Саманта Тоул - Бегство к любви

А он стал расстегивать молнию на своих джинсах.

Сама не определю, что чувствую в этот момент. Пожалуй, преобладает осознание. Это действительно со мной произойдет. Он окончательно лишит меня чувства собственного достоинства.

Только если я сама это допущу.

Останови его, Мия! Перестань быть слабой, борись. Дашь отпор сейчас, больше не будет боли. Не будет мучений. Никогда.

Форбс возится с молнией. Отодвинулся от меня, совсем на чуть-чуть, но я максимально использую это крошечное преимущество. Набравшись храбрости – и откуда только она взялась? – резко вскидываю колено и наношу им удар прямо ему под яйца.

Он издает мучительный стон.

Отпускает мое горло, обеими руками хватается за пах, пытаясь унять боль, что я ему причинила.

Теперь ты знаешь, каково это, ублюдок.

Я сползаю по стене, хватая ртом воздух.

Пошатываясь, Форбс, с искаженным от боли лицом, отходит чуть в сторону, падает на колени.

Ну же, Мия, не стой!

Я срываюсь с места. Бегу из своей квартиры. Хватаю ключи на столе, выскакиваю в дверь, лечу вниз по лестнице.

Мчусь без оглядки.

На улице тихо. Вокруг – ни души. Быстро отпираю машину. Захлопываю за собой дверцу, трясущимися руками пытаюсь вставить ключ в зажигание.

Черт! Не вставляется.

Краем глаза вижу, как из здания, ковыляя, вываливается Форбс. Он все еще держится за пах. Не знаю, удача ли оказалась на моей стороне, но ключ вдруг вошел в паз.

Я завожу двигатель, включаю скорость, жму на педаль акселератора и уезжаю.

Несколько секунд, и я уже в конце улицы. Поворачиваю налево и несусь по дороге. Убирая с лица волосы, ощущаю на руке влагу. Смотрю на ладонь. Она в крови.

Бросаю взгляд в зеркало заднего обзора.

У меня рассечена бровь, и кровь из раны струится по лицу, капая на мою одежду.

– Черт. – Я морщусь от боли. Пока не видела раны, боли не чувствовала.

Надо бы обработать порез, но я не могу остановить машину. Сейчас – нет. А то, чего доброго, Форбс догонит.

Ведь он наверняка поедет за мной.

Я прижимаю рукав к порезу, промокая кровь, и сильнее жму на газ.

Опомниться не успела, как я уже на автостраде I-90 и понятия не имею, куда направляюсь.

Мне некуда податься. У меня нет друзей. Нет родных.

Я одна на всем белом свете.

* * *

Не знаю, как долго я еду по автостраде I-90: потеряла счет времени. Просто смотрю вперед, жму на газ, стремясь умчаться подальше от Форбса.

Пошел дождь, видимость резко ухудшилась, глаз начал заплывать. Мне в моем состоянии и так не просто вести машину, а тут еще льет как из ведра. Придется сделать остановку.

Эта мысль внушает мне ужас, но в данный момент выбора у меня нет.

Спустя несколько минут я вижу указатель, сообщающий мне, что на расстоянии мили отсюда находится автозаправочная станция.

На повороте я съезжаю с автострады и подруливаю к автозаправке.

Паркуюсь на стоянке перед зданием. Выключив двигатель, проверяю двери: заперты. Затем в зеркало заднего обзора осматриваю глаз. Жуткое зрелище.

Лезу в бардачок за влажными салфетками, которые всегда держу на всякий случай. И только теперь замечаю свою сумку в нише для ног, куда я ее бросила, убегая из дома отца. Радости моей нет предела.

У меня есть деньги.

В свою квартиру я вернуться не могу. Это исключено. Когда Форбсу надоест искать меня, он будет ждать там. Похоже, что ночевать мне сегодня придется в мотеле.

Я поднимаю сумку на пассажирское кресло. Документы, касающиеся моей матери, все еще в ней. Я осторожно трогаю их кончиками пальцев.

Звонит мобильник. Я вздрагиваю от неожиданности.

Форбс.

Дрожащими пальцами я отклоняю вызов и выключаю телефон.

Влажными салфетками вытираю лицо. При более близком рассмотрении вижу, что порез глубокий. Надо заклеить пластырем. Вообще-то, необходимо наложить швы, но я сейчас не в том состоянии, чтобы сделать это самой, а чтобы обратиться за помощью в травмпункт, даже речи быть не может.

