Вестибюль нашей гостиницы был весь обложен искусственным мрамором, под ногами лежала красная ковровая дорожка. Здесь пахло дешевыми сигаретами и пылью. Мы в точности следовали указаниям генерала, и, несмотря на то что до встречи с ним оставался целый день, я невольно всматривалась в лица всех, кто встречался мне на пути, надеясь увидеть его. Но среди неприветливых людей, читающих газеты или слоняющихся без дела у журнальных ларьков, его не было, и я мысленно приказала себе не расстраиваться. Строгая женщина с непроницаемым лицом подняла на нас глаза, когда мы подошли к регистратуре. У нее были странные, нарисованные карандашом брови, а на лбу красовалось большое, величиной с монету родимое пятно.

— Мистер и миссис Никхем. Наша дочь Лили, — представил нас Иван.

Рот женщины искривился, обнажив золотые зубы (улыбкой это нельзя было назвать), и она потребовала наши паспорта. Пока Иван заполнял бланки, я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно естественнее, спросила у регистраторши, нет ли у нее для нас какого-нибудь письма. Она сходила к почтовым ящикам и вернулась с конвертом. Я тут же принялась вскрывать его, но заметила, что женщина наблюдает за мной. Вскрытый не до конца конверт прятать было нельзя, это выглядело бы подозрительно, поэтому я подсадила Лили повыше, как если бы она вдруг стала тяжелее, и направилась к креслу. От волнения сердце едва не выпрыгивало у меня из груди, но, когда я развернула листок, выпавший из конверта, оказалось, что это был маршрут, рекомендуемый «Интуристом» гостям столицы, которые желают ознакомиться с местными достопримечательностями. Я почувствовала себя ребенком, который хотел получить на Рождество велосипед, а ему подарили школьный портфель. В маршруте я ничего не поняла, но краем глаза увидела, что регистраторша все еще смотрит на меня, и поэтому, приподняв Лили, бросила конверт в сумку.

— Как поживает моя девочка? — стала ворковать я. — Моя красавица с сопливым носиком?

Когда Иван заполнил все бумаги, регистраторша вручила ему ключи и позвала посыльного, который оказался пожилым мужчиной с кривыми ногами. Он толкал тележку с нашими чемоданами такими зигзагами, что я даже подумала, уж не пьян ли он. Лишь потом я заметила, что у тележки не хватало колеса. Нажав кнопку вызова лифта, он в изнеможении прислонился к стене. Невдалеке, за столом, уставленным матрешками и покрытыми пылью сувенирами, сидел другой мужчина, примерно того же возраста, с мешками под глазами и дырками на локтях кардигана. От него исходил смешанный запах чеснока и какого-то обеззараживающего средства. Он самым внимательным образом рассматривал нас и наш багаж, словно хотел, чтобы мы навсегда запечатлелись у него в памяти. В любой другой стране я подумала бы, что это просто старик, который хочет получить добавку к пенсии, но после рассказов генерала о КГБ столь пристальное внимание заставило меня не на шутку испугаться.

Наш номер по западным стандартам был мал, и в нем было невыносимо жарко. С потолка свисала тусклая лампа в абажуре с кисточками, которая освещала потертый ковер на полу. Я осмотрела батарею отопления под окном и обнаружила, что регулировка мощности в ней не предусмотрена. Над кроватью висело радио, из которого доносился радостный мужской голос, превозносящий советскую Конституцию. Иван подошел к кровати, чтобы выключить радио, но оказалось, что на нем нет соответствующей кнопки. Все, что он смог сделать, это уменьшить громкость до минимума.

— Посмотри, — сказал Иван, отодвигая отделанную кружевом занавеску. Окна нашей комнаты выходили на Кремль. Я увидела стены из красного кирпича и православные церкви, купола которых блестели в лучах заходящего солнца. В Кремле женились и короновались русские цари. Я подумала о черном лимузине, который мы видели по дороге из аэропорта, и вспомнила, что теперь тут живут новые цари.

