— Могу понять, что вам стыдно, что вы зря проездили, но это еще не трагедия. Так что возвращайтесь себе спокойно домой.

Она низко опустила голову, разглядывая прутик, который выковыряла из земли мыском туфельки.

— Честно говоря, я надеялась, что, если это не доставит вам слишком больших неудобств, вы позволите нам с Люсиндой остаться здесь на оговоренное в приглашении время.

— Об этом не может быть и речи, — коротко отрезал Торнтон, и сердце Элизабет упало. — А кроме того, если мне не изменяет память, к тому моменту, как мы познакомились, вы были уже помолвлены — уж наверняка с кем-нибудь не ниже герцога.

Пристыженная, рассерженная и испуганная, Элизабет тем не менее нашла в себе силы гордо вздернуть подбородок и встретить его изучающий взгляд.

— Он… мы решили, что не подходим друг другу.

— Не сомневаюсь, что без него вам гораздо лучше, — засмеялся он. — Мужья могут быть ужасно несговорчивыми, когда дело касается так называемых «небольших приключений» вкупе с тайными встречами в уединенных коттеджах и темных оранжереях.

Элизабет стиснула кулаки, и глаза ее заполыхали зеленым огнем.

— Я не приглашала вас встретиться со мной в оранжерее, и вы прекрасно знаете это!

— Хорошо, давайте доиграем этот отвратительный фарс до конца, — устало согласился Ян. — Если вы не посылали мне записку, то, может быть, скажете, что вы там делали?

— Я же говорю вам, что сама получила записку. Я считала, что ее написала Валери, моя подруга, и пошла в оранжерею узнать, зачем ей понадобилось видеть меня. Я не посылала вам записку о встрече, я сама получила ее. Господи Боже! — воскликнула она, чуть не топнув ногой от негодования, видя, что он продолжает смотреть на нее с явным недоверием. — Да я пришла в ужас, увидев вас той ночью!

Перед глазами Яна вдруг живо предстала картина — сказочно прекрасная девушка сует ему в руки цветочные горшки, чтобы удержать от поцелуя… и потом, несколько секунд спустя, тает в его объятиях.

— Ну, теперь вы верите мне?

Как Ян ни пытался, он не мог с полной уверенностью ни обвинить, ни оправдать ее. Интуиция подсказывала ему, что Элизабет не говорит всей правды, о чем-то умалчивает. К тому же было что-то очень странное и совершенно не соответствующее ее характеру в том, как она стремилась остаться здесь. Но с другой стороны, ему не раз приходилось видеть отчаявшихся людей, и что-то говорило ему, что именно в этом состоянии сейчас находится Элизабет Кэмерон.

— Верю или не верю, это не имеет значения, — начал он и внезапно умолк. Из открытого окна потянуло дымом, и они одновременно почувствовали его запах. — Какого чер… — Ян быстрыми шагами направился к дому, Элизабет поспешила за ним.

Он открыл дверь как раз в тот момент, когда из глубины коттеджа появился Джейк.

— Вот, принес молока, — радостно сообщил он и тут же замолчал, учуяв запах гари. Его взгляд оторвался от Яна и Элизабет, влетевших в коттедж, и упал на Люсинду, которая как ни в чем не бывало продолжала сидеть на своем месте и, совершенно не обращая внимания на запах подгоревшей яичницы с ветчиной, обмахивалась черным шелковым веером.

— Я взяла на себя смелость снять эту посудину с плиты, — объявила она им. — Однако это не спасло ее содержимое, которое, на мой взгляд, и не стоило спасать.

— А вы не могли снять ее до того, как все сгорело? — взорвался Джейк.

— Я не умею готовить, сэр.

— А обоняние у вас есть? — поинтересовался Ян.

— Ян, это бесполезно. Видно, придется мне ехать в деревню и нанимать каких — нибудь девиц, чтобы они приходили сюда готовить и убираться, а не то мы помрем тут с голоду.

— В точности мои мысли! — вдруг сказала Люсинда, привставая с места. — Я пойду с вами.

— Что-о-о? — ахнула Элизабет.

— Что? Почему? — эхом отозвался Джейк и упрямо набычился, всем своим видом давая понять, что не собирается никуда с ней идти.

— Потому что выбирать прислугу умеют только женщины. Как далеко отсюда деревня?

Не будь Элизабет так потрясена, она непременно засмеялась бы над выражением лица Джейка Уайли.

— Мы могли бы вернуться сегодня к вечеру, если предположить, что в деревне найдутся желающие здесь работать. Но я…

— В таком случае нам лучше поторопиться. — Люсинда окинула Яна задумчивым оценивающим взглядом, потом повернулась к своей подопечной: — Элизабет, будь так добра, позволь нам с мистером Торнтоном перекинуться парой слов наедине.

