Элизабет посмотрела на сигару, улыбнулась и покачала головой. Ей вдруг вспомнилось, как она встретила Яна два года назад в саду. Он вот так же собирался раскурить сигару, когда увидел ее. Ей так ясно вспомнилась эта сцена, что она даже увидела, как оранжево-золотое пламя спички осветило его чеканные черты, когда он сложил руки лодочкой, закрывая огонь от ветра. При этом воспоминании слабая улыбка озарила ее лицо, и она перевела взгляд с незажженной сигары на лицо Яна, мысленно спрашивая, помнит ли и он этот момент.

Их взгляды встретились, он посмотрел на свою сигару, потом снова на нее, и в глазах его отразился вежливый вопрос. Она поняла, что он не помнит.

— Нет, я нисколько не возражаю, — ответила Элизабет, пряча разочарование за улыбкой.

Викарий, наблюдавший этот обмен взглядами и предшествующую ему светлую улыбку на лице Элизабет, подумал, что все это чрезвычайно загадочно, так же как и непонятное поведение Яна за ужином. Дункан еще ни разу не видел, чтобы Ян так вел себя с женщиной.

Дункан уже привык к тому, что все женщины находят Яна неотразимым и что он никогда не отказывается от того, что ему с такой готовностью предлагают. Он смеялся над их капризами и относился к ним со спокойной снисходительностью. И даже после того как он утрачивал к женщине интерес, он продолжал относиться к ней с неизменным восхищением и галантностью — будь то деревенская девчонка или дочь графа.

Поэтому неудивительно, что Дункану показалось странным и даже подозрительным, что Ян практически не замечает девушку, хотя два часа назад он держал Элизабет Кэмерон в своих объятиях так, словно в ней заключалось счастье всей его жизни. Он был вежлив и предупредителен к своей гостье, но как женщину — не замечал.

Дункан стал наблюдать за Яном, ожидая, что тот бросит на нее взгляд хотя бы украдкой, но его племянник взял книгу и стал читать ее с таким видом, словно и вовсе забыл о существовании Элизабет Кэмерон.

— Насколько я понимаю, в этом году у тебя дела идут хорошо? — спросил викарий, чтобы как-то завязать разговор. Ян оторвался от книги и с улыбкой ответил:

— Не так хорошо, как я рассчитывал, но достаточно прилично.

— Твои рискованные предприятия еще не принесли свои плоды?

— Не все.

Элизабет замерла на мгновение, затем с прежней старательностью стала вытирать тарелки. Два года назад Ян говорил, что, если дела у него пойдут хорошо, он будет достаточно богат, чтобы обеспечить ее. Очевидно, его надежды не оправдались, вот почему он и поселился в этом коттедже. Ее сердце преисполнилось сострадания — он строил такие грандиозные планы, и ничего не вышло. Но с другой стороны, не так уж и плохо жить в окружении этой дикой горной природы с ее первозданной красотой, в таком уютном доме, окна которого выходят на долину.

Конечно, этот коттедж не идет ни в какое сравнение с Хэвенхёрстом, но в нем тоже есть свое очарование. К тому же на его содержание не требуется такой уймы денег и столько слуг, как для Хэвенхёрста, и это тоже говорит в его пользу. Это она служила Хэвенхёрсту, а не он ей. И с этой точки зрения хорошенький маленький домик с соломенной крышей и просторными комнатами был просто замечательным. Он не требовал от тех, кому он давал кров и тепло, бессонных ночей в думах о том, во сколько обойдется починка одиннадцати дымоходов и заделка щелей в стенах.

Ян просто не знает, как ему повезло, иначе не стал бы проводить столько времени в клубах, пытаясь нажить состояние игрой. Он жил бы здесь, в этом суровом и прекрасном крае, который находился в такой гармонии с ним самим. Она настолько увлеклась этими размышлениями, что уже почти жалела, что не может здесь жить.

Покончив с посудой, Элизабет решила подняться к себе. Из разговора за ужином она поняла, что дядя с племянником давно не виделись, и решила дать им возможность обсудить свои дела наедине.

Она повесила полотенце на крючок, сняла импровизированный фартук и пожелала мужчинам спокойной ночи. Викарий улыбнулся и пожелал ей приятных сновидений. Ян едва взглянул на девушку и рассеянно бросил:

— Спокойной ночи.

