Я же по большей части была предоставлена сама себе и тратила время на то, что бродила по дому и участку, пытаясь найти уголок, в котором мне было бы хоть немного комфортно душой. И на четвертый день обнаружила все-таки такое место – спальню дяди Сережи.

Я даже не могу сказать, зачем вообще туда зашла. Но попав в эту комнату, уже не могла просто так выйти: мне хотелось присесть на кресло, зачем-то поставленное в самом углу, так непривычно и странно, что сев – ты оказывался лицом к стене. Ну кому придет в голову так ставить мебель? Чтобы рассматривать узоры обоев? Не знаю, но присев туда однажды, я поняла, что мне очень уютно и комфортно, и стена ничего так, можно полюбоваться. Хотя все там было довольно просто – светлая штукатурка, темные плинтуса и настолько же темные деревянные полы. Я не знала, из какого они сделаны дерева, совершенно в этом не разбиралась. Но мне нравилось ходить босиком по этим отполированным доскам, ощущая ступнями едва заметный рельеф. И конечно, кровать: ничего эдакого. Никаких там вензелей, резьбы или чего-то подобного. Впрочем, я и не ждала такого от дяди Сережи. Обычная такая кровать.

В комнате, которая сейчас считалась моей, и то была красивее. Гораздо красивее, если честно. Да и вся «моя» комната была продумана и обставлена лучше. Так, словно она и готовилась для девушки моего возраста, а не просто создавалась как безликая, гостевая. Стены были веселого салатного цвета, с забавным узором в виде каких-то пузырьков. Тот же оттенок продолжался и на покрывале кровати, к тому же собранном из кусочков, я и сама безумно любила такие покрывала. Имелся огромный стенной шкаф, в котором и я могла спрятаться при желании. А в самом верху окна, не простого прямоугольного, а с овальной верхней частью, чуть ли не во всю стену, так что на подоконнике можно было сидеть, как на лавочке, стоял цветной витраж. Совсем небольшой. Но я сумела разглядеть узор. Это была бабочка.

В общем, мечта, а не комната.

Однако, если в ней я целыми ночами вертелась с боку на бок, и часто думала о том, что лучше было бы уже оставить в прошлом, то в эту кровать, стоящую в комнате дяди, мне так и хотелось улечься. Почему-то ни на минуту я не сомневалась, что тут уснула бы сразу. И все же я не поддавалась. Не лазила я и по ящичкам и шкафу дяди, не пыталась проникнуть в его пространство. Просто мне действительно было хорошо и спокойно в его комнате.

Я часто дремала в том кресле у стены днем или свернувшись клубочком на краешке кровати. Но чтоб так уснуть, на всю ночь – такого со мной еще не случалось. Да и дядя всегда возвращался раньше.

Еще раз глубоко вздохнув, я отложила зайца на свою кровать и подошла к столу, где с вечера остался лежать мобильный. Не то, чтобы мне теперь много кто звонил. Хотя я сама была в этом виновата – первое время было совсем не до общения с друзьями и одноклассниками. Я лишь пару раз звонила Лене, чтобы объяснить, куда пропала. На смс-ки и звонки других – просто не отвечала. Даже когда Дима позвонил, не подняла трубку. Не потому, что оробела или испугалась. Просто ушел весь трепет от возможного общения с ним. Полностью пропал интерес к общению со всеми другими людьми, и с ним в частности. И только дяде удавалось вытянуть меня из раковины, в которую я упрямо пыталась спрятаться.

Как я и думала, на дисплее телефона было сообщение только об одном пропущенном звонке – от дяди Сережи. Он всегда звонил, если задерживался, и вчера, наверное, дозвониться пытался. А я у него заснула.

Надеясь, что не помешаю, я набрала номер дяди:

- Привет, ты вчера вечером звонил, я не слышала, - неуверенно попыталась я объяснить, все еще смущаясь, хоть он меня и не видел.

- Да, я понял, что ты заснула, Бабочка, набегалась на свежем воздухе, - с усталым смешком заметил дядя. – Предупредить вчера хотел, что уже не вернусь. Да, собственно, я уже подъезжаю к вам. Скоро будем завтракать. И, Бабочка, ты присмотрись, что тебе из вещей надо. Пора уже перебираться в город. Осваиваться. Август все-таки.

- Ой, - я даже заволновалась, представив, как мне надо будет начинать жизнь по-новой. Но заговорила о другом. – Анна Семеновна предупреждала, что сегодня опоздает, так что…

Анна Семеновна была пенсионеркой, которая жила в старой части этого дачного поселка и выполняла здесь приблизительно те же функции, что и Марина Олеговна у нас.

