Лаура Кинсейл - Благородный разбойник

Элейн перекрестилась, потом с напускной озабоченностью спросила:

– Так говорит священник?

Фермер тоже перекрестился, когда она поймала его взгляд.

– У вашей сестры дурной глаз, леди, спаси нас Господи, – сказал он Каре.

– Нечестивец! – воскликнула та, перенося гнев с Элейн на него. – Я не потерплю таких слов в нашем доме, предупреждаю!

– Я про цвет, – буркнул Уильям. – Он не похож на голубой.

– Не показывай свое невежество. Леди Элейн знатного происхождения, а у нас такой фиалковый оттенок – признак аристократизма.

– Да, – настороженно сказал Уильям. – Иноземцы.

Кара поджала губы. Ее оливковая кожа и темно-карие глаза свидетельствовали, что она родилась далеко отсюда. Хотя Кара предпочитала говорить с сестрой по-итальянски, она всегда болезненно воспринимала намеки на то, что она не чистокровная англичанка, как ее муж.

– Ты отнял у меня слишком много времени. Обратись со своими жалобами к сэру Гаю, – высокомерно произнесла она.

– Так и сделаю, леди. Я хочу, чтоб он заплатил мне десять крон за бойцового петуха и еще двадцать шиллингов за потерю кур.

– Десять крон! – вскричала Кара. – Да ты никогда в жизни не видал таких денег! Почему это сэр Гай должен платить за твоего петуха, сдохшего от болезни?

Уильям прищурился.

– Он ваш муж и господин над вашей сестрой, разве нет? Моя жена говорит, девочка была там, дала ей хорошие подарки, чтобы она пустила ее в курятник. А назавтра вся птица сдохла... Это дела ведьмы, я знаю. Вы держали тут иноземную колдунью, та обучила девочку невесть чему, и вот что вышло! Мой петух должен был драться в Шроветайде, а теперь лежит мертвым камнем!

– Миссис Либуше не ведьма, – твердо сказала Элейн. – Она была послана самой графиней Мелантой, храни ее Господь, и научила меня целительству.

– А чему еще она вас научила? Ходить тайком по окрестностям и встречаться с мужчинами на мельнице, да? Как раз в этот день!

Не решаясь поднять глаза на сестру, Элейн почувствовала, как у нее подгибаются колени.

– Я не сделала ничего плохого вашей птице, Уилл, – сказала она. – Либуше учила меня лечить животных, а не вредить им.

– Встречалась с мужчинами на мельнице? – спросила Кара по-итальянски.

– Я только проходила мимо сэра Раймона, когда он собирался уезжать, – быстро ответила Элейн на их родном языке. – И сказала ему несколько слов на прощание.

– Елена, ты несусветная маленькая дура, – прошипела сестра. – Боже мой, ты кончишь уличной шлюхой из-за своего безрассудства!

Элейн опустила голову. Ей нечего было сказать в свое оправдание.

– Иноземцы, – проворчал Уильям, наблюдая за ними.

Кара тут же повернулась к фермеру.

– На мельнице определенно была не Элейн. Она по моему приказу весь день провела в замке. А ты... Мне очень не нравятся твои слова о дурном глазе и неприличные утверждения, которые позорят мою сестру. А теперь уходи.

– Я хочу видеть сэра Гая, – упорствовал Уильям.

– Уходи сейчас же! – приказала Кара. – Или стражник вытолкает тебя за ворота!

– Иноземцы! – огрызнулся Уильям и, даже не поклонившись дамам, пошел к выходу. – Еретики! Я все расскажу про вас священнику.

Элейн сидела в апартаментах леди Меланты, до боли сжав руки на коленях. Вдали, будто во сне, она слышала резкий голос спорившей с кем-то леди Беатрис, но единственным отчетливым воспоминанием Элейн был презрительный отказ Раймона.

Прошли недели, а она помнила каждое слово из письма сэра Гая, которое читала ей Кара за их рукоделием в Сейвернейке. И даже не имело значения, что церковный суд в Солсбери, писал им сэр Гай, отклонил как необоснованные все обвинения в ереси. Не имело значения, что урон от падежа кур возмещен сельским жителям с такой щедростью, на какую они даже не смели надеяться.

В Вестминстере, читала Кара, перевернув страницу и многозначительно посмотрев на Элейн, состоялось оглашение имен вступающих в брак. Раймон де Клер женится на некой Кэтрин Рьенн, вдове богемского рыцаря.

– Миледи. – Элейн вздрогнула. Подняв голову, она увидела камергера в бело-красной ливрее. Он поклонился: – Ее светлость примет вас в спальне.

