У меня появились тайны от него – нонсенс, такого никогда еще не бывало. Но что я могла поделать, если все чаще ловила себя на том, что вдруг замираю, рассматривая его, а внутри – все сжимается и пульсирует так, что даже пальцы дрожать начинают? И смотрела, оценивала я его - как мужчину. Сколько раз его видела, а впервые, казалось, замечала, что у дяди есть ямка на подбородке, и нос немного кривоват, и какой-то небольшой и очень давний шрам на скуле, и бриться он иногда забывал или не успевал, не знаю. Только мне все равно – все это нравилось. Безумно. И казалось, что красивее мужчины – вообще нет на свете.

Но не говорить же ему об этом в ответ на вопрос: «Бабочка, с тобой все в порядке?».

Я и не говорила, просто бурчала: «ага, все просто здорово» и старалась быстрее убежать в другую комнату. Он же чувствовал, что я что-то недоговариваю, пытался вызвать меня на разговор, как-то выяснить, списывал все на школу…

Хотя и в школе проблемы были, и это, возможно, добавляло причин для такого странного и отвратительного состояния моей психики. Может быть, переведись я сюда просто так, по случаю переезда семьи, или для повышения уровня элитности своего образования – все прошло бы здорово и я спокойно влилась бы в коллектив. Сейчас же все проходило совсем не так гладко.

Мне не хотелось общаться с новыми одноклассниками. Я и старым друзьям не смогла рассказать и поделиться той болью, что поселилась внутри после смерти родных, что уж говорить об откровениях с незнакомыми людьми? Я сторонилась их любопытства и попыток вовлечь меня в интриги местных «кланов», присутствующих в любой школе, тем более в той, где друзья кучковались по размеру состояний своих родителей. А я не знала точно, насколько богат был мой папа, или мой дядя, являющийся теперь моим опекуном. Достаточно, чего еще надо знать?

Меня просто это раньше не интересовало, да и сейчас казалось странным о подобном спрашивать. Я не знала отказа ни в чем, мне хватало на что угодно, так зачем вмешиваться в «мужские дела»? Именно такому отношению меня всегда учила мама. И сама она, насколько я знаю, мало интересовалась нюансами бизнеса нашей семьи.

Кроме того, мое очевидное нежелание идти на контакт, замкнутость и нелюдимость, ранее совершенно мне несвойственные – не добавляли, думаю, одноклассникам желания знакомиться ближе. А я и понимала вроде бы, что сама создаю для этого предпосылки, а ничего поделать с этим не могла, хоть и посещала школьного психолога. Это порекомендовала завуч гимназии, когда узнала, в связи с чем меня перевели в новую школу.

В общем, что говорить, если даже в одежде я изменила своим принципам? Уже не пугало и то, что не буду соответствовать своему веселому и яркому прозвищу в глазах дяди. Перед началом учебного года я обновила гардероб только парой невыразительных брюк, джинсами, двумя объемными, но безумно удобными серыми кофтами. И тем платьем, которое купила в день похорон.

Дядю это расстраивало. Он даже несколько раз пытался выменять у меня «обновки» на десяток новых ярких «одежек», да и в деньгах меня никто не ограничивал: с первого же дня дядя выдал мне карточку с очень приличным лимитом, который пополнялся каждый месяц. Но я все равно не хотела ничего себе покупать. Все еще проходила «стадию отторжения произошедшего», как утверждала школьный психолог.

Не знаю, все что могу сказать – я не чувствовала себя комфортно никогда и нигде. Ни в платье, ни в джинсах, ни в ванной, совершенно голой. Словно бы даже мое тело вдруг стало мне неудобным и не по размеру. Оно предавало меня, непонятно для меня сладко замирая от звука голоса дяди Сережи, или вдруг начинало сотрясаться панической дрожью, реагируя страхом на совершенно безобидные, казалось бы, раздражители. Оказавшись в городе после двух с половиной месяцев пребывания на даче, я вдруг обнаружила, что стала опасаться толпы и закрытых комнат, хотя никогда раньше не страдала клаустрофобией и совершенно спокойно пряталась от Лешки в подвалах и кладовке.

И все-таки сегодня я забрела в этот торговый центр, стараясь убедить себя, что в рабочий день посетителей совсем мало. Слишком виноватой себя чувствовала после утреннего истеричного поведения. Мне хотелось как-то это искупить. Как-то извиниться перед дядей. И целый день размышляя об этом вместо того, чтобы слушать учителей, я подумала, что до сих пор не подарила ему подарок.

