Я не могла на месте усидеть: все время подскакивала с дивана, «мельтешила» по комнате, раз за разом выслушивая замечания от родных и игнорируя их взгляды, полные упрека. Мне то душно было, и в жар кидало, то наоборот, я начинала мерзнуть. В конце концов, заметив лихорадочный румянец на моем лице и вспомнив, что не так давно я переболела пневмонией (по вине «того ирода»), бабушка переполошилась и решила везти меня домой. Искренне беспокоясь при этом, не подхватила ли я ослабленным организмом еще какую заразу. Мы быстро попрощались с дедушкой Толей и вышли на улицу, где рядом с нашей машиной была припаркована еще одна. С охранником.

Честно сказать, это наличие охранников безумно раздражало моих родных. Они сердились и ворчали, что не желают видеть возле себя «бандитов». Дедушка даже пару раз звонил Сергею и требовал убрать своих людей. Но Сергей не обратил на эти требования никакого внимания, наоборот, пригрозил, что пришлет больше, чтобы уж точно быть уверенным, что со мной ничего не случится, раз моя родня так беспечна в этом вопросе. После чего возмущение дедушки и бабушки достигло предела, они стали просто игнорировать и Сергея, и все, что хоть как-то было связанно с ним. А те два охранника, которые и приехали вместе со мной, продолжали посменно дежурить или у нас под домом, или сопровождать меня, куда бы ни пришлось. Как я поняла, они сняли квартиру где-то совсем рядом, но, несмотря на то, что охотно общались и инструктировали меня о правилах безопасности, тут в подробности не вдавались. Говорили, что чем меньше об этом информации у других, тем сложнее их будет нейтрализовать. Учитывая то, что я еще не забыла своего похищения – мне и в голову не приходило спорить.

Вот и сейчас мы доехали до дома под присмотром охранника, к которому я, перед тем, как зайти в подъезд, подошла под неодобрительными взглядами бабушки и дедушки, и сообщила, что никуда больше ехать не планирую. Он кивнул, сказал, что передаст напарнику, который его скоро сменит. Я попрощалась и ушла, поскольку ему как раз кто-то позвонил.

И потому, спустя час, буквально напичканная малиновым вареньем и проглотившая «для профилактики» столько чая, что уже даже видеть чашку не могла, буквально спрятавшись от хлопотавшей надо мной бабушкой в комнате, я сильно удивилась. Так как, подойдя к окну, увидела, что машина охранников стоит прямо под моим окном, и они оба сидят в ней, чего ни разу за этот месяц не происходило.

Все, что с утра преследовало меня, весь этот озноб, непонятное напряжение и внутреннее беспокойство – плеснулось с новой силой. И вряд ли, чтоб из-за трех чашек чая. Уже не думая о том, что могу помешать каким-то делам и показаться назойливой девчонкой, дергающей его, когда вздумается (почему и старалась звонить только по утрам и вечерам), я набрала номер Сергея. И стоило ему поднять трубку, даже не ожидая приветствия или каких-то слов, сходу выдохнула:

- Что случилось?

Он какие-то мгновения молчал:

- Ну что ты, драгоценная моя, все в порядке, - с каким-то непонятным выражением и странным тоном ответил Сергей.

Мне стало совсем страшно.

Во-первых из-за этого тона, во-вторых потому, что вот так, «драгоценной», он меня называл только в вечер, когда мы расстались. А как бы я не замирала, млея, от этого обращения, тогда все в порядке не было. Да и вся эта его конспирация, «защита» моей репутации, если так можно было это назвать. Конечно, можно было допустить, что он сейчас сидит где-то один, и понял, что я не выдумываю свои чувства, и …

И еще чего много можно было придумать, но продолжая смотреть на двух охранников в машине и слушая его дыхание, тоже какое-то напряженное и непривычное, я отчетливо понимала, что «ничего не в порядке». Сергей лжет так же, как когда-то соврал насчет папы, «выгораживая» его в моих глазах.

К тому же, он молчал. Не спрашивал, как у меня дела, как поездка к родственникам, как, вообще, все? Он просто молчал, ожидая, что я скажу дальше и резко, отрывисто дышал, словно стиснув зубы и контролируя каждый вздох.

Мне стало не просто страшно. В душе появился самый настоящий ужас.

- Сережа, - почему-то шепотом позвала я, - правда, что случилось, любимый?

Он опять усмехнулся, но как показалось мне, с какой-то натужностью:

- Бабочка, серьезно тебе говорю, хорошо все, … - Он сказал что-то еще, но так тихо, что я ничего не услышала.