- Да, я в курсах, Бабочка, - еще веселей отозвался дядя, - потому везу пиццу. И все три штуки еще горячие…

Больше он ничего мог и не говорить. С громким «УРА!», я на ходу скинула майку и шорты, в которых обычно спала, и с переменным успехом прижимая к уху телефон плечом, натянула сарафан, оставленный на стуле с вечера. Пиццу я обожала. И дядя Сережа это прекрасно знал. И оговорка про три штуки была неспроста. Вообще, я не отличалась обжорством. Но пицца…

Увидев в окне, как начали отъезжать ворота перед машиной дяди Сережи, я нажала на отбой, разорвав связь, и помчалась на первый этаж, решив разобраться с вещами позже, после завтрака.

Но и потом я не добралась до сборов. Когда почти вся пицца была уничтожена нами двумя, и в последней коробке сиротливо лежали три оставшихся кусочка, дядя Сережа потянул меня «тратить калории», уговорив отправиться на прогулку. День, как и вся последняя неделя, был очень жаркий. И хоть мне не то, чтобы хотелось куда-то выбираться из «безопасного» убежища дома, в котором я по сути пыталась ото всех спрятаться, еще и при такой жаре, дяде отказать не смогла.

Разумеется, гуляли мы не одни. С нами везде и всюду ходили два охранника. Поначалу я очень смущалась и чувствовала себя некомфортно оттого, что каждый мой шаг проходит на виду у совершенно мне неизвестных людей. И я неоднократно выпытывала у дяди, для чего они нам? Ведь раньше он никогда не упоминал, что пользуется услугами охранных фирм. На эти вопросы дядя Сережа всегда отделывался замечаниями, что предосторожность лишней не бывает. Да и я у него осталась одна, он не хотел, чтобы со мной хоть что-то случилось. А так - я все время вроде бы под присмотром.

Не знаю, не могу сказать, что я прям так убедилась. И даже всякие глупые мысли в голову лезли. Ну кто у нас в стране в сопровождении охраны ходит? Какие-то звезды? Политики? Ну, или еще, некоторые, которые с братками…

Дядя не был у меня ни певцом, ни политиком. Но я неоднократно напоминала себе то, что и крупным бизнесменам, которым дядя и являлся, а значит и его семье, охрана лишней не бывает. В общем, постепенно я привыкла к тому, что рядом все время был кто-то еще.

Гуляли мы, наверное, час. День радовал, несмотря на жару: воздух пропитался ароматами трав, листья деревьев едва шевелились от очень легкого ветра, а тишина воздуха нарушалась только стрекотом всевозможных насекомых. Было сонно и ленно, но хорошо. Спокойно. Плавно.

Дядя рассказывал про то, что уже договорился о моем переводе в новую школу, о том, что все подготовил в доме. И даже узнал, где расположена ближайшая студия современного танца, про мое увлечение которым не забывал. Я же больше молчала, пришибленная грядущими переменами, которые пугали (не так уже легко пойти в новый класс, выпускной, к тому же, когда прошлых одноклассников знал с детского сада). Предстоящие события скорее пугали, чем радовали. И я только невнятно вздыхала, вроде соглашаясь.

Дядя заметил отсутствие у меня энтузиазма. И, быть может, даже понял, чем вызван упадок моего настроения:

- Ты пока не загружайся, Бабочка, ты у меня сильная, прорвешься, - попытался убедить он меня. – А пока давай на речку махнем, - улыбнулся дядя и, схватив меня за руку, без всякого предупреждения, резко рванул в сторону реки.

Мне пришлось бежать следом. А так как жара никуда не делась, до речки, протекающей метрах в пятистах от тропы, где мы гуляли, я добралась совершенно мокрой. Сарафан можно было отжимать. Не знаю, как там дяде в его летних джинсах и майке, но мне было не очень комфортно. Наверное, и охранники, бежавшие следом, хоть и в легких брюках и шведках, могли меня понять.

И тут я столкнулась с проблемой – купаться я не планировала, и купальник из дома не взяла. Не могла я и последовать примеру дяди, который плюхнулся в воду в чем был, и уже удалялся от берега мощными гребками. Сарафан такого обращения не пережил бы. Крикнув, что просто погуляю по берегу, я умылась прохладной водой и присела у самой кромки.

Дядя махнул, соглашаясь, и нырнул. Я же намочила плечи, затылок, пытаясь отлепить мокрые пряди волос от кожи, и все, до чего могла добраться не оголяясь. И подняла голову, вдруг подумав, что прошло уже слишком много времени, а дядя все еще не вынырнул.

