Замечание, казалось, смутило ее.

— Уж не знаю, за комплимент это принять или обидеться.

— О нет, только не обижайтесь, — сказал он быстро. — Это разрушит наши отношения, которые только начинают складываться, и внесет разлад в семейную идиллию.

Она посмотрела на него довольно строго.

— Никак не пойму, вы действительно хотите меня понять или это просто цинизм?

— Ох, цинизм, Бритт. Признаюсь…

— И это тоже дипломатический ход? Или такова ваша натура?

— С вашего позволения, это моя работа. Дипломаты, увы, бывают циничны.

Его ответ развеселил ее, но она пыталась сохранить серьезный вид.

— Говорят, профессионализм дипломата заключается в умении лгать. А как в частной жизни, Элиот? Могу ли я принимать ваши слова за чистую монету?

Ирония вопроса наступала на пятки его собственным мыслям о лживости дипломатов.

— Правда вещь весьма деликатная. Я не считаю разумным слишком легко доверять другому, — сказал Элиот.

— Как грустно.

— Лучше сначала погрустить, чем потом раскаиваться в излишней доверчивости.

— Подозреваю, что это самообман.

Здорово она его поддела. Да, видно, под ее красотой действительно таится незаурядный ум. Очевидно, это и привлекло в ней Энтони, что и понятно, ведь он и сам умница. Элиоту нравится ее интеллект, ее воинственная честность. Но, может быть, общаясь со столь разумненьким созданием, он рискует разоблачить себя?

— Вижу, вы способны точно указать на неоспоримую истину.

Его замечание, казалось, доставило ей удовольствие, но она с самым серьезным видом спросила:

— Надеюсь, вы не сочтете это моим недостатком?

— Нет, что вы!

Они сидели, рассматривая друг друга, когда раздался стук в дверь, и Бритт встала.

— Я заказала чай сразу же, как только мне сообщили, что вы здесь.

Он смотрел, как она идет к двери, восхищаясь стройностью и в то же время округлостью ее бедер. Она была более женщиной, чем он ожидал. Вкус никогда не изменял Энтони, не изменил и на этот раз. Надо обязательно сказать ему, что он сделал правильный выбор.

Официант вкатил тележку и, по указанию Бритт, начал сервировать для чая столик, стоящий рядом с диваном. Здесь были крошечные сандвичи, печенье, восточные сладости и фруктовые пирожные. Когда человек ушел, она спросила, какой он предпочитает чай.

— Черный лучше всего.

Бритт налила чаю, передала ему чашку и придвинула сахарницу.

— Вы решили избрать себе профессию жены, не так ли? — спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Вы кажетесь такой умелой, опытной хозяйкой. Да и слова «мы с Энтони» то и дело скатываются с вашего языка, будто вы говорили это уже много лет. А судя по тому, как вы передаете чашку, можно решить, будто вы с давних времен только этим и занимались.

— Ну, я же стараюсь, мне не хотелось бы разочаровать вас, Элиот, — сказала она, наливая себе чай. — Но я немножко нервничаю, как на последнем экзамене в июне. Вы мой первый официальный родственник, с которым я знакомлюсь после свадьбы, так что должны понимать.

Он понимал ее искреннее желание понравиться.

— Как недипломатично с вашей стороны признаваться в таких вещах.

— Так я же не дипломат, да и житейского цинизма еще не нажила… Все еще остаюсь прямой и открытой. — Она отпила чаю. — А что касается умения разливать чай, то я вам скажу: натренировавшись на щербатых облупленных глиняных кружках, вполне можно справиться и с тончайшим фарфором. Моя тетя, вырастившая меня, простая женщина, но не без грации. Кроме того, года два я имела возможность очень близко наблюдать Эвелин.

— У некоторых моих коллег есть дочери вашего возраста, и должен заметить, что они далеко не так хорошо воспитаны.

— Это комплимент, мистер Брюстер, или одна из ваших дипломатических уловок?

— Комплимент. И очень искренний.

— Тогда благодарю вас, приятно слышать. Я решила для себя, что моему мужу, зрелому человеку, с положением в обществе, просто не годится иметь дурно воспитанную жену.

Элиот отпил несколько глотков чая, наблюдая за ней. Какая обезоруживающая проницательность! Но что-то во всем этом беспокоило его. Впрочем, он тут же понял причину своего беспокойства. Его отчим не принадлежал к сорту людей, способных оценить такую живость и такую тонкость. Это, конечно, не в осуждение Энтони. Просто тот всегда был человеком, на первое место ставящим разум. Если он и нуждается в чем, так это в чувстве юмора. Ну хорошо, а ее-то чем так привлек Энтони, что она даже согласилась стать его женой? Неужели ее могла впечатлить его моральная чистота и занудство?..