И у меня, и у дяди Сережи дни рождения были в августе. Мой раньше на две недели. Мы даже шутили иногда, что в эти две недели разница между нами составляет не девятнадцать, а восемнадцать лет. Такая вот, катавасия. Просто, весело же.

Он подарил мне новый мобильный телефон: коммуникатор. Такой себе портативный компьютер и мобилка в одном. Наверное, не очень изящно, но столько функций и возможностей! Я была в восторге.

Сама же не смогла купить ему подарок на день рождения – тогда еще была на даче дяди, а по приезду… В общем, со всей суматохой подготовки и адаптации на новом месте, я ничего не купила. Даже не выбрала, что можно подарить.

И сейчас еще не знала, что ему может быть надо, потому и слонялась по торговому центру. В детстве было проще – я спокойно могла подарить рисунок, и знать, что ни за что не прогадаю, дядя Сережа безумно обрадуется. Сейчас же мне хотелось подарить что-то такое, необычное, что ли. Чтобы тронуть его, чтобы дядя знал – он для меня безумно дорог. И я очень жалею о том, что сейчас так себя веду. Но пока на глаза ничего подходящего не попадалось.

Где-то через полчаса, почти потеряв надежду обнаружить то, что мне приглянулось бы, я завернула в бутик аксессуаров. Бог знает зачем: и портмоне, и часы у дяди Сережи имелись. Хорошие, качественные, дорогие. Но мне очень не хотелось уходить с пустыми руками. И на одной из витрин я увидела это – мужской браслет из какого-то «супер сплава» (ну не особо я поняла, что и с чем там смешивали, чтоб этот металл получить). Простой, в виде не очень толстой цепочки, с плоско отшлифованными звеньями. Не то, чтобы дядя у меня отличался тягой к украшениям и обвешивался цепями и перстнями. И близко нет. Но этот, отливающий какой-то чернильной чернотой сплав и форма браслета мне очень понравилась. Сдержанно и строго.

По центру браслета имелась небольшая пластина, для надписи или гравировки, как объяснила мне консультант, которую можно сделать сейчас у них. Я думала над тем, что попросить выгравировать еще минут пятнадцать. Не придумала. И просто заказала гравировку, изображающую бабочку. С тыльной стороны, чтобы не видел и не знал никто, кроме дяди Сережи. Он же не девчонка, чтобы носить браслеты с рисунком в виде бабочек. Зато вроде как напоминание обо мне.

Мы даже успели заехать домой перед танцами, и я забежала в кабинет дяди, оставив коробочку с подарком на столе. А сверху записку: «Извини, мне, правда, стыдно за все мои психи. А ты - самый лучший. Всегда им был и есть. С прошедшим днем рождения! Бабочка»

Я очень надеялась, что он сегодня не задержится и, вернувшись, найдет мой подарок еще до того, как я вернусь с занятия.

Однако, как и многому другому из моих планов в последнее время, этим надеждам не суждено было исполниться.

Я занималась танцами с одиннадцати лет. Не так, чтоб думать о карьере или чем-то таком. Совсем нет. Мне просто это дико нравилось. Хотя и в конкурсах я принимала участие, пусть и не ставила себе за цель стать танцовщицей. Но я получала такой заряд энергии, позитива и настолько фонтанирующее настроение после каждого занятия, что никогда родителям не приходилось заставлять меня те посещать. Скорее умоляли пропустить хоть одно, если вдруг возникала такая необходимость.

За лето я не посетила ни одного. И даже не пыталась самостоятельно заниматься. Мне не хотелось и этого. Когда мы вернулись в город, на первое занятие дядя Сережа меня чуть ли не силком отвез – я все время находила повод отложить посещение студии. Но когда я снова попала в зал, когда услышала музыку – не смогла удержаться. Даже не вспомнила, почему же так сопротивлялась. Меня тут же подхватило и увлекло мое увлечение с такой силой, что дядя Сережа, просидевший на подоконнике всю полуторачасовую тренировку, наблюдая за мной, еще неделю шутил о том, как силой тащил «упирающуюся племянницу на танцы».

Конечно, было непросто сразу вернуться в строй, сказывался трехмесячный простой, но я понимала – сама виновата, и с удовольствием посещала занятия трижды в неделю. И здесь, в отличие от школы, легко и просто влилась в коллектив группы.

Вот и сегодня, радостная от того, что так удачно вышло с подарком, надеясь, что дядя будет доволен, я не танцевала – летала по студии. А во время десятиминутного перерыва, когда подошла к своим вещам выпить воды, позвонил дядя:

- Привет, Бабочка. На танцах? – сразу спросил он, видно слыша, что я задыхаюсь. Да и расписание мое знал.

- Ага, - бодро отчиталась я, одновременно жадно глотая воду, так, что треть разливала.

