— Пока мы не знаем, но уже точно известно, что ее видели в обществе мужчины на Бернамской дороге две ночи спустя после исчезновения. Они останавливались в гостинице в пятнадцати милях севернее Листера. Они… — он заколебался и торопливо договорил: — они путешествуют как муж и жена.

Ян чуть крепче сжал в руке бокал с виски, но больше ничем не выдал своего отношения к этой новости и к тому, что за ней стояло.

— Есть и другие новости — такие же хорошие, то есть я хочу сказать, ценные для нас.

Ян осушил содержимое бокала и произнес с ледяной окончательностью:

— Не представляю, какие новости могут быть лучше этой. Таким образом, она доказала, что я не убивал ее, и одновременно дала неопровержимое основание для развода.

Согнав со своего лица выражение сочувствия, которое, он знал, всегда претило Яну, Джордан смотрел, как он подошел к письменному столу, затем решительно продолжил:

— Обвинитель может возразить, что мужчина, с которым она путешествует, был нанят тобой. Но я надеюсь, что другая новость поможет нам убедить всех, что ее отъезд не был внезапным и она готовилась к нему заранее.

Ян поднял на него глаза в вопросительном молчании, и Джордан объяснил:

— За четыре дня до исчезновения она продала свои драгоценности ювелиру на

Флетчер-стрит. Ювелир сказал, что не открылся раньше только потому, что леди Торнтон, которую он знал как миссис Роберте, казалась очень напуганной. Он сказал, что не хотел выдавать ее, думая, что у нее были достаточно веские причины сбежать от тебя.

— Он до сих пор не выдал ее не потому, что пожалел, а из-за страха, что она продала ему драгоценности, на которые не имела права, и ему придется вернуть их, — цинично заметил Ян. — Но поскольку газеты не писали о пропаже драгоценностей, он заключил, что может заявить об этом в полицию.

— Возможно. Но суть в том, что теперь тебя не смогут судить за убийство.

Не менее важно и то, что, поскольку доказано, что ее исчезновение было добровольным, судьи иначе посмотрят и на дело ее брата, которого ты …. — он замолчал, не желая больше произносить это слово.

Ян молча взял перо и контракт из стопки бумаг, которые лежали у него на столе.

— Наши люди ничего не знали об исчезновении драгоценностей, — продолжал

Джордан, — потому что в Хэверхёрсте думали, что они в целости и сохранности лежат в твоем доме, а твои слуги полагали, что они в Лондоне.

— С этим все ясно, — безразлично отозвался Ян. — Но самое смешное, что для обвинения это не имеет никакого веса. Они будут настаивать на том, что я нанял и женщину, которая под видом Элизабет продала драгоценности, и мужчину, который выдает себя за ее любовника. А сейчас скажи мне: ты будешь участвовать в совместном предприятии, о котором мы с тобой говорили, или пока воздержишься?

— Воздержусь? — переспросил Джордан, не понимая, о чем он.

— В настоящий момент моя репутация честного человека пошатнулась. И если твои друзья предпочтут выйти из предприятия, я смогу их понять.

— Они уже вышли, — нехотя признался Джордан. — Но я остаюсь с тобой.

— Это даже хорошо, что они вышли, — сказал Ян, доставая другие контракты и вычеркивая из них фамилии. — В конечном счете нам с тобой больше достанется.

— Ян, — тихо сказал Джордан, — меня так и подмывает врезать тебе, чтобы посмотреть, отразятся ли на твоем лице хоть какие-нибудь эмоции. Я больше не могу выносить твоего безразличия к тому, что происходит. — Ян оторвался от документов и поднял на него взгляд. Джордан увидел пульсирующую жилку у него на шее — единственный признак, который выдавал его муку и ярость, и испытал огромное облегчение, а вместе с ним и неловкость. — Я сожалею о своих словах больше, чем могу тебе выразить, — извинился Джордан. — И если это может послужить хоть каким-нибудь утешением, хочу сказать тебе, что на собственном опыте знаю, каково быть обманутым мужем.

— Я не нуждаюсь в утешении, — отрезал Ян. — Мне нужно только время.

— Чтобы пережить все это, — согласился Джордан.

— Время, — холодно протянул Ян, — чтобы успеть разобраться с этими документами.

Шагая через холл к парадной двери, Джордан уже не был уверен, видел ли он на самом деле свидетельство того, что Ян еще что-то чувствует.


Элизабет стояла все у того же дерева, к которому приходила каждый день, и смотрела на море. Теперь корабль мог прийти в любое время — тот, который отвезет их на Ямайку, сказал Роберт. Он не мог дождаться часа, когда окажется наконец за пределами Британии, и страшно нервничал. И кто может обвинить его в этом, думала она, медленно подходя к краю обрыва, который резко уходил вниз.

