Я сразу даже не нашелся, что ответить. Света ни слова не упоминала что-то о том, что собирается посетить подобное место, и я понятия не имел, с какой стати она туда отправилась. Хотя, учитывая время, уже проведенное Бабочкой в тату-салоне, вывод напрашивался сам собой. Как и понимание, что даже брось я сейчас все здесь и рвани назад, в город, помешать ее задумке, в чем бы та не состояла, уже не успею. Мне не понравилось это понимание. Как и сам факт, что Света что-то делает со своим телом. В моем понимании – Бабочка была совершенна. Идеальна такой, какой ее сотворил Бог. И мне не хотелось, чтобы она менялась. Нет, разумеется, я не стал бы запрещать ей, заикнись Света о чем-то подобном. Но попытался бы переубедить ее, определенно. Слишком стойко в моем сознании любые наколки или татуировки были связаны с той стороной жизни, в которую Бабочку окунать не хотелось. Но сейчас-то уже чего говорить? Велев парням продолжать ждать ее, я вернулся к своим приготовлениям. Хотя, чего уж скрывать, раздражение начало тлеть внутри.

Видно потому, когда через три часа я вернулся домой, чтобы забрать Бабочку и отвезти на дачу, настроение до праздничного аж никак не дотягивало. И пусть я совершенно не хотел срываться, поганя еще и Свете настроение, и даже старался контролировать себя – она это ощутила. Более того, по глазам своей Бабочки я видел, что ей известно и о моей осведомленности о ее времяпрепровождении. Из-за этого, очевидно, она казалась немного растерянной и неуверенной.

Мне это не нравилось. Я действительно не собирался на нее наезжать или что-то в таком духе. Сделала и сделала, в конце концов. Лучше, конечно, посоветовалась бы. Но не орать же на нее за это? Да и потом, что я не понимаю, что Свете только семнадцать и, несмотря на все то, во что я ее втянул, несмотря на безумную остроту проявившихся между нами чувств – она все еще подросток. А в этом возрасте и не такое в голову стукнуть может. Спасибо еще, что она в синий волосы не перекрасила или, вообще, наголо не побрилась. При том давлении, которое она испытывала в последние месяцы, и такой поступок был объясним.

Потому я только молча кивнул, велев Бабочке садиться в машину, и выехал со двора.

Она тоже молчала. Долго. Минут двадцать, наверное. Напряженно сидела справа от меня, очень ровно. Даже аккуратно как-то, словно береглась. Имея опыт наколок, я подозревал, что татуировка могла немного побаливать, вот Бабочка и старалась не двигаться. Только нервно теребила пальцами расстегнутую куртку и молчала. Мы уже почти и приехали, оставалось минут десять, от силы, когда она резко повернулась ко мне и вскинулась, наконец-то напомнив мою Бабочку:

- Ты сердишься? – уточнила она.

И в голосе Светы неуверенности и вины как раз не было. Это заставило меня улыбнуться. И даже настроение поползло вверх от претензии, которая совершенно не скрывалась.

- Нет, - я покачал головой и вывернул руль, подъезжая к воротам. – Не сержусь. А надо? Ты набила себе какую-то нецензурщину?

Бабочка, уже готовая броситься в бой с очередными вопросами, рассмеялась. Видно, от неожиданности:

- Нет, ты что?! Какая нецензурщина? Ничего такого. Просто…

Она почему-то умолкла. Я повернулся к ней. Благо, уже припарковался перед крыльцом дома:

- Что, просто? – поинтересовался я, так как и правда, начал испытывать любопытство. – Что ты там набила, признаешься? И где, кстати? Или это такая ж тайна, как и твое желание сделать татуировку? – не удержался я все же от упрека.

Света помолчала какую-то секунду, глядя на меня даже с каким-то сомнением. Облизнула губы, заставив мои мысли унестись далеко от какой-то там наколки. Да хоть череп, ей-Богу, пусть. Мне стало без разницы, только поцеловать ее захотелось с бешеной силой. Но сама Бабочка казалась очень сосредоточенной на моем вопросе.

- Нет, не тайна. Вообще. Я…, - она снова помедлила. – Я просто хотела тебе подарок сделать, - вдруг выдала Света, огорошив меня и заставив забыть о поцелуях. Ну, почти забыть.

И, заявив такое, она взяла и выбралась из машины.

Подарок мне? Татуировка?

Нельзя сказать, что я понял ее задумку.

- Света! – выпрыгнув следом, я попытался догнать Бабочку.