— Не хотите ли что-нибудь съесть? — спросила Бритт, разряжая затянувшееся молчание.

— Пожалуй.

Бритт осмотрела содержимое подноса, выбирая для него что повкуснее. Когда она передавала ему тарелку с сандвичем и салфетку, он обратил внимание на ее тонкие, музыкальные пальцы.

— Скажите мне, Бритт, — заговорил он, — каким образом Энтони удалось заполучить вас в жены?

Она усмехнулась.

— На самом деле вам хотелось бы знать, как мне удалось женить его на себе?

— Нет, Бритт. Даже если бы я и думал так грубо, то никогда не позволил бы себе высказать это. Конечно, мы, дипломаты, циничны, лживы и способны еще на всякие пакости, но одного у нас не отнять — мы никогда не позволим себе грубость. Вежливость, кстати, часто бывает обратной стороной цинизма.

— Хорошо, пусть так. Тогда я просто и честно отвечу на ваш вопрос: мы с Энтони любим друг друга.

— В этом я не сомневался ни минуты.

Она посмотрела на него скептически.

— И все же, если вы думаете, что я вышла замуж потому, что во многих отношениях мне этот брак выгоден, то вы ошибаетесь. Преднамеренное устройство брака не в моем вкусе, тем более с таким человеком, как Энтони. Он замечательный человек. Потому я и вышла замуж. Иногда мне и самой не верится, что я стала частью его жизни.

— Если бы я мог позволить себе передохнуть от цинизма и попробовать хоть раз сказать правду, то знаете, что я сказал бы вам? Энтони удивительно повезло, что он встретил вас, Бритт.

— Именно от вас мне это особенно приятно слышать. Благодарю, Элиот. — Она отпила немного чая, глядя на него поверх чашки. — Не значит ли это, что мы теперь друзья?

— Полагаю, подобное соглашение нам ничем не грозит.

— Вот и прекрасно.

— Это так нужно для вас? — спросил он.

— Мне говорили, что вы в семейном стаде почитаетесь за паршивую овцу. Но я не желаю думать о вас как о неудачнике. К тому же, полагаю, лишний друг еще никому не повредил.

Он даже присвистнул.

— Я вижу, вы готовы совершать благородные поступки.

Дверь из спальни отворилась.

— Не здесь ли раздают бесплатный чай? — Это был Энтони в пижаме и шелковом халате, покроем напоминающем мантию.

— О, больной шутит, — поднимаясь ему навстречу, сказал Элиот, — значит, будет жить!

— Приветствую тебя, Элиот!

Они сошлись в центре гостиной и обменялись рукопожатием. Элиот испытывал ту обычную неловкость, что сопровождала все их встречи.

— Ты хорошо выглядишь, мальчик, — сказал Энтони.

— И вы тоже, Энтони. Как вы себя чувствуете?

Юрист показал рукой на живот.

— Я не был уверен, что перелечу Индийский океан за один присест, если уж ты хочешь знать правду.

— Иди сюда, Энтони, посиди с нами, — позвала Бритт.

Энтони приблизился к ней. Бритт обняла его и поцеловала. Он повернулся к Элиоту.

— Рад, что вы наконец познакомились. Знаешь, Элиот, ведь в этой женщине вся радость моей жизни.

— Догадываюсь. Мне показалось, что и она думает о вас, как о радости своей жизни.

— Звучит как романс, не правда ли, Элиот? — Энтони, несмотря на недомогание, выглядел весьма бодрым. — А что, Моник не смогла прийти?

— Да, у нее оказались срочные дела.

— Ну, думаю, мы еще успеем увидеться.

— Заранее трудно сказать, но я тоже надеюсь на это.

Энтони взял чашку, переданную ему Бритт.

— Как Моник? — обратился он к Элиоту.

— Вы, наверное, хотели спросить, как у нас с Моник?

Юрист нехотя кивнул.

— Полагаю этот вопрос уместным, — сказал Элиот, взглянув на Бритт. Он знал, что наступит момент, когда придется сказать правду. Но пока достаточно лишь намекнуть на нее. — В последнее время мы не особенно с ней ладим.

— Я искренне огорчен, — сказал Энтони.