Там, в нескольких сотнях футов, были только песок и камни.

Роберт снял для них комнату в доме мистера и миссис Хоган. Миссис Хоган отлично готовила, Роберт с удовольствием ел и немного поправился. Как и все, кто жил в Хелмшиде, Хоганы были добрыми работящими людьми, а их неугомонные четырехлетние сыновья-близнецы — просто чудом. Элизабет очень нравилась вся семья Хоганов, и она предпочла бы остаться здесь навсегда, спрятавшись ото всех и никому неизвестной.

В отличие от Роберта, она не хотела покидать Британские острова и не боялась быть обнаруженной. Странным образом она нашла здесь некое подобие покоя — она была достаточно близко от Яна и достаточно далеко, чтобы быть уверенной, что никакой его поступок или слово не смогут причинить ей боль.

— Это слишком высокий обрыв, миссис, — сказал мистер Хоган, подходя к ней сзади и хватая за руку своей крепкой мозолистой рукой. — Лучше уйдите отсюда, слышите?

— Я не заметила, что стою так близко к краю, — сказала Элизабет, с удивлением обнаруживая, что мыски ее туфель висят над обрывом.

— Идите домой и отдохните. Ваш муж рассказал нам, как нелегко вам пришлось, и объяснил, что вам нельзя волноваться.

Открытие, что Роберт мог поделиться с кем-то их проблемами, тем более с Хоганами, которые знали, что они ожидают корабль, отправляющийся в Америку или на Ямайку, или в какое-нибудь другое подходящее место, заставило Элизабет очнуться от болезненного отупения настолько, что она спросила:

— А что Роб… мой муж рассказал вам обо мне?

— Он объяснил, что вам нельзя ни слышать, ни видеть ничего такого, что могло бы вас взволновать.

— Что бы мне хотелось увидеть, — сказала Элизабет, поднимаясь на крыльцо их дома и вдыхая запах пекущегося хлеба, — так это газету!

— Ваш муж особенно предупреждал о газетах, — сказал мистер Хоган.

— Вряд ли я смогу найти здесь газету, — устало ответила Элизабет, отвечая рассеянной улыбкой на приветствие одного из близнецов, который подбежал к ней и обвил руками ее колени. — Хотя мне трудно поверить, что где-нибудь в Англии есть место, куда хотя бы изредка не доходит пресса.

— Да вам и не захочется читать всю эту чепуху. Вечно одно и то же — убийства, тяжкие телесные повреждения, политика, танцы.

Когда Элизабет изолированно жила в Хэвенхёрсте, она действительно редко читала газеты, потому что они заставляли ее острее почувствовать свою отторгнутость от светской жизни. Однако сейчас ей хотелось знать, пишут ли что — нибудь об ее исчезновении и какие выводы из него делают. Она допускала, что

Хоганы могут и не уметь читать, это само по себе не было необычным, но ей казалось весьма странным, что он не может назвать никого из местных, у кого могла бы найтись хотя бы старая газета.

— Мне действительно очень нужна газета! — сказала Элизабет с большей страстностью, чем хотела, и малыш отпустил ее ноги. — Могу я вам чем-нибудь помочь, миссис Хоган? — спросила она, чтобы стереть впечатление от своего восклицания по поводу газеты. Миссис Хоган находилась на седьмом месяце беременности, но была неизменно при деле и неизменно весела.

— Нисколечко, миссис Роберте. Вы лучше садитесь за стол и отдохните, как следует, а я принесу вам чашечку чайку.

— Мне нужна газета, а не чай, — пробормотала про себя Элизабет.

— Тимми! — шикнула на сына миссис Хоган. — Убери это отсюда сию же минуту, слышишь! Тимми, — предупредила она, но жизнерадостный мальчишка по обыкновению не обратил на ее грозный тон никакого внимания. Он подергал Элизабет за юбку, но его отец вдруг налетел на него, как ястреб, и вырвал из его ручонок что-то большое и легкое.

— Это для леди! — закричал малыш, забираясь к ней на колени. — Я принес это для леди!

От удивления Элизабет чуть не уронила ребенка на пол.

— Это газета! — вскричала она, метнув обвиняющий взгляд! на мистера

Хогана, потом на миссис Хоган. Супруги не привыкли лгать, и их загорелые щеки покрылись румянцем стыда. — Мистер Хоган, пожалуйста, дайте мне ее посмотреть.

— Вы очень разволновались, как и говорил ваш муж. Он сказал, что вы можете разнервничаться, если увидите газету.

— Я разнервничалась из-за того, что вы не даете мне ее посмотреть, — как можно вежливее и терпеливее сказала Элизабет.

— Она старая, — противился мистер Хоган. — Ей больше Трех недель.