Куда там, эта девчонка умела быть шустрой, если хотела. И уже преодолев три ступеньки крыльца, она проворно распахнула двери, скрывшись в доме. Только, что толку? Ведь так или иначе, а предстоящие два дня мы собирались провести вместе, так что договаривать все равно придется. А может и не только договаривать. Если уж подарок – его ж и показать придется. Пока, на тех участках тела, что не скрывала одежда (лицо и руки), я никаких наколок не увидел.

Закрыв машину и удостоверившись, что автоматические ворота полностью опустились, я и сам пошел в дом. Мимоходом отметил, как прогрелся воздух, пока заглядывал на кухню и в комнаты, разыскивая свою беглянку.

- Бабочка, - наконец, зайдя в гостиную, я требовательно глянул на Свету, которая застыла посреди комнаты уже без куртки и что-то комкала в руке. – Поясни. Я чего-то не догоняю, насчет наколки и подарка? – выразительно и с намеком вздернул бровь.

Она снова нервничала.

- Бабочка, - я вздохнул, пытаясь подобрать слова, чтобы ее успокоить. – Да нормально все, я просто хочу разобра…

Но Света меня прервала:

- Я тебя люблю, - заявила она, глядя мне в глаза.

И после этого заявление, до сих пор не ставшего для меня привычным, и даже теперь вышибающим дух из моих легких, Бабочка стремительным, пусть и немного дерганым движением развернулась ко мне спиной и стащила с себя свитер.

У меня пересохло в горле. Разом.

И не от того, что было набито на ее коже. Если откровенно, в первые секунды я вообще не видел никакого рисунка, так меня шандарахнуло пониманием, что моя Бабочка стоит передо мной в одних джинсах. Ничего не прикрывало ее тело выше пояса, и сейчас вид тонких прямых плеч, контур шеи, просматривающийся через волосы, что Света перекинула наперед, впадинка над позвоночником, плавно уходящая вниз – все это обрушилось на меня безумным пониманием. Напоминанием того, как я люблю ее. И как хочу свою Свету. Насколько нуждался в ней эти последние месяцы.

И уж поверьте, пришлось приложить титанические усилия, чтобы заставить свои глаза и свой мозг сосредоточиться на татуировке, которую Света решила мне «подарить». Помогло в этом только осознание, что Бабочка напряженно застыв и затаив дыхание, ждет моего вердикта.

На ее левой лопатке спал волк.

Так мне вначале показалось. Татуировка изображала морду животного, лежащую на передних лапах. На середине тела волка контуры рисунка плавно обрывались. Кожа Бабочки в области татуировки казалась немного припухшей и чуть покрасневшей, но это и понятно.

Я подошел ближе, присматриваясь. И понял, что ошибся. Волк не спал. Да, зверь отдыхал, но при этом, приоткрыв один карий глаз, присматривал за всем вокруг. На ближайшей его лапе сидела бабочка. Тонкие, хрупкие крылья были раскрыты и, казалось, почти реально ощущалось, насколько она трепещущая и нежная. Видимо потому второй лапой волк словно бы прикрывал эту бабочку, решившую отдохнуть у него на шерсти, будто понимая - оберегает немыслимое сокровище.

- Тебе нравится? – Бабочка осторожно повернула лицо ко мне и посмотрела с новой порцией неуверенности.

Я не знал, что сказать. Прочистил горло. Открыл рот. Набрал полные легкие воздуха. Выдохнул. И ничего не ответил.

Это было так…

Чтобы там Света не просила мастера передать, тот на сто процентов справился и каким-то непонятным и диким мне способом уловил мое отношение к этой девушке.

- Бабочка, драгоценная моя, - я подошел еще ближе и коснулся ее обнаженной руки, все еще делая вид, будто игнорирую факт, что стоит ей обернуться – и я пропаду окончательно. – Может, не надо было вот так это все… Блин, это ж навсегда на коже…

- Тебе не нравится? – Она нахмурилась и, похоже, решила всерьез занервничать.

- Нравится. Черт! Я не уверен, что это то слово…

Как объяснить все это совсем молодой девчонке, еще мало что понимающей в наших реалиях? Даже моей Свете? Как передать, что хоть татуировка все еще и не казалась мне лучшим вариантом для нее – этот рисунок… Зацепил. Что юлить. Резанул по душе и сердцу, врезался в вены. Потому что, хлебнув в жизни столько всего, я действительно осознавал, насколько моя Бабочка драгоценна и хрупка со своей чистотой и безгранично верой в меня.

Мысленно махнув рукой на попытки выразить накрывшую меня бурю эмоций, я усмехнулся, крепче сжал руку Светы, наклонился и прижался к ее губам. Насколько мне было известно – этот способ всегда действовал безотказно, если Свету следовало отвлечь от всяких глупостей.