Не знаю, может я накрутила себя. Может неправильно определила время. Но мне так страшно стало. Дико. Ужасно. Так, что пот стал ледяным, а сердце закоченело от ужаса. У меня потемнело в глазах, так напряженно я всматривалась в поверхность воды. И безумно поражало то, что охранники казались совершенно спокойными. Они словно не замечали ничего. А я пыталась, и не могла ни слова внятно сказать, спросить, крикнуть. Будто вся онемела. Потому что от мысли, что я могу потерять дядю Сережу – меня охватил такой ужас, какой я, и потеряв родных, не ощущала. И не было стыда от этого понимания, не было укоров совести. Возможно, они появятся потом. Но в тот момент я знала только то, что если он сейчас не вынырнет – я сама умру. Без него – меня не будет. Он был настолько глобальной и незаменимой частью меня, моей жизни, что потери этого человека я была просто не в состоянии перенести.

А в следующую секунду он, довольный и улыбающийся, показался над поверхностью воды.

У меня по-настоящему подкосились ноги. Никогда такого не было. Будто кто-то сзади подошел и ударил по подколенным ямкам. И я рухнула на песок, ощущая, как меня колотит крупной дрожью. Такой, что зубы стучали.

Я не видела, как дядя нахмурился. Не видела, как он в несколько гребков вернулся и выскочил из воды. Как охранники, настороженные реакцией своего начальника, подошли ближе. Я уткнулась лицом в колени и пыталась вдохнуть, обхватив себя руками, потому что не могла согреться.

- Бабочка! – дядя крепко сжал мои плечи, встряхивая, видно, пытаясь привести в чувство, но я не могла отреагировать. – Света! Ты чего?! Что с тобой, девочка?

Он совершенно не понимал, что случилось. Мне даже стало немного стыдно. Но где-то там, на очень-очень заднем плане сознания. И все же я попыталась что-то ему объяснить:

- Ты нырнул… - дрожь не прекращалась, я едва могла внятно выговорить что-то. – Долго. Очень долго. Ну, мне показалось… Тебя не было. Я испугалась, - вскинув голову, я посмотрела в глаза дяде, ощущая себя глупой и жалкой.

У него закаменело лицо. А в следующую секунду дядя Сережа уже крепко прижимал меня к себе, не обращая внимания на то, что мой сарафан становится совсем мокрым. Хотя и мне не было до этого дела. Я уцепилась за него так, словно до сих пор сомневалась в целости и сохранности дяди.

- Бабочка, - дядя Сережа наклонился так, что шептал мне в самое ухо. – Я тебе… слово даю. Чем хочешь, поклянусь, слышишь, Бабочка? Я тебя никогда, никак не оставлю. Никому и ничему не дамся. Не по зубам я никому и ничему. Слышишь?

Он держал меня так крепко, что я даже кивнуть не могла. И сказать ничего не получилось, только как-то невнятно всхлипнуть вышло, показывая, что я его слышу.

И, наверное, впервые за всю мою жизнь у меня действительно сознательно оформилась в разуме мысль – как хорошо, что на самом деле, никакой он мне не дядя.

В прошлом году моя подруга Лена отдыхала вместе с семьей в Словакии, с ними же были и какие-то родственники. Ленка закрутила роман с троюродным братом, старше нее на три года. Причем серьезно, у них даже дошло до секса. Тайком от взрослых, ясное дело. И весь прошлый год она подкалывала меня тем, что еще немного, и я уподоблюсь Дрю Берримор в фильме «Ни разу не целованная». Потому как если в шестнадцать я до сих пор ни с кем не целовалась, перебирая парнями, которые за мной ухаживали, то когда же до всего остального буду добираться? Я только хмыкала, имея твердо взращенную дядей уверенность, что достойна лишь самого лучшего, даже в вопросе первого поцелуя.

Но сейчас я вспомнила об этом не из-за шуток Лены. Когда подруга признавалась мне в своих проделках, я скорчила пораженную мину и, округлив глаза, протянула:

- Он же твой брат!

На что Лена иронично хмыкнула:

- П-а-а-думаешь! И, вообще, во многих странах и с двоюродными кузенами закрутить - ничего такого не видят.

Я с сомнением поджала губы. Но в душе знала, что лукавлю. Я сама думала о дяде Сереже, как о мужчине. Нет, не подумайте, не конкретно там, или серьезно собираясь его совращать. И в мыслях не было. Просто, не знаю, бывали ли вы в подобных ситуациях, но когда ты растешь взлелеянной принцессой, за которой все присматривают и приглядывают, за окружением которой, пусть и благосклонно, следят все родные мужского пола – пространства для апробирования и тренировки в флирте остается не так много. Конечно, всегда можно в мечтах представлять, как ты сводишь с ума Бреда Пита или ставишь на колени Гаррисона Форда, умоляющего тебя подарить ему свою благосклонность. Но зачем, если у меня был на примете реальный и незаменимый, самый лучший, самый веселый, понимающий меня даже лучше любимого папы – личный герой. И судя по Лене, да и по другим моим подругам, не только я обращала взгляд внутрь родственных кругов в поисках идеала мужской личности, с которой потом можно будет всех сравнивать.