Во взгляде Люсинды было ясно написано: «Положись на меня и не спорь», поэтому Элизабет не оставалось ничего другого, как повиноваться и выйти из дома. Оказавшись на улице, она в полном смятении уставилась на деревья, не понимая, каким образом Люсинда собирается решить их проблемы.

В коттедже Ян выжидательно смотрел на седовласую гарпию, сверлившую его своим убийственным взглядом.

— Мистер Торнтон, — сказала она наконец, — я пришла к решению, что вы джентльмен.

Люсинда сделала это заявление с таким видом, словно она королева, дарующая рыцарское звание жалкому недостойному рабу. Величие ее позы восхитило Яна, однако смысл сказанного его несколько покоробил. Он присел на стол и стал ждать продолжения, пытаясь разгадать, какую игру затеяла эта женщина, оставляя Элизабет на его попечение.

— Скажите же мне скорее, — с холодной иронией попросил он, — чем я сумел заслужить такое доброе мнение о себе?

— Ничем абсолютно, — не колеблясь, ответила она. — Это решение я приняла, основываясь на собственной интуиции и на том факте, что вы джентльмен по рождению.

— И что же навело вас на подобную мысль? — скучающим тоном поинтересовался Ян.

— Я далеко не дура, мистер Торнтон. А кроме того, я знакома с вашим дедом — герцогом Стэнхоупом. Я служила в доме его племянницы, когда ваш отец порвал с ним. Весть о его самовольной женитьбе произвела тогда настоящий фурор. Другие, менее осведомленные люди, могут сомневаться в вашем происхождении, но у меня таких сомнений нет. Ваше родство очевидно: ваше лицо, голос, рост и даже манера держаться — все говорит о том, что вы его внук.

Ян уже привык к тому, что многие как бы ненароком пытаются вглядеться в черты его лица или задают какие-нибудь наводящие вопросы, он знал, что за его спиной шепчутся и строят предположения, но впервые ему сказали прямо в лицо, кто он такой на самом деле.

— Ну что ж, если вы так говорите, должно быть, так оно и есть, — сказал Торнтон, всем своим видом давая понять, что она заблуждается.

— Узнаю снисходительный тон вашего деда, — Люсинда не сумела сдержать радостной нотки в голосе. — Однако это не имеет отношения к делу.

— А могу я узнать, что имеет отношение к делу? — раздраженно поторопил он ее.

— Конечно, можете. — Люсинда лихорадочно искала способ воскресить его былое увлечение Элизабет и уколоть его совесть. — Дело в том, что мне прекрасно известно обо всем, что произошло между вами и Элизабет полтора года назад. Однако я не считаю, что всему виной было ваше поведение или недостаточная сила воли. Думаю, это произошло от недостатка рассудительности. — Он приподнял брови, но промолчал. Расценив его молчание как поощрение к дальнейшему объяснению, она продолжила: — И рассудительности не хватило вам обоим.

— Неужели? — медленно протянул он.

— Конечно, — Люсинда стерла пыль со спинки стула, отряхнула руки и состроила неодобрительную гримасу. — Что еще, кроме недостатка рассудительности, могло толкнуть семнадцатилетнюю девушку выступить на защиту отъявленного игрока, не побоявшись навлечь на себя всеобщее порицание?

— В самом деле, что? — с возрастающим раздражением спросил Ян.

Люсинда старательно отряхивала руки, избегая его взгляда.

— Кто может знать это лучше вас двоих? Но я не сомневаюсь, что то же самое чувство толкнуло ее остаться в доме лесника, вместо того чтобы удалиться в ту же секунду, как она обнаружила ваше присутствие. — Довольная тем, как ей удалось выгородить Элизабет, Люсинда снова взяла осуждающий тон, который был для нее более естествен и звучал убедительнее. — Как бы там ни было, это все дела прошедших дней. Элизабет дорого заплатила за свое безрассудство, и это правильно, как справедливо и то, что именно из-за этого она сейчас оказалась в таком ужасном положении.

Люсинда улыбнулась про себя, увидев, что он опустил взгляд в пол, и посчитала это признаком раскаяния или хотя бы признания своей вины. Однако его последующие слова мгновенно лишили ее этой надежды.

— Мадам, я не могу потратить весь день на бесполезные разговоры. Если вы хотите мне что-то сказать, говорите, и покончим с этим наконец!