Элейн осознала, что графиню Беатрис Ладфорд и ее длинношерстного спаниеля провожают из приемной леди Меланты. Несмотря на раздраженный тон, графиня Беатрис казалась весьма довольной результатами визита. Когда почтенная леди проходила мимо, великолепная в своем тяжелом парчовом одеянии, Элейн сделала реверанс, получив в ответ презрительный кивок и ворчливый лай.

Должно быть, все знали, что она впала в немилость у крестной и та вызвала ее для беседы. Конечно, прием в личных покоях ее светлости – это большая честь, даже графиня Беатрис не проникла дальше приемного зала, но все потому, что леди Меланта хотела в строжайшем уединении обсудить с крестницей ее «истории» с курами и джентльменами.

Элейн проследовала за дворецким через приемную, мимо стоявшего под балдахином кресла для аудиенций. В спальне леди Меланта как раз снимала подбитый горностаем плащ, а горничная освобождала ее от высокого остроконечного головного убора, представлявшего собой конус, украшенный сверкающими изумрудами и серебряными рельефами.

Графиня обернулась, распущенные волосы черными волнами рассыпались по ее обнаженным плечам. Миндалевидные глаза удивительного темно-фиалкового оттенка пристально следили за тем, как Элейн делает реверанс.

– Спаси вас и храни Господь, моя любимая крестная, – сказала Элейн и, не выпрямляясь, продолжала глядеть на синий крест, вытканный в турецком ковре. Наступило молчание.

– Боюсь, с тобой что-то неладно, Элли, – тихо произнесла леди Меланта.

Элейн покачала головой и закусила губу, чтобы унять подступившие слезы. Гордость не позволяла ей обнаружить свои чувства ни перед Карой, ни перед слугами, ни перед деревенским священником.

– У тебя дрожат руки. Мэри, убери этот табурет, поставь к огню кресло. Принеси две пары комнатных туфель, одну зимнюю на меху. Я надену зеленый халат. И мальвазийское вино для нас. Хорошо согретое и подслащенное. Садись, Елена.

Когда графиня отвернулась, Элейн села, безучастно уставившись на огонь, и первые слезы медленно покатились у нее по щекам. После ухода служанки леди Меланта опустилась в кресло и поворошила в камине горящие угли.

– Когда успокоишься, расскажешь мне, что случилось. – Графиня положила ей на колени льняное полотенце.

Теперь слезы полились ручьем, и Элейн закрыла лицо полотенцем.

– Твои руки слишком худы, – заметила крестная.

– Сейчас Великий пост, миледи. Есть совершенно не хочется.

– Ты не заболела?

– Нет. По крайней мере... Нет. – Элейн отвернулась к огню, скрывая вновь набежавшие слезы.

Она чувствовала, что леди Меланта наблюдает за ней, однако не собиралась ничего говорить. Да и что бы она могла сказать крестной, как объяснить свое глупое поведение?

– А ты случайно не влюбилась? – спросила леди Меланта.

– Нет!

Рыдания, которые она сдерживала все последние недели, подступили к горлу, Элейн вновь уткнулась в салфетку и долго плакала.

– Моя служанка возвращается, – предупредила графиня.

Глубоко вздохнув, Элейн выпрямилась и сидела с опущенной головой, пока служанка расставляла на столике между ними графин с вином и два богато украшенных серебряных кубка. Поставив к их ногам меховые комнатные туфли, она удалилась.

– Держи. – Леди Меланта протянула крестнице один из кубков. – Выпей сразу, оно тебя подкрепит.

Элейн отпила сладкое вино и сжала кубок руками, согревая замерзшие пальцы о рельефы драконов и рыцарей.

– Я сама виновата, – неожиданно выпалила она. – Я все погубила. Он называл меня сверкающим бриллиантом, необыкновенной женщиной. А потом сказал, что я вела себя с ним высокомерно и оскорбительно. Увы, он прав.

– Неужели? – Пригубив кубок с мальвазией, графиня поинтересовалась: – И кто, скажи на милость, этот образец учтивости?

– Извините меня, миледи, разве он... я думала... он не просил у вас аудиенции?

Леди Меланта удивленно подняла брови.

– Нет. За последнее время никто, кроме твоей сестры Кары и сэра Гая, не разговаривал со мной о тебе.

Элейн вспыхнула, представив, что могла сказать о ней Кара, раз ее вызвали к леди Меланте в Виндзор.

– Простите, миледи! Я очень сожалею, что причинила вам столько неприятностей.