А может Сергей просто резче выдохнул, чем до этого.

Так или иначе, для меня это уже не имело значения, потому что решение появилось в голове моментально, и оно было твердым.

- Хорошо тогда, ладно. Люблю тебя. Очень, - сказала я и разорвала связь.

Еще раз глянула на охранников. Отвернулась, обвела комнату глазами. И через полчаса, игнорируя запреты, просьбы и доводы бабушки, с собранной сумкой выходила из квартиры. Один из охранников, тот, с которым я говорила днем, Макс – выскочил из автомобиля, стоило мне выйти из подъезда. Оказался рядом в течение секунды, осматривая окрестности. Что ничуть не добавило мне спокойствия.

- Что-то случилось? – поинтересовался он, оглядев меня с ног до головы и кивнув на сумку. Которую, впрочем, тут же и забрал.

- Это вы мне скажите, - я посмотрела прямо ему в глаза.

Он не отвел взгляд. Но промолчал, только неопределенно повел плечами.

- Ясно, - заметила я. И пошла к их машине. Ясное дело, он шел рядом, продолжая осматриваться. – Тогда, мы едем домой, - сказав это, я забралась за заднее сидение, поздоровавшись и со вторым охранником.

Они не спорили. Даже, кажется, как-то успокоились. И без вопросов выехали со двора.

Глава 13

Серей

Я был доволен тем, что сумел не сорваться и проконтролировать себя во время разговора с Бабочкой. Видит Бог, мне хотелось ей раз в триста больше сказать, за что я и не переносил анестезию. Терять контроль над собой всегда плохо.

Хотя, может и стоило задуматься над тем, что слишком уж быстро Бабочка закруглилась с разговором. Да и, вообще, позвонила так рано, и вся на нервах, словно что-то прочуяла.

Но тут мне вроде бы удалось ничего не выдать и убедить ее, что все под контролем. Так что я позволил себе расслабиться и, едва добравшись до дома, вырубился.

Потому, скажу откровенно, я сначала не поверил себе, когда сквозь сон мне почудились шаги Бабочки в коридоре. Спал я всегда чутко, жизнь такая, что расслабляться не стоит, сколько бы ни было у тебя охраны, разве сегодняшний случай тому не подтверждение? Потому, пусть и с мутной головой, с вязкими мыслями – я решил, что кто-то таки по коридору идет к моей спальней. А шаги Светы мне просто чудятся, накладываясь на этот звук, видно чересчур сильно мне хотелось, чтобы она была рядом.

Заставляя себя встряхнуться, не особо успешно прогоняя липкий, дурманный сон, покрепче обхватил рукоять пистолета левой рукой. Не то, чтоб любил я управляться с оружием этой рукой, хоть и умел. И, не вытягивая пока пушку из-под подушки, медленно повернулся в сторону двери, слыша, как опускается ручка. Николай, да и любой из охраны, сначала бы постучал. Арина Михайловна уже ушла. Так что я еще больше насторожился.

И просто ошалел, когда в сумраке комнаты увидел на пороге все-таки свою Бабочку. Это сто процентов была она.

Впрочем, стояла в дверях Света недолго. Бросив на пол сумку, с которой и уезжала, она прищурилась, всматриваясь в меня так же внимательно, как и я рассматривал ее. И тут я увидел, как глаза Бабочки сначала расширились, ее губы приоткрылись, словно в испуге. Но тут же это выражение сменилось нахмуренными бровями, а губы поджались решительно и сердито:

- Это, по-твоему, «все хорошо»? – она стремительно бросилась к кровати. Ко мне. – Ну почему ты мне никогда не говоришь правду? Почему все время обманываешь?

Почему? Потому что не хотел ее в это втягивать. Любой ценой хотел Бабочку защитить от всей этой грязи таких реалий своей жизни.

Но вслух не стал об этом говорить. Тем более в тот момент она так резко опустилась на матрас около моего правого бока, что я немного поморщился, не успев переместить руку. Бабочка это заметила, и нахмурилась еще больше. Но в ее черных глазах я рассмотрел искреннее волнение и страх. Мне хотелось ее успокоить. Убедить, что пустое, нестрашно, да и заживает на мне все, как на собаке.