— Очень хорошо, — сказала Люсинда, стиснув зубы, чтобы не сказать чего — нибудь лишнего. — Дело в том, что моим долгом и высокой обязанностью является следить за физическим и душевным здоровьем леди Кэмерон и всячески опекать ее. В настоящий момент, учитывая состояние вашего жилища, первое кажется мне более уязвимым, тем более что при сложившихся отношениях у вас вряд ли появится желание выйти за рамки допустимого. Скорее, нужно следить, чтобы вы не убили друг друга. Тем не менее я считаю своим долгом обеспечить этот дом необходимой прислугой. И хочу, чтобы вы дали слово джентльмена не оскорблять Элизабет в мое отсутствие ни физически, ни морально. Она и так уже достаточно натерпелась от своего дяди. И я никому не позволю сделать ее жизнь еще ужаснее, чем она уже есть.

— Простите, а что вы подразумеваете под «ужасной жизнью»? — неожиданно для себя спросил Ян.

— Я не вольна обсуждать с вами ее проблемы, — сказала Люсинда, сдерживая радость в голосе, — но прошу вас вести себя, как подобает джентльмену. Вы даете мне слово?

Поскольку Ян не собирался притрагиваться к ней даже пальцем, так же как и вообще тратить на нее свое время, он решительно кивнул,

— Она будет в полной безопасности от меня.

— Именно это я и надеялась услышать, — бессовестно солгала Люсинда.

Через несколько минут Элизабет увидела, как Ян и Люсинда вышли из коттеджа, но понять по их лицам, о чем они говорили, было невозможно.

Вообще единственным человеком здесь, не скрывающим своих чувств, был Джейк Уайли, который в эту минуту появился на дворе, ведя в поводу двух лошадей. Элизабет показалось подозрительным, что Джейк, который ушел седлать лошадей мрачный, как туча, теперь светился нескрываемой радостью. С театральным поклоном он широким жестом указал на черного коня со старым седлом на спине, беспокойно поводившего боками. — Это для вас, мэм, — сказал он Люсинде, ухмыляясь. — Его зовут Атилла.

Люсинда пренебрежительно оглядела коня, затем переложила зонтик в правую руку и натянула перчатки.

— Ничего получше у вас нет?

— Нет, мэм. Лошадь Яна захворала.

— Что ж, прекрасно, — сказала Люсинда, решительно двинувшись вперед. Но как только она оказалась в пределах досягаемости, конь внезапно оскалился и лязгнул зубами. Люсинда, не замедляя шага, хорошенько ударила его между ушами своим зонтиком.

— Спокойно! — скомандовала она и, не обращая внимания на ворчание испуганного животного, обошла вокруг него. — Ты сам виноват, — сказала она коню. Джейк придержал Атиллу за морду, а Ян любезно подсадил Люсинду в седло. Но как только Джейк передал ей вожжи, Атилла начал метаться из стороны в сторону и в раздражении крутиться на месте.

— Я не терплю своенравных животных, — предупредила Люсинда коня самым строгим тоном, но видя, что тот не собирается подчиняться и продолжает свои угрожающие прыжки, она вдруг резко натянула вожжи, одновременно с силой ткнув его в бок зонтиком. Атилла жалобно заржал и вдруг оживленной рысью послушно направился к дороге.

— Вот как с ним надо обращаться! — сказал Джейк, глядя им вслед и переводя взгляд на Яна. — Это животное не понимает слова «лояльность». — И, не дожидаясь ответа, Джейк вскочил в седло и пустился вдогонку.

К этому времени Элизабет уже полностью утратила способность понимать, что вокруг нее происходит. Она искоса глянула на стоявшего рядом с ней Яна. Этот непредсказуемый человек смотрел вслед Люсинде, засунув руки в карманы, с сигаретой в белых зубах, и широко ухмылялся. Элизабет решила, что эта ухмылка относится к неожиданной способности Люсинды справляться с упрямыми лошадьми, и сказала:

— Кажется, дядя Люсинды занимается разведением лошадей.

С видимой неохотой Ян оторвал восхищенный взгляд от прямой спины Люсинды и перевел его на Элизабет.

— Поразительная женщина, — покачав головой, сказал он. — Интересно, бывают ситуации, когда она оказывается не на высоте?

— Мне, во всяком случае, о них неизвестно, — засмеявшись, ответила Элизабет и сразу же почувствовала себя неловко, так как улыбка внезапно исчезла с его лица, и оно опять стало сухим и отчужденным.

Она глубоко вздохнула и, сцепив за спиной трясущиеся руки, решила сделать попытку примирения.

— Мистер Торнтон, — тихо начала Элизабет, — неужели между нами обязательно должна быть вражда? Я понимаю, что мой приезд сюда… причиняет вам неудобства, но ведь это ваша вина… ваша ошибка, — осмотрительно поправилась она, — явилась тому причиной. И вы не можете не видеть, что мы терпим от этого не меньше неудобств, чем вы. — Ободренная тем, что он не возражает, она уже более смело продолжила: — Поэтому, мне кажется, будет лучше всего, если мы попытаемся пережить это время с наименьшим ущербом друг для друга.