Но тут же понял, что сам себя переиграл. Переоценил свою, да и ее, собственно, выдержку.

- Нравится, - прошептал я в ее рот, когда Света с тихим выдохом обернулась и прижалась всем телом ко мне. – Очень нравится, Бабочка, - дернул с себя пальто, наплевав на тянущую боль в раненом плече.

Не хотел, чтобы ее кожа касалась грубой ткани.

Да и, чего уж там хитрить – я бесился от желания ощутить своей кожей тепло ее тела, нежность ее кожи. Всю свою Бабочку.

Ее порадовало мое признание: с довольным стоном она запрокинула руки и обхватила мою шею. И ее тело, обнаженное до пояса (о чем я никак не смог бы в такой ситуации забыть), буквально впаялось в меня.

Свитер мешал. Он злил и раздражал своим существованием, не позволяя мне в полной мере насладиться касанием Светы. Продолжая целовать ее с такой жадностью, словно Бабочка только-только вернулась после месяца отсутствия, я отправил свитер следом за пальто, хотя на это потребовалось чуть больше времени из-за чертовой руки.

Не знаю, как у Светы, но скажу честно, из моей головы в тот момент напрочь выдуло все мысли и решения, что мы планировали встретить Новый год «без всякого там такого». Не то, чтобы я подло и хитро решил воспользоваться моментом. Нет. Просто, когда эта девушка оказывалась в моих руках, когда я дорывался до Светы – здравый смысл отступал. Тем более что я сам снял все блоки и ограничения, позволив себе иметь то, о чем раньше даже осознанно думать не давал.

Ясное дело, то, что теперь ее обнаженная грудь, ее плечи, живот – все это касалось моей кожи – никак не способствовало какому-то контролю. Да и смысла теперь отталкивать ее - уже не было.

Я обожал ее. Света знала это. А я знал, что она любит меня. Наверное, не так, как я ее. Не с таким безумием, потребностью и силой. Многого еще не понимая. Но это уже было не важно. Я-то не сомневался, что дам своей Бабочке столько обожания и боготворения, сколько никто больше. А меньшего она не заслуживала.

Дыхание Светы стало частым, горячим, порывистым. Оно обжигало мои губы, когда Бабочка глотала воздух, и вновь прижималась ко мне, без слов требуя продолжения поцелуя. Ее руки скользили по моему телу, осторожно гладили раненное плечо, сжимали здоровую кожу. Она вся стремилась вперед, словно хотела клетками перемешаться со мной.

Я понимал это желание. О, да. Просто шикарно понимал.

Мои руки были такими же жадными – я не мог дать ей воли. Обнимал Бабочку, хоть и старался обходить татуировку. Намотал ее волосы на свои пальцы, держа еще крепче, хоть и с ненормальной нежностью. Чуть ли не трепетом. Мой рот был алчным. Я целовал ее так, словно проглотить хотел. Больше того, хотелось вдохнуть Свету, как дурь вдыхают. Чтобы она в легких моих была, по венам и артериям бежала с кровью…

Да. Я был таким: и жадным, и алчным, и ненасытным, вдруг разом ощутившим потребность в этой девушке.

- Любимый…

Она чуть отклонила голову, не пытаясь при этом высвободиться из моего захвата, и посмотрела на меня таким взглядом…

Какой там здравый смысл?! Да вы что?! Я понял, что не только меня покинула мысль тихо-мирно провести праздники.

- Сережа, а мы можем…?

Она вдруг умолкла и как-то робко стрельнула в меня глазами, после чего вновь потянулась к моим губам.

- Мы все можем, драгоценная, - я, в принципе, подозревал, чего моей Бабочке хочется. Но меня даже развеселило ее смущение, вылезшее непонятно откуда. И это после всех ее истерик по поводу моего пробуксовывания. – Если ты хочешь…

- Я хочу. Тебя. Очень, - все так же задыхаясь, прерывисто выдала она куда-то, в район моего простреленного плеча.

А я ощутил, как ее ладони скользнули вниз по моему прессу, добрались до пряжки ремня и не очень умело, но настойчиво потянули, недвусмысленно подтверждая слова. Другой рукой Света расстегнула пуговицу на своих джинсах. И тут же подняла голову, вновь одарив настолько горячим взглядом, который нивелировал все ее смущение. Доказывал, она действительно понимает, чего хочет и уверена в этом.

Понятия не имею, какой мужчина смог бы остаться сдержанным после такого заявления и действий любимой. И я не смог. Тем более что и до этого момента особо себя не тормозил.