Ничего, поживу и со шрамом. Не впервой.

В аптечке, что у меня в багажнике, пластырь должен быть. Всегда наготове. Такая уж я. Не мешало бы и лед приложить. Посмотрим, что есть в мотеле.

Я достаю из сумочки темные очки в пол-лица, надеваю их, чтобы спрятать обезображенный глаз. Ничего, что идет дождь. Я вешаю сумочку на плечо, открываю дверцу машины и выхожу под ливень.

Открыв багажник, беру оттуда аптечку, сую ее в сумку и иду в мотель.

Администратор, женщина средних лет, едва удостаивает меня взглядом, записывая в журнал. И слава богу. Видок у меня еще тот: на лице солнцезащитные очки, сама вся промокла до трусов, одежда в крови.

Без лишних слов женщина вручает мне ключи. Я благодарю ее и иду прямиком в свой номер. По пути хватаю из автомата банку содовой. Приложу вместо льда.

Открываю дверь номера. Меня приветствует застоявшийся запах дешевого освежителя воздуха. Вхожу в комнату, закрываю за собой дверь, запираю ее. Снимаю очки, кладу их в сумку, сумку бросаю на кровать. Сажусь. Матрас жесткий, неудобный. Одной рукой прикладываю к глазу банку содовой. Другой – хватаюсь за край кровати, стискиваю одеяло.

И даю выход своему горю. Лью слезы, которые сдерживала весь вечер.

Не знаю, долго ли я так сижу, плача, но вот наконец слезы иссякли. Я иду в ванную, раздеваюсь.

Меня одолевает потребность наесться и опорожнить желудок, но я боюсь выйти из номера.

В данный момент каждое мое решение продиктовано страхом.

Я застирываю в раковине кровь на рубашке, вешаю ее на полотенцесушитель. Включаю горячую воду и залезаю под душ. Мне необходимо смыть с себя зловоние Форбса, отчиститься от его прикосновений, и тогда у меня все будет хорошо.

У меня все будет хорошо.

Вспоминая о том, что недавно случилось со мной, я чувствую, как слезы снова обжигают глаза. В горле застрял комок, торчащий, словно кусок сухого дерева. Борясь со слезами, готовыми опять хлынуть из глаз, я делаю глубокий вдох, беру гостиничное мыло и начинаю скрести себя. Когда мне кажется, что я смыла с себя грязь Форбса, я хватаю полотенце, вытираю волосы. Затем тело. Жаль вот, что зубы почистить не могу. Утром надо будет купить зубную щетку и пасту.

Я возвращаюсь в комнату, достаю из сумки аптечку.

Антисептиком обрабатываю рану, заклеиваю ее пластырем. Достаю из аптечки пару таблеток «Адвила», глотаю их.

Мне совсем не хочется надевать одежду, в которой я была, но другой у меня нет. Трусики я не трогаю, а бюстгальтер надеваю и нижнюю часть тела оборачиваю полотенцем.

Забираясь на кровать, поджимаю под себя ноги и смотрю на свою сумку.

В ней – договор о «передаче Мии» и адрес матери.

Никак не могу поверить в то, что она жива. И главное, не могу поверить, что она от меня отказалась. Так вот просто. Росчерк пера, и она больше не моя мать.

Не понимаю, что это вообще за процедура.

Я обескуражена, сбита с толку. Меня раздирают противоречивые эмоции. Я рассержена. Нет, я в ярости. Она все время была где-то рядом, пока я влачила мученическое существование с Оливером.

Она меня бросила.

Оставила с ним.

Она хоть знала, что он за человек? Кому она оставила своего ребенка? Неужели она ушла по своей воле, оставив меня с этим чудовищем?

Я должна верить, что она ни о чем не догадывалась, потому что иначе… нет, сама мысль об этом невыносима.

Я не могу сейчас думать об этом. И не хочу.

Слишком много всего произошло со мной сегодня. Осмыслить это я не в состоянии.

Мне нужно поспать.

Стараясь ни о чем не думать, я вытягиваю ногу и кончиками пальцев спихиваю сумку с кровати. Выключаю свет и залезаю под одеяло.

Закрыв глаза, прислушиваюсь к далекому шуму движения на автостраде, пытаясь сосредоточиться только на этих звуках.

Интересно, Форбс ищет меня? А если найдет?

Я вскакиваю с кровати, хватаю тяжелый стул, что стоит у стола, и, подтащив его к двери, ставлю вплотную под дверной ручкой. Нужно было бы спрятать машину за мотелем, а не оставлять у входа на всеобщее обозрение, но сейчас из номера я ни ногой.

