвлечь на те же танцы, или поход в кино. Ну, или по магазинам, преодолевая свой страх перед толпой ради того, чтоб повеселить Катю.

А еще – я приглашала ее к нам домой, вместе с братом. Чтобы познакомить с Сергеем. Это была его инициатива. Или даже требование, если бы мне не показалась такая мысль абсурдной. И все же, Сергей очень настоятельно хотел познакомиться с моими новыми друзьями, а я не видела повода увиливать от этого. Так Катя и Костик (который, кстати, был не менее дружелюбен, чем его сестра и тоже охотно начал со мной общаться), впервые попали к нам. Сергей пообщался с обоими не больше пяти минут, проявив недюжинные познания в современной музыке и увлечениях подростков (ну, он же всегда был моим советчиком и поверенным во всех увлечениях и тайнах), а потом ушел, сославшись на вечные дела и поцеловав меня в макушку на прощание.

И Катя, и Костик восторженно заявили, что у меня клевый дядя, и я не могла с этим не согласиться. После чего они стали частыми гостями в нашем доме (Костик фанател от видеоигр, а у нас имелась какая-то приставка, которой я не пользовалась, купленная Сережей в надежде меня развлечь), Кате же просто нравилась «мирная и спокойная» атмосфера в доме. И хоть Сергей с ними пересекался редко, они каждый раз восхищались тем, что он беспокоится о моих делах и всегда в курсе моих интересов. Я же хоть была и не против поговорить о Сергее, почему-то так ни разу и не призналась новой подруге, что все больше влюбляюсь в собственного «дядю».

Да и он в последние дни вел себя как-то иначе. Не знаю, мне сложно это было даже для себя сформулировать, но словно напряжен все время. Видно снова из-за работы, которой не становилось меньше. Так что, чаще всего, мы виделись с Сережей только за завтраком. Но что меня очень радовало – он не снимал тот браслет, что я подарила. Всегда носил его. А еще время от времени так смотрел на меня: внимательно, и словно «обжигая» глазами, что я застывала с приоткрытым ртом, пялясь на него, как последняя дурочка. Правда, я и так в эти дни использовала любую возможность, чтобы посмотреть на Сергея. Или чтобы его обнять. Мне настолько сильно этого хотелось, что я просто ничего не могла поделать с собой. И иногда, не каждый раз, но все-таки изредка, мне вдруг начинало казаться, что и объятия Сергея становятся гораздо крепче, чем раньше. В подобные моменты у меня совсем начинала кружиться голова, а здравые мысли куда-то улетучивались. И очень хотелось набраться смелости, оторвать лицо от плеча Сережи, в которое я всегда утыкалась носом, и поцеловать его. Прямо в губы.