Но вместо этого…

Я так скучал по ней. С ума сходил просто без своего сокровища. Без этой слишком настойчивой и, порой, вредной девчонки. Да и столько сомневался, почти убеждая себя, что все, все оборвано. Так что теперь меня накрыло такой мощной смесью облегчения, радости и любви к ней, что и не скажешь ничего. И не до объяснений. Да и этот чертов наркоз…

В общем, вместо того, чтоб сказать что-то путное, я приподнялся, отпустив наконец пистолет, и левой рукой не просто обхватил: сжал ее затылок, загребая волосы, опрокидывая Бабочку на себя. Не позволяя и ей ничего добавить. И с непередаваемым удовольствием впился в ее губы.

Какой же она была! Сладкая настолько, что эта сладость растекалась по моему языку, по моему горлу. Мягкая, моментально раскрывшаяся под моими губами. И в то же время – сильная и упрямая девчонка, которая и несмотря на поцелуй, похоже, продолжала сердиться на меня. Мне хотелось улыбнуться от количества эмоций, которые я ощущал в ней, которые переполняли Свету настолько, что она невнятно бормотала и ворчала, тем не менее, и не пытаясь прервать наш поцелуй или отодвинуться.

Как же я любил ее. Кажется, сильнее, чем когда-либо. И, казалось, не смогу, не сумею заставить себя от нее оторваться.

Или это потому, что я так соскучился? Но мне хотелось вдохнуть ее, до краев наполняя легкие и свое тело ощущением Светы, и не хватало только лишь объятий. И все же, я не претендовал ни на что большее: знаете, простреленное плечо (пусть и с отпускающей анестезией) не особо располагает к прикладной романтике и страсти.

Да и не в том даже дело было. Просто за месяц, что не видел ее – все переигралось, все как-то по местам стало у меня внутри. Да, я хотел ее. Но страсть не была самым важным и предводительствующим элементом в буре моих чувств. То, что горело в душе, в сердце при виде Светы, то, что я вкладывал в каждое прикосновение к ней – было во столько раз сильнее простого желания. Важнее, больше. Я даже не секса хотел. И плевать на то, сколько у меня никого не было. Я в этот поцелуй все свое обожание и радость, все свои чувства к ней выплеснул, похоже. И уж в этом дал себе волю.

А когда все-таки оторвался от ее губ – мы оба задыхались. Бабочка практически забралась на меня, обе ее руки обхватывали мою шею, а пальцы переплелись где-то в районе затылка. Локоть немного давил на простреленное плечо, хоть и было заметно, что она старается не задевать повязку. Да я и не собирался жаловаться.

- Я все равно злюсь из-за того, что ты меня обманул, - все так же задыхаясь, заявила она, уперев свою голову в мое неповрежденное плечо.

Не знаю, что именно в этом заявлении было смешного, но я расхохотался так, словно услышал самую удачную шутку последнего месяца. Наверное, от облегчения. А еще от радости, что держу Бабочку в своих руках. И что она послала к черту все мои разумные и взрослые доводы, резоны и причины о которых мы столько говорили. Света вернулась. Вернулась ко мне.

- Парни прокололись? Обоих выставлю, - тихо пообещал я, легко касаясь губами ее волос, уха, скулы.

Света поежилась с улыбкой. Она всегда слишком остро ощущала щекотку. И все равно вечно просила, чтобы я не прекращал ее щекотать.

- Нет, они не признались, что тут случилось, - чуть ли не зарываясь между моей шеей и плечом, выдохнула Бабочка. – Но их было двое, и вели они себя как-то настороженно, и ты по телефону как-то так говорил, не как обычно. И, вообще, мне с самого утра было не по себе, и так за тебя страшно… - Она еще крепче обняла мою шею.

- Да ну, - несколько растерянно отмахнулся я, - все нормально, Бабочка, все хорошо. И ничего страшного не случилось…

- Ты ранен! – подняв голову, она в новом приступе возмущения одарила меня обвиняющим взглядом.

Я только хмыкнул: можно подумать, первый раз. Хотя, конечно, я в принципе старался исключить подобные вероятности, но всякое случалось. Как сегодня. Ну да ничего, и это уже решается. Так что, не планируя уточнять подробности для Светы, я снова прижался губами к ее переносице.

Наверное, никакие слова не были бы более красноречивыми. И не «кричали» бы до такой степени о моих чувствах и моей капитуляции, как эти тихие, молчаливые объятия.

Она тихонько замерла, похоже, позабыв о своих вопросах, и только протяжно вздохнула, прижавшись ко мне еще крепче. Вздохнул и я, откинулся и прижался подбородком к ее волосам. Погладил ее плечи рукой, чувствуя, как Бабочка расслабляется. Честно говоря, болтать не хотелось. Было желание просто лежать и впитывать в себя это ощущение – моей драгоценной Бабочки на мне. Да и она, видимо, чувствовала то же самое.