Эдик – инструктор по бодибилдингу. Работает он давно и увлеченно. Не так давно на презентации какого-то нового белкового напитка для культуристов он познакомился с известным американским кинопродюсером, которому внешность моего (то есть уже не моего, хотя тогда он еще был моим) Эдуарда показалась настолько привлекательной, что он предложил ему сняться в обучающем фильме для спортсменов. Ни на минуту не задумываясь, Эдик подписал многостраничный контракт.

– Шурка, ты не представляешь, это такая возможность! Съемки будут проходить на киностудии в Голливуде! Может быть, мною заинтересуется какое-нибудь актерское агентство!! – радовался он.

– Никогда не знала, что ты хочешь стать актером, – удивилась я.

– Я и не хочу. Но все равно это было бы круто! Представляешь, я – и в Голливуде! Если с актерством ничего не получится, я смогу устроиться инструктором в спортивный зал. Ты знаешь, сколько получают голливудские инструкторы?!

– Видимо, много, – несмело предположила я.

– Нет! – взревел мой жених. – Не много, а очень много. Мы с тобой разбогатеем! Купим домик у моря.

– А при чем здесь мы? – уныло уточнила я. – Меня-то никто в Америку не звал.

– Но неужели ты думала, что я тебя здесь брошу, – он притянул меня к себе и поцеловал в лоб, – либо я поеду с тобой, либо вообще никуда не поеду.

– Но контракт ты уже подписал, – напомнила я.

– Это так, – вздохнул Эдуард, – но знаешь что… Ты могла бы приехать ко мне позже, когда я немного устроюсь. Да, так будет даже лучше.

На том и порешили. Свадьбу отменили. Вернее, перенесли, но я почему-то сразу поняла, что мероприятие сие не состоится уже никогда. Эдуард улетел в Калифорнию, а я осталась в Москве. И знаете, не могу сказать, чтобы я очень сильно по нему скучала. Но когда прошло четыре недели, а он мне так и не позвонил, мне стало обидно. В этом парадокс женской психологии. Если бы никакой работы в Америке ему бы не предложили, если бы он остался со мной и принялся бы рьяно готовиться к предстоящему бракосочетанию, я бы рано или поздно сделала бы ноги. Положа руку на сердце наша идеальная пара на самом деле вовсе не была таковой. Уж слишком разными мы были. Эдуард помешан на спорте, а у меня нет даже ни одних кроссовок. Я люблю шумные компании, он же предпочитает тет-а-тет с телевизором. Магазины наводят на него тоску, я же обожаю резвиться среди вешалок, выбирая новые наряды.

Тем не менее это он меня бросил. Не я, вильнув хвостом, оставила его с сердцем, разбитым на куски. А он нашел высокооплачиваемую работу в самом Голливуде и был таков. Наверное, сейчас мой Эдик, по-калифорнийски загорелый, в линялых, изрезанных на колене джинсах мчит по набережной на роликах рука об руку с какой-нибудь толстогубой фотомоделью. Когда я об этом думаю, мне становится обидно, но я гоню мрачные мысли прочь.

В конце концов, личная жизнь – это еще не все. Свет не сошелся клином ни на мужчинах в целом, ни на Эдуарде Маркине в частности. Я молода, привлекательна, энергична, у меня много друзей и замечательная работа.

Расставшись с Эдиком, я решила всю себя посвятить карьере. Буду преуспевающей, известной журналисткой, вы все еще увидите, на что я способна!

* * *

Я ненавижу своего начальника, главного редактора газеты «Новости Москвы» Максима Леонидовича Степашкина. Я точно знаю, что этот безобидный на первый взгляд молодой голубоглазый мужчина с внешностью и манерами средненького клерка, мечтающего о карьере Билла Гейтса, – монстр, маньяк, чудовище. Уверена, что ночами наш Степашкин зловеще воет на полную луну и что питается он исключительно кровью погубленных им молоденьких журналисток.

Таких, как я.

– Александра, что-то я не припоминаю, куда делась ваша статья о древнегреческих головных уборах? – задумчиво нахмурившись, полюбопытствовал он.

Естественно, Максим Леонидович заявился в мой кабинет без приглашения и даже без предупредительного звонка. Я вообще не понимаю, зачем было переселять меня в отдельный кабинет, если моя обособленность от других сотрудников редакции – это просто формальность. Замка на моей двери нет. И я знаю, что в любую минуту мое творческое уединение может быть нарушено появлением Лерки из спортивного отдела, которая отвлечет меня от написания важной статьи заманчивым предложением прошвырнуться по ближайшим магазинам. Или Наташки из бухгалтерии, которая, округлив глаза, сообщит, что давеча она познакомилась с потрясающим мужчиной, о котором готова рассказать подробнее за чашечкой кофе с коньяком. Не поймите меня неправильно, я ничего не имею против вышеупомянутых дам.

Гораздо хуже, когда в мой кабинет заглядывает начальник, – я смотрю на его кислую физиономию, и у меня мгновенно начинается острая зубная боль. Давно подозреваю, что это просто аллергическая реакция. Да-да, у меня аллергия на собственного начальника. Но, вместо того чтобы растворить в воде таблетку шипучего аспирина, я приветливо улыбаюсь монстру и начинаю вдохновенно врать о том, что творческий процесс – в самом разгаре.

– Так где статья о шляпках?

Я вздохнула. Он ведь знает, стервец, что никакой статьи я написать пока не успела.

– В работе, – бодро сказала я, – как раз ее заканчиваю.

Он покосился на монитор моего компьютера, где на девственно чистом экране чернела надпись: «Головные уборы. Статья Александры Кашеваровой». Эх, надо было быстренько закрыть файл, услышав его шаги в коридоре.