После того как Элизабет поднялась к себе, Дункан какое-то время сидел, наблюдая за склоненным над книгой племянником и вспоминая, как давал ему уроки, когда тот был мальчиком. Как и отец Яна, Дункан имел университетское образование, но к тринадцати годам племянник уже «проглотил» все его университетские книги и требовал, чтобы его учили дальше. Его тяга к знаниям не имела границ, а ум был настолько блестящим, что его отец и дядя испытывали невольный благоговейный трепет. Ян умел мгновенно производить сложнейшие математические расчеты в уме, и пока Дункан думал, как подступиться к решению задачи, Ян уже выдавал ответ.

Эта способность сильно помогала ему в игре: с поразительной точностью он мог рассчитать, каковы его шансы на взятку или на какой сектор укажет стрелка рулетки, Дункан считал это бездарным растрачиванием гениальности, дарованной ему Господом. От знатных британских предков Ян унаследовал спокойную холодную надменность, а от шотландцев — горячий гордый нрав и упрямство. В результате получился человек, который решал все сам и уж если принимал решение, то никто и ничто не могло заставить его от него отказаться. Да и зачем ему было отказываться, мрачно подумал викарий, не зная, как подступиться к предмету, который собирался обсудить с племянником. В большинстве вопросов суждение Яна оказывалось верным, и Дункан полагался на его мнение, как ни на чье другое.

Только в одном вопросе, на взгляд Дункана, ясность мысли ему изменяла — когда дело касалось его английской родни. Одно упоминание о герцоге Стэнхоупском приводило племянника в ярость, и Дункан долго колебался, прежде чем решиться в очередной раз обсудить с ним этот предмет. Несмотря на все уважение и глубокую привязанность, которые Ян питал к Дункану, викарий знал, что, если кто-то сильно заденет его самолюбие или станет лезть к нему в душу, Ян может навсегда порвать с этим человеком.

Дункан нахмурился, вспомнив, как девятнадцатилетний Ян вернулся из своего первого путешествия. Родителям Яна вместе с его младшей сестренкой так не терпелось поскорее увидеть его, что они решили сделать ему сюрприз и поехали в Херлок встречать корабль.

За две ночи до того, как корабль Яна вошел в порт, маленькая гостиница, в которой остановилось счастливое семейство, сгорела до основания, и все трое погибли в огне. По дороге домой Ян проехал мимо обугленных развалин, не подозревая, что здесь покоится прах его родителей.

Он приехал в дом, где его ждал Дункан, чтобы сообщить ему ужасную весть.

— А где все? — спросил Ян, бросив на пол свое снаряжение, и быстро обошел дом, заглядывая в пустые комнаты. Его Лабрадор был единственным, кто встретил его дома, — с сумасшедшим лаем он ворвался в коттедж и замер у ног Яна. Тень — это имя он получил не за темный цвет шерстив а за свою безграничную преданность хозяину, которого боготворил с щенячьего возраста.

— Я тоже скучал по тебе, малыш, — сказал Ян, ласково потрепав пса. — У меня есть для тебя подарок.

Собака терлась головой о его ноги, прижимаясь к его боку, и не отрывала от лица хозяина своих умных внимательных глаз. Дункана всегда поражало это почти сверхъестественное понимание между человеком и боготворившей его собакой.

— Ян, — с болью в голосе сказал викарий, и, уловив в одном 8том слове страдание, Ян оглянулся, и рука, гладившая собаку, замерла. Потом он медленно выпрямился, и собака повернулась вместе с ним и встала рядом, глядя на Дункана с тем же напряженным вниманием, что и ее хозяин.

Со всей мягкостью, на какую был способен, Дункан рассказал Яну о гибели его семьи и, хотя ему не раз приходилось утешать убитых горем людей, никогда раньше он не видел такого сдержанного проявления скорби, какое продемонстрировал Ян. На этот раз викарий чувствовал себя бессильным. Ян не плакал и не бранился, он весь словно окаменел, спасаясь от невыносимой боли, которая могла испепелить его. В тот вечер, когда Дункан уходил, Ян стоял у окна и смотрел в темноту, его собака была рядом с ним.

— Возьми ее с собой и отдай кому-нибудь в деревне, — сказал Ян тоном окончательным, как смерть.

Дункан, не зная, как реагировать на это, в растерянности остановился в дверях.

— Кого взять с собой?

— Собаку.

— Но ты же сказал, что останешься здесь по крайней мере на полгода, чтобы привести все в порядок.

— Возьми ее с собой, — отрезал Ян. Дункан наконец понял, что делает Ян, и испугался за него.

— Ян, ради Бога, Тень обожает тебя. И кроме того, с ней тебе будет не так одиноко.

— Отдай ее Маккарти в Кэлгари, — отрывисто сказал Ян, и Дункан забрал с собой упирающегося Лабрадора. Им пришлось надеть на него ошейник, чтобы увести из дома.