Как ни странно, но эта дурацкая ссора из-за какой-то несчастной газеты впервые за прошедшие недели пробудила у Элизабет настоящие чувства. Отказ дать ей газету неожиданно рассердил ее, однако, когда она вспомнила предшествующие этому уговоры отдохнуть и не волноваться, ей стало немного не по себе.

— Я нисколько не разволновалась, — с натянутой улыбкой сказала Элизабет, обращаясь к миссис Хоган, за которой в этом доме оставалось решающее слово. -

Мне просто хотелось почитать о модах в этом сезоне.

— В этом сезоне носят голубое, — ответила миссис Хоган, улыбаясь ей и покачиванием головы давая мужу понять, чтобы тот не давал Элизабет газету. -

Так что теперь вы знаете. Ведь правда, голубой — красивый цвет?

— Так вы умеете читать? — сказала Элизабет, с трудом удерживаясь от желания вырвать газету у мистера Хогана, хотя в случае неудачных переговоров была решительно настроена пойти даже на это.

— Мама умеет читать, — подтвердил один из близнецов, улыбаясь ей.

— Мистер и миссис Хоган, — спокойным ясным голосом сказала Элизабет, — я могу чересчур разнервничаться, если вы не дадите мне посмотреть газету. И кстати, в крайнем случае я пойду по домам, и у кого-нибудь да найду газету или найду человека" который читал ее и сможет мне рассказать, что в ней написано.

Она говорила сухим тоном, каким выговаривает мать детям, которые своими шалостями действуют ей на нервы, и на миссис Хоган это подействовало.

— Вряд ли это что-нибудь даст вам, — сказала она. — Насколько я знаю, в деревне есть только одна газета, и в этот раз моя очередь ее читать. Мистеру

Уиллису дал ее на прошлой неделе капитан проходившего судна.

— Так я могу ее взять? — настаивала Элизабет, рука ее уже потянулась, чтобы схватить газету, но она подавила этот порыв, представив себе картину — мистер Хоган держит газету в высоко поднятом кулаке, а она бегает вокруг него, пытаясь ее достать.

— В общем-то я тоже люблю читать про моду и всякое такое, поэтому мне непонятно, как это может вам повредить. Но ваш муж очень настаивал на том, что вам не следует…

— Мой муж, — со значением сказала Элизабет, — мне не указчик.

— Мне это напоминает тебя, Роза, — усмехнулся мистер Хоган. — Ты также встаешь на дыбы, когда я пытаюсь тебе указывать.

— Дай ей газету, Джон, — устав от этого спора, улыбнулась Роза.

— Полагаю, я могу унести ее в свою комнату и спокойно почитать? — сказала

Элизабет, когда ее пальцы наконец вцепились в газету. По тому, как они смотрели на нее, когда она шла в свою комнату, Элизабет поняла, что Роберт, должно быть, нечаянно дал им повод думать, что она сбежала из сумасшедшего дома. Сев на узкую жесткую кровать, Элизабет развернула газету.


МАРКИЗ КЕНСИНГТОНСКИИ ОБВИНЯЕТСЯ В УБИЙСТВЕ СВОЕЙ ЖЕНЫ И ЕЕ БРАТА. ПАЛАТА ЛОРДОВ ЗАСЛУШИВАЕТ СВИДЕТЕЛЕЙ. ОЖИДАЕТСЯ ВЫНЕСЕНИЕ ПРИГОВОРА ПО ОБОИМ ОБВИНЕНИЯМ СРАЗУ.


Истерический крик застрял у нее в горле, она упала на колени, уставившись застывшим взглядом в газету.

— Нет, — сказала Элизабет, качая головой. — Нет! — громче повторила она. -

Нет! — Перед ее глазами мелькали слова, тысячи ужасных слов, нагромождение лжи и немыслимых инсинуаций — они стучали у нее в голове, и она перечитывала их снова и снова, пытаясь вникнуть в их смысл и обессилевая от обуревавших ее чувств. Прочитав газету три раза подряд, Элизабет наконец начала улавливать смысл написанного. Ее затрясло, как в лихорадке, дыхание стало тяжелым, как у загнанного животного, когда до нее дошло, что в случае вынесения обвинительного приговора Яну грозит повешение. В последующие пять минут она заставила себя перейти от истерической паники к логическому размышлению и начала стремительно перебирать в уме варианты своего дальнейшего поведения. Что бы ни сделал Ян с Робертом, он не убил его, и тем более не убил ее. В газете были изложены показания свидетелей, доказывающие, что Роберт дважды пытался убить Яна, но в данный момент все это не остановило внимания Элизабет. Единственное, что она сейчас понимала, слушание дела должно было начаться восемнадцатого, то есть три дня назад, Яна скорее всего повесят, и ближайший путь в Лондон лежит по воде — во всяком случае, значительная его часть.