Пока Иван разбирал чемоданы, я усадила Лили на кровать, сняла с нее теплую одежду и одела в хлопковый комбинезон-чик. Отодвинув в сторону шарфы и шапки, я поставила корзинку Лили между подушками и уложила в нее малышку. Лили сонно заморгала. Я стала гладить ее по животику, и, когда она уснула, села рядом с корзинкой и начала смотреть на нее. В какой-то момент мое внимание привлек узор на одеяле, которым была застелена кровать: переплетенные ветви, похожие на виноградные, с двумя голубями сверху. Мне вспомнилась могила Марины в Шанхае, на могильной плите которой тоже были изображены два голубя: один — умирающий, второй — преданно сидящий рядом. Потом я подумала о путеводителе, предоставленном «Интуристом». Моя мать была всего в часе езды от меня в Пекине, когда на ее пути встал Тан. Генерал стоял на пороге клуба «Москва — Шанхай», но встретился с Амелией. А вдруг и сейчас, когда я была так близка к матери, в КГБ узнают о наших планах и отправят ее в трудовую колонию? На этот раз по-настоящему.

Я посмотрела на Ивана.

— Что-то случилось. Они не придут, — беззвучно, одними губами сказала я.

Он покачал головой, подошел к кровати и усилил звук радио. Я достала из сумки путеводитель и протянула ему. Он пробежался по нему глазами, потом еще раз, сосредоточился, как будто хотел найти какой-то скрытый ключ к разгадке. Взмахом руки муж позвал меня за собой в ванную. Там, открутив кран, Иван спросил, откуда у меня это. Мы не заказывали экскурсовода, хотя для иностранцев это было обязательно. Я рассказала ему о своих подозрениях по поводу путеводителя, который мог иметь отношение к КГБ.

Иван погладил меня по плечу.

— Аня, — сказал он, — ты устала, тебе нужно отдохнуть. Генерал говорил о встрече второго февраля. Второе — завтра.

Я посмотрела на Ивана. Муж выглядел осунувшимся, вокруг глаз у него пролегли тени. Для него наша поездка была таким же испытанием, как и для меня. До отъезда он днями и ночами трудился, чтобы его партнеру было проще вести дела в одиночку, пока его не будет. К тому же Иван не исключал ситуации, которая могла вынудить его не вернуться. Я знала, что он был готов пожертвовать всем ради моего счастья.

Месяцы томительного ожидания тяжелым грузом опустились на мои плечи. Но сейчас, когда до назначенной встречи оставались считанные часы, нельзя было терять веру. И все же, чем меньше оставалось времени, тем больше сомнений у меня возникало и я едва ли верила, что у нас все получится.

— Я недостойна тебя, — сказала я Ивану дрогнувшим голосом. — И Лили. Я плохая мать. Лили может простудиться и умереть.

Иван пристально посмотрел на меня и улыбнулся.

— Вы, русские женщины, всегда так говорите. Ты прекрасная мать, а Лили счастливый и здоровый карапуз. Помнишь, как после ее рождения вы с Розалиной помчались к врачу, потому что она «слишком мало плачет и спит всю ночь напролет», а он осмотрел ее и сказал: «Радуйтесь!»

Я улыбнулась и прижалась щекой к его плечу. Будь сильной, приказала я себе и снова прокрутила в голове план генерала. Он обещал вывезти нас через Восточную Германию. Когда он первый раз сказал мне об этом, я тут же представила наблюдательные вышки с пулеметчиками, свирепых псов, подкопы и пули, летящие в сторону Берлинской стены, куда мы бежим, задыхаясь и падая. Но генерал покачал головой. «Вишневский, без сомнения, поможет вам с разрешением на пересечение границы, но КГБ остерегаться все равно нужно. Они следят даже за номенклатурой», — говорил он. Интересно, кем был этот Вишневский и как матери и генералу удалось стать друзьями такого высокопоставленного чиновника? Возможно ли, чтобы и за железным занавесом были люди, сочувствующие нам?

— Слава богу, что я вышла замуж за тебя, — с благодарностью произнесла я, посмотрев на Ивана.

Он положил путеводитель на полку у ванны, щелкнул пальцами и улыбнулся еще шире.