На следующей неделе Тень прибежала с другого конца графства домой. Дункан в это время был там и с комом в горле наблюдал, как Ян решительно отказался признать ничего не понимающего Лабрадора. На следующий день Ян пошел вместе с Дунканом в Кэлгари и собственноручно передал собаку новому хозяину. Когда Ян вышел во двор и сел на лошадь. Тень бросилась бежать за ним, но он развернулся и резко прикрикнул на нее.

И Тень осталась, потому что не могла ослушаться приказа своего хозяина. Когда через несколько часов ушел и Дункан, собака все еще сидела во дворе, не отрывая взгляда от поворота дороги. Свесив голову набок, она ждала, потому что не могла поверить, что Ян действительно бросил ее навсегда.

Но Ян так никогда и не вернулся за ней. Тогда Дункан впервые понял, что при желании Ян мог задавить в себе любые чувства. Он бесповоротно решил избавиться от всего, что было ему дорого, чтобы больше никогда уже не испытать боль утраты. Он сложил в сундуки все портреты родителей и сестры и все принадлежавшие им вещи и убрал на чердак, так что теперь единственным, что могло напомнить ему о них, был дом. И воспоминания.

Вскоре пришло письмо от его деда, герцога Стэнхоупского. Через двадцать лет после того, как он отрекся от своего сына за то, что тот женился на матери Яна, герцог предложил внуку все, чего он был лишен. Его письмо пришло через три дня после пожара. Ян прочитал его и выбросил в корзину, так же он поступал со всеми письмами, последовавшими за этим. Так продолжалось одиннадцать лет, в течение которых Ян оставался таким же неприступным, как его родные скалы, и таким же безжалостным, как топкие торфяные болота, заросшие вереском, среди которых он рос.

Это был самый непреклонный человек, которого знал Дункан. Еще мальчиком он приводил родителей в замешательство своей спокойной уверенностью, блестящим умом и своенравным упорством. Его отец однажды пошутил: "Ян позволяет нам с матерью воспитывать его только потому, что любит нас, а не потому, что считает нас умнее. Он знает, что умом превосходит нас, но не говорит этого вслух, чтобы не задеть нашего самолюбия.

Зная, как Ян бесповоротно отрекается от тех, кто обидел его, Дункан почти не надеялся, что ему удастся изменить отношение Яна к деду, тем более что в данном случае он даже не мог воззвать к его чувствам. Герцог Стэнхоупский значил для Яна куда меньше, чем его Лабрадор.

Погрузившись в эти размышления, Дункан мрачно смотрел на огонь, не замечая, что Ян отложил книгу в сторону и наблюдает за ним. Наконец Ян нарушил тишину:

— Поскольку я приготовил рыбу не хуже, чем обычно, полагай, у тебя есть какие-то другие причины для такого свирепого вида.

Дункан кивнул и с сильным предчувствием, что ни к чему хорошему это не приведет, встал, подошел к камину и приступил к делу.

— Ян, я получил письмо от твоего деда, — начал викарий и увидел, как располагающая улыбка исчезает и лицо Яна превращается в каменную маску. — Он просит меня походатайствовать за него и уговорить тебя встретиться с ним.

— Ты зря теряешь время, — стальным голосом ответил Ян.

— Но ведь он твоя семья, — тихо произнес Дункан.

— Вся моя семья в этой комнате, — горько отозвался Ян. — И никакой другой я не признаю.

— Ты его единственный наследник, — безнадежно продолжал викарий.

— Это его проблема.

— Он умирает, Ян.

— Я не верю этому.

— А я верю ему. И знаешь, Ян, если бы твоя мать была жива, она умоляла бы тебя помириться с ним. Она всю жизнь мучилась от мысли, что из-за нее твой отец лишился семьи и наследства. Я думаю, тебе не надо напоминать, что твоя мать была моей единственной сестрой. Я любил ее, и если я смог простить этого человека за ту боль, которую он причинил ей, то, наверное, и ты мог бы это сделать.

— Прощать — твоя профессия, — с сарказмом ответил Ян. — У меня же другой принцип: око за око.

— Говорю тебе, он умирает.

— А я говорю тебе, что мне плевать на это! — четко выговаривая каждое слово, отрубил Ян.

— Даже если титул не нужен тебе самому, прими его хотя бы ради своего отца. Этот титул принадлежал ему по праву, так же как будет принадлежать твоему сыну. Это последняя возможность одуматься, Ян. Твой дед дал мне еще две недели на то, чтобы уговорить тебя. По истечении этого времени он назовет другого наследника. Ты приехал сюда на две недели позже, чем собирался, и, может быть, сейчас уже поздно….