– Это не так легко сделать, уверяю тебя. И я получила большое удовольствие, когда слушала рассказ Кары о гибели домашней птицы. К тому же епископ Солсберийский – разумный человек. С помощью скромного подарка на память не составило никакого труда убедить его, что обвинение в ереси из-за кучки мертвых кур – совершенная нелепость. Давай лучше вернемся к нашему герою. Значит, он добивался у меня аудиенции? Могу предположить, с какой целью, если он называл тебя сверкающим бриллиантом и необыкновенной женщиной.

– Он изменил свое мнение, – горько ответила Элейн. – Он сказал, что я грешница, лгунья и чтобы я теперь не рассчитывала на него. – Она сделала большой глоток из кубка. – Но это действительно моя вина. Я хотела приворожить его любовным амулетом.

Леди Меланта покачала головой.

– Какие глупости. Я думаю, основная причина в этом щекотливом деле с курами.

Глаза Элейн опять наполнились слезами.

– Я пыталась сказать, что сожалею! Послала ему письмо. Целых три. После каждого я не могла есть, чувствовала себя больной от страха, гадая, что он подумает, когда их прочтет.

– И что он тебе ответил?

– Ничего – пробормотала Элейн. – Он просто не ответил. А недавно в церкви было оглашение его брака с другой.

Опустив голову и переживая свое унижение, она молча ждала упреков крестной.

– Понятно. И кто такой влюбчивый?

– Он человек не слишком значительный, миледи, только рыцарь. – Элейн умолкла. Ей было стыдно, что ее избранник оказался таким ветреным. – Для меня это не настолько важное знакомство, чтобы о нем стоило говорить.

Леди Меланта откинулась на спинку кресла и поставила кубок на подлокотник. Даже с распущенными волосами, в домашней одежде, графиня сохраняла свою опасную грацию.

– Пожалуй, не стоит. – Она улыбнулась. – А то и я могу не устоять перед искушением.

– Мадам?

Графиня щелкнула пальцами.

– Мне пришло на ум арестовать его за какую-нибудь мелкую кражу и подвергнуть испытанию кипящей водой.

– Я бы не возражала увидеть его вареным, – мрачно ответила Элейн.

– Не говори мне, как его зовут, Елена. Ты знаешь, я человек непредсказуемый.

Это правда, хотя раньше Элейн не думала об этом, но единственное слово леди Меланты навсегда уничтожит Раймона. Она позволила себе представить его с новой женой, впавшим в нищету. Гордый Раймон служит мальчиком на посылках у какой-нибудь сварливой знатной дамы вроде леди Беатрис, прячется на кухне и тоскует по дням, когда Элейн была сверкающим бриллиантом у него под ногами. Она же тем временем, признанная необыкновенной женщиной людьми намного знатнее, чем Раймонде Клер, не имеет отбоя от предложений герцогов и принцев из дальних стран.

– Мы бы могли найти для тебя принца, – лениво произнесла леди Меланта, так напугав крестницу, что она чуть не опрокинула кубок с вином. А графиня весело смотрела на нее, словно прочитав ее мысли.

– Я не хочу выходить за принца, – заплакала Элейн. – Я хочу, чтобы он снова полюбил меня.

– Думаю, тебе самое время покинуть Сейвернейк. Опыт придворной жизни пойдет тебе на пользу, Елена. Будешь сопровождать графиню Ладфорд, она умоляет дать ей рекомендательные письма для паломничества в Рим. Она поедет через Брюссель и Прагу, но тебе в Риме делать нечего, это всего лишь груда руин и мусора. Ты можешь подождать леди Беатрис в Праге, при императорском дворе, и вернуться месяцев шесть-восемь спустя более изысканной, чем сейчас. Прага – лучшее место, чтобы завершить твое образование и просветить тебя во всех отношениях. Это блестящий город. Твоя латынь уже достойна похвалы? – Удивленно моргнув, Элейн кивнула. – Мы с тобой немного попрактикуемся. Графиня поедет не раньше середины лета, так что у нас для подготовки будет целая весна. Я позабочусь, чтобы тебя представили королеве Анне. Она как раз прибыла из Праги. Для своего возраста ее величество обладает превосходным вкусом и разносторонними знаниями. – Леди Меланта слегка поморщилась. – Должно быть, Лондон кажется ей весьма суетным местом, но она, видимо, довольна королем, храни его Господь, а он просто ослеплен ею. Завтра просмотрим мой гардероб и найдем тебе что-нибудь подходящее для двора.