— Все идет по плану, — прошептал он. — Разве не ты говорила, что о нас заботится шпион экстра-класса? Верь, Аня. Верь, это надежный план. Зная генерала, можно рассчитывать на успех.

На следующее утро, когда мы завтракали в ресторане гостиницы, я не могла сидеть спокойно. Предстоящий день то вселял в меня надежду, то приводил в полное отчаяние. Иван же, напротив, был совершенно спокоен и задумчиво собирал пальцами крошки со скатерти. Официантка, увидев, что мы иностранцы, принесла нам яичницу и пару гренок, хотя то, что ели на завтрак русские — черный хлеб, сушеная рыба и сыр, — казалось намного аппетитнее. Пока официантка по нашей просьбе грела бутылочку с молоком в кастрюле с горячей водой, Лили жевала воротник своей рубашонки. Когда официантка наконец вернулась, я сначала капнула молока себе на запястье. Температура была идеальной, и я поблагодарила женщину. Она не побоялась улыбнуться и сказала:

— Мы, русские, любим детей.

Ровно в девять часов мы стояли в вестибюле. Куртки, перчатки и шапки были сложены на кресло у нас за спиной. После завтрака Лили спала, Иван поглубже упрятал ее под пиджак. Примкнуть к группе, ведомой гидом от «Интуриста», было, конечно, делом сомнительным, но в ту минуту это казалось разумным решением. Иван считал, что генерал организовал эту экскурсию специально, чтобы нас воспринимали как обыкновенных туристов, которые не могли заинтересовать КГБ. А с матерью мы должны были встретиться во время экскурсии. С другой стороны, у меня то и дело возникала мысль, что за всем этим стоит КГБ, поскольку там очень хотели собрать как можно больше информации о нас.

— Мистер и миссис Никхем? — Мы резко повернулись и увидели женщину в сером костюме с наброшенной на руку шубкой. Она приветливо улыбнулась: — Меня зовут Вера Отова. Я буду вашим гидом.

У нее была армейская выправка. Судя по возрасту — лет сорок семь — сорок девять, — она была участницей последней войны. Мы с Иваном пожали ей руку. Мне стало не по себе. От женщины пахло духами с ароматом цветущей яблони, руки и ногти были ухожены. Вера Отова выглядела привлекательно, но я не могла в лоб спросить ее, друг она или враг. Генерал велел отрицать все, если нас начнут спрашивать о нашей затее. «Тот, кого я пошлю к вам, будет знать, кто вы. Вам ничего не нужно будет объяснять, так что остерегайтесь. К вам могут подослать агента КГБ».

Итак, если Вера Отова — посланница генерала, то она сама даст нам понять, на чьей она стороне.

Иван прокашлялся.

— Прошу прощения, мы, кажется, забыли заранее заказать гида, когда уезжали из Сиднея, — сказал он, помогая Вере надеть шубку. — Наверное, агент в бюро путешествий сделал это за нас.

По лицу Веры пробежала тень, но в следующую секунду она уже снова широко улыбалась, обнажая редкие зубы.

— Да, в Москве без гида не обойтись, — произнесла она, надевая на голову шерстяной берет. — Иностранцам намного сложнее ориентироваться в городе без посторонней помощи.

Это была ложь. К иностранцам приставляли гидов для того, чтобы они не оказались в тех местах, где им быть не положено, и не увидели того, чего видеть не должны. Об этом нам рассказал генерал. В программу экскурсий входило посещение музеев, театров, военных мемориалов и другие культурные мероприятия. Мы не должны были видеть настоящих жертв прогнившего насквозь советского общества: хронических алкоголиков, замерзающих в снегу; старух-попрошаек на вокзалах; бездомных семей; детей, которые, вместо того чтобы учиться в школе, роют котлованы. Впрочем, ложь Веры не заставила меня тут же сделать вывод, что она агент КГБ. Что еще она могла сказать в переполненном людьми вестибюле гостиницы?

Иван подал мне пальто, потом нагнулся и взял Лили, которая лежала в кресле, закутанная в его куртку.