- Мне надо смотаться, решить дела, которыми твой отец занимался, - без дальнейших отсрочек «обрадовал» меня дядя Сережа. – Так что, ужинай без меня. Хорошо, если до завтра управлюсь.

Настроение упало сразу и капитально так. Что и пить уже не хотелось, и танцевать. И радости не осталось. Да и ясно стало, что сегодня дяде моего подарка не увидеть, и не узнать, что я старалась, и правда жалею.

- Ясно.

Я, правда, постаралась произнести это ровно. Но дядя Сережа или слишком хорошо меня знал, или просто прекрасно разбирался в людях.

- Бабочка, - он тяжело вздохнул. – Что, расстроил?

- Есть немного, - честно призналась я. – Без тебя плохо. И, знаешь, - я вздохнула, - прости меня, дядя Сережа. Я серьезно не хочу себя так вести, честно. Просто… Сама не знаю, что на меня находит, - высказала я все, что мучило меня целый день.

- Бабочка, ну ты даешь, не грузись, что я, не понимаю, что тебе нелегко? Всю жизнь заново строить… Не грусти, маленькая. И…- он замолчал на секунду. – Я попробую вернуться быстрее, но, сама знаешь…

- Дела, - закончила я за него.

- Дела, - согласился дядя с невеселым смешком. – Ладно, девочка, танцуй дальше.

И прекратил разговор. А я отставила бутылку и вернулась в центр зала, где преподаватель собирала всех для продолжения занятия.

После окончания тренировки домой не хотелось совершенно. Да и знала, что охранники поели, пока я подарок дяде на столе устраивала, а мне не хотелось сейчас есть, что часто бывало после танцев. Так что я бы с удовольствием осталась на еще одно занятие. Но преподаватель уходила. Седьмой час вечера, на сегодня у нее больше в расписании занятий не было. И я пошла бродить по студии, надеясь напроситься на любое другое, не просто же так они работали до десяти вечера. А мне сейчас без разницы было что осваивать: хоть брэйк, хоть танец живота, что угодно. Однако, оказалось, что на вечер в расписании значились лишь две группы по «танцам у пилона». Эротическим танцам я еще не обучалась, если честно, и в мыслях никогда не было как-то. Но так как ехать домой и сидеть одной, что за ужином, что над уроками – не хотелось, я подошла к женщине лет тридцати пяти, которая, похоже, и была преподавателем:

- А можно к вашей группе присоединиться? – уточнила я, не зная, как она относится к «новичкам», приходящим не с начала курса. – Я танцами уже шесть лет занимаюсь, захотелось сегодня что-то новое…

Женщина посмотрела на меня каким-то уставшим взглядом, полным хлопот, не связанных ни со мной, ни, вообще, с танцами. Пожала плечами:

- Ради Бога. Одно занятие – тридцать гривен, месяц – двести пятьдесят, по три занятия в неделю. Но если за месяц – оплата сразу. Администратору.

Я кивнула и сразу же пошла оплачивать. За месяц. Не знаю почему. Наверное, подозревала, что это далеко не последний раз, когда мне не захочется ехать в пустой дом.

Тренировка закончилась почти в половине девятого. Я буквально рухнула на заднее сиденье машины, ощущая, как непривычно дрожат руки и ноги в тех местах, о которых я и не подозревала даже после стольких лет занятий танцами. Усталость буквально окутывала меня, и было совершенно ясно, что ни до ужина, ни до выполнения домашнего задания я уже не доберусь. Ну и ладно, завтра утром все сделаю, не так и много там писать.

В своей спальне, оклеенной безумно красивыми серебристо-сиреневыми обоями (признаюсь честно, первую неделю после переезда я часами стояла у стен и их рассматривала), я едва сумела добраться до ванной. Привалившись к стеклянной стенке душевой кабинки, впервые за последние часа три, я не могла не признать, что мое настроение опять поползло вверх. Горячий душ после такой нагрузки – это блаженство, серьезно вам говорю. Спать захотелось так, что глаза слипались сами собой.

И все-таки, я не устроилась на кровати. Не села и за стол, поддавшись укорам совести о невыполненной домашке. Ухватив за длинное ухо зайца, своего бессменного соседа по кровати, я натянула поверх майки халат и пошлепала босыми ногами по ковровой дорожке коридора. Дядя Сережа сказал, что до завтра не вернется. А мне, несмотря на усталость, было так грустно и одиноко, что хотелось хоть немного «ближе» оказаться к родному человеку. И казалось, что ничего страшного не случится, если я у него немного посижу перед тем, как возвращаться к себе и ложиться.