Но ведь я так далеко от Бостона. Форбсу и в голову не придет искать меня здесь. Раньше я никогда не покидала Бостон.

От этой мысли мне стало грустно.

Я никогда не покидала Бостон. Ни разу в жизни.

Существовала только в пределах Бостона. А в то же время моя мама вела где-то совершенно иную жизнь, жила без меня.

Я снова забираюсь в постель, щелкаю пультом и включаю телевизор, приковывая взгляд к экрану, чтобы отвлечься от того, что происходит у меня в голове.

В ней нет такого местечка, где я хотела бы сейчас оказаться.

Мия

Проснувшись, никак не соображу, где я. В висках стучит, слышу телевизор.

Наконец понимаю, что я в номере мотеля, куда заселилась с вечера.

Воспоминания о событиях минувшего дня нахлынули на меня. Форбс пытался меня изнасиловать. Надругаться. Мама… она жива. Она отказалась от меня. Оставила меня с Оливером.

Сердце и желудок начинают болеть, мучительно.

Я тру глаза, и это большая ошибка.

– Черт!

Я снова вжимаюсь головой в подушку, чтобы заглушить волну боли… и горя. Наконец остается только тупая ноющая боль в груди.

Я больше не делаю попыток пошевелиться, лежу неподвижно, но переполненный мочевой пузырь наконец заставляет меня встать с постели. Сделав свои дела в ванной, рассматриваю себя в зеркало.

Боже, какой кошмар. Глаз заплыл, почернел, налился кровью. Ни пудра, ни маскирующий карандаш не помогут.

Очевидно, всю следующую неделю придется носить солнцезащитные очки.

Я принимаю две таблетки «Адвила», чтобы приглушить резкую боль, и снова забираюсь в постель. Спиной прислонившись к изголовью, щелкаю пультом, переключая каналы. Пытаюсь сосредоточиться на телеэкране, старательно игнорируя шум и вопросы, теснящиеся в моей голове. Не получается.

Я понимаю, что должна решить, как мне быть дальше. Я не могу всю жизнь торчать здесь, в номере мотеля, расположенного у автострады I-90, бог знает где. И в квартиру свою вернуться не могу. Да и в Бостон тоже, если уж на то пошло. Форбс будет меня ждать.

Что же делать?

Я могла бы поехать в Колорадо и найти маму.

Исключено. Она меня бросила. Оставила Оливеру.

Но тебе же неизвестны причины, которыми она руководствовалась. Ты ведь знаешь, какой был Оливер. Страшный человек. А что, если у нее не было выбора и ей пришлось меня оставить?

Я откидываю голову на спинку кровати, бормочу в тишине:

– Проклятье! Нет!

И так продолжается какое-то время. Но какие бы доводы я ни приводила, споря сама с собой, знаю, что мне не будет покоя, пока не выясню, почему она меня бросила. Неизвестность будет мучить меня.

Может быть, найдя мать, я наконец-то пойму, что я за человек. Обрету какую-то точку опоры. Свободное время у меня есть. На занятия ходить не надо, сейчас летние каникулы. За это время я могла бы решить, как мне жить дальше, и, отыскав мать, я, возможно, обрету саму себя.

После смерти Оливера я просто шла тем же путем, по которому он меня направил. Теперь мне представился шанс сойти с того пути и изменить свою жизнь.

Мне даже незачем возвращаться в Бостон, если я не хочу. Да, у меня там квартира, но она ведь никуда не денется, да ее можно и продать… черт! Сегодня приедут люди из «Доброй воли» за вещами Оливера.

Я полезла в сумку за мобильником, вытащила его, включила, не обращая внимания на текстовые и голосовые сообщения от Форбса. Звоню своему поверенному, который занимается продажей дома.

Автоответчик. Еще слишком рано, в конторе никого нет. Я оставляю сообщение на автоответчике: объясняю, что мне пришлось срочно уехать из города на несколько дней, и прошу поручить кому-нибудь впустить в дом представителей «Доброй воли».

Повесив трубку, я отключаю телефон. Меньше всего мне хочется слышать злобные угрозы Форбса.

Теперь, когда план дальнейших действий у меня есть, я быстро одеваюсь, морщась от того, что приходится напяливать на себя вчерашние вещи. Нужно будет заехать в магазин и купить новую одежду и нижнее белье.