— Но это не тема для обсуждения в настоящий момент. Начало брака много счастливее, чем конец оного, а Бритт сказала мне, что вы хорошо стартовали. Не хотелось бы омрачать ваши светлые дни.

Энтони улыбнулся и обнял Бритт. Она покраснела, и сразу стало заметно, как, в сущности, она молода. Элиот видел, что они оба совершенно открыты друг другу. Счастливая парочка.

Он так же не нуждался в сиянии, излучаемом ими, как они не испытывали нужды в лицезрении источаемого его душой мрака. Чувствуя себя лишним, он решил раскланяться.

— Так вы придете на прием к послу? — спросил он Энтони.

— Я бы и хотел, да только не знаю… Приступы все время повторяются. Полет я перенес ужасно тяжело, но, правда, успел вздремнуть. Сейчас чувствую небольшую слабость, но к вечеру, возможно, приободрюсь. Твердо могу сказать только одно, если я не смогу пойти, то хотел бы, чтобы Бритт пошла обязательно. Пусть немного развеется.

— Ну нет, мой милый, — сказала она. — Без тебя я никуда не пойду.

Энтони погладил ее по щеке.

— Дорогая, что за старческие причуды в столь раннем возрасте? Я ведь не на смертном одре.

— Предпочитаю остаться с тобой, вот и все.

— Ну хорошо, мы посмотрим, как я буду себя чувствовать. Но если неважно, то обещай мне, что пойдешь без меня. Элиот, скажи ей, что ты тоже настаиваешь.

Единственное, что хотел Элиот, так это поскорее убраться отсюда. А Энтони собирается переложить на него свою ношу.

— Нет, Энтони, увольте. Тут вы босс, а не я.

— Ну вот! Теперь боссом вплотную занялся клятый микроорганизм, так что… — Он поставил чашку и встал. — Извините, мэм, вы не подскажете, туалет тут платный? А вы, Элиот, уговорите все же ее пойти на прием. Я рассчитываю на вас. Надо же мне наконец отдохнуть от этой женщины.

Элиот и Бритт обменялись улыбками.

— Внешне такой симпатичный человек, а какая бесцеремонная настырность, — сказала Бритт. Энтони рассмеялся и направился в ванную. Они проводили его взглядом до дверей, и Бритт задумчиво проговорила: — Ох, и достается бедняге. Удивляюсь, как это еще ему удается шутить и проявлять великодушие к другим.

— Да, он такой, — сказал Элиот, вставая. — Так я пойду, пожалуй, Бритт.

— Жаль, я с удовольствием поболтала бы с вами еще.

— Да и я бы рад. Но мы поболтаем позже. Если не сегодня вечером, так в другой раз.

Бритт тоже встала.

— Чувствую, что вам не терпится уйти, и не смею задерживать. Но мне хотелось бы только спросить, можем ли мы вам чем-то помочь.

— В чем?

— С Моник. Ведь это одна из причин, почему Энтони так хотел заехать в эту часть света. Он надеялся как-то сгладить острые углы… Нам обоим неприятно думать, что здесь у вас не все ладно.

— Я преисполнен благодарности, Бритт. Это действительно так. Но Моник и мои проблемы не имеют отношения ни к Энтони, ни к тому факту, что он сюда приехал.

— Может, она просто не хочет встретиться с нами?

— Я знаю, то, что я скажу, звучит жестко, но грустная правда состоит в том, что она ни черта не хочет — ни вас, ни кого-то другого. Не думайте о ней. — Бритт выглядела потерянной. — Что касается сегодняшнего вечера, — продолжал он, — то сделаем, как вам лучше. Не чувствуйте себя обязанной присутствовать там. Если вы действительно предпочитаете остаться с Энтони, я позвоню и скажу им, чтобы машину за вами не присылали.

— Конечно, лучше бы мне остаться с ним, но он страшно рассердится, если я не пойду. Мы женаты всего лишь пару недель, но я уже поняла, что, когда он упрется, его не сдвинешь.

— Не могу не считаться с мнением столь многоопытной супруги.

Он направился к двери. Бритт последовала за ним, слегка улыбнулась и подала руку.

— Я рада, что мы наконец познакомились, пусть даже при не совсем благоприятных обстоятельствах.

Элиот взял ее руку, ощутив ее прохладу и тонкость, заглянул в ее теплые глаза и неожиданно почувствовал возбуждение.

— Всегда приятно приветствовать кого-то нового, входящего в твое семейство, — сказал он. — Добро пожаловать в нашу семью, Бритт!