– Я могу взглянуть на черновик?

– Думаю… думаю, да, – с самым что ни на есть сосредоточенным видом я пощелкала компьютерной мышкой, – то есть нет.

– Нет? – талантливо изобразив наивное изумление, переспросил он.

– Нет, – со вздохом подтвердила я, – но я обязательно покажу вам статью через… через полтора часа.

Брови моего начальника медленно поползли вверх.

– Но через полтора часа будет поздно, Александра. Номер будет уже сверстан, и вы это прекрасно знаете.

Я совершенно не чувствовала себя виноватой, но тем не менее застенчиво потупилась. Да кому нужна статья о каких-то древнегреческих головных уборах, если за окном первый по-настоящему летний, солнечный, жаркий, золотой день?! Кого интересуют идиотские панамы, если лето так хулигански подстрекает беспечно прогуливаться по набережной, постукивая модными каблучками, есть клубничное мороженое и улыбаться, флиртуя с незнакомцами?!

Вместо того чтобы покинуть наконец мое личное пространство, Степашкин фамильярно присел на краешек моего рабочего стола, прямо на аккуратно сложенную стопку пресс-релизов. Подумать только, какая наглость! Поджав губы, я исподлобья наблюдала за его телодвижениями.

– Александра, ваша беспечность меня настораживает, – проговорил Степашкин, – откровенно говоря, ваше присутствие в редакции давно кажется мне лишним.

Я закатила глаза. Дело в том, что подобные угрозы я слышу от Максима Леонидовича почти каждый день, с того самого момента, как я впервые появилась в редакции. Не знаю, честное слово, понятия не имею, за что он так меня невзлюбил. Да, я опаздываю, с завидным постоянством теряю пресс-релизы и забываю об утренних планерках – но разве эти причины являются достаточно весомыми для стойкой неприязни начальства?! Да половина моих подруг вообще три раза в неделю игнорируют офис, притворившись тяжелобольными, и это им сходит с рук.

– Говорю же, часа через два допишу, – с легким раздражением воскликнула я.

– Советую поторопиться, – он нахмурился, – потому что в противном случае через три часа вас здесь уже не будет!

С этими словами Степашкин покинул мой кабинет. Нечеловеческим усилием воли подавив желание запустить ему вслед горшок с кактусом, я попыталась сконцентрироваться на работе.

На какую ерунду я вынуждена тратить изрядную часть своего времени! Да эти древние греки давно померли, и только я зачем-то исправно докладываю миру об их моде. Вот так и проходят, можно сказать, последние денечки моей молодости. Ведь через два года мне стукнет тридцать. А потом – глазом моргнуть не успеешь – и все сорок. И так далее. О чем же я буду вспоминать на старости лет, сидя в глубоком соломенном кресле и покачивая седою головой? О том, как кружила головы мужчинам, о рискованных приключениях и страстных бессонных ночах? О нет, я смогу поведать внукам только никчемную историю о том, что фригийская шляпка была похожа на спальный колпак с согнутой вперед верхушкой (хорошо, кстати, что я не являюсь жительницей Древней Греции, по мне – лучше застрелиться, чем появиться на людях в остроконечном колпаке!).

Я стукнула кулаком по столу; жалобно звякнули карандаши в стакане. Пыльное зеркало книжного шкафа свидетельствовало о том, что я пока молода, довольно хороша собой, к тому же блондинка.

В тот момент я твердо решила – с меня довольно!

Решение было спонтанным, странным, но непоколебимым.

* * *

Максим Степашкин смотрел на меня с таким неподдельным изумлением, словно на его глазах я вдруг начала превращаться в персонажа фильма «Чужие». Перед ним, на стильном дубовом столе, лежало мое небрежно составленное заявление об уходе по собственному желанию.

– То есть как это увольняетесь? – Он похлопал ресницами, словно разочарованная кокетка. Потом снял очки и протер их бумажной салфеткой, как будто бы это что-то могло изменить.

– А вот так! – Меня разбирал смех, но я мужественно сдерживалась, чтобы не нарушать торжественность момента.

– Но вы не можете… Сейчас, когда мы готовим к изданию два приложения. Людей и так будет не хватать.

– Это меня больше не касается, – я выдавила ледяную улыбку. Все шло как по маслу – именно так, как виделось мне иногда в самых дерзких снах. Я была хрестоматийной блондинистой стервой, а Степашкин – моей растерянной жертвой.

– Что ж, Александра, и вы уверены?

– Вы же сами сказали, что собираетесь меня уволить. Уверена на все двести процентов. И даже триста пятьдесят.

Когда-то, семь лет назад, я сидела в этом же кабинете и робко зачитывала Максиму Степашкину свое от руки написанное резюме. Я была совсем молодой, застенчивой, только что выпорхнувшей из университетских стен. Да и бессменный мой начальник был тогда значительно моложе, но все равно он казался мне серьезным и авторитетным; признаться честно, я его даже немного побаивалась. Тогда он принял меня на работу, и я стала зваться гордым словом «стажер». Потом доросла до должности корреспондента, ну а потом и редактором отдела стала.

И вот теперь, семь лет спустя, я увольняюсь со своей первой работы, которую я даже когда-то считала любимой. И притом ни капельки не волнуюсь.

– Вы же сами говорили, что такие работнички, как я, только место в офисе занимают. Зато теперь в моем кабинете можно будет устроить зимний сад.

– Какой еще зимний сад? – тупо переспросил он.

– Обыкновенный, – я пожала плечами, – с пальмами и, может быть, даже лимонными деревьями. Вы любите лимоны?

Степашкин потрясенно молчал.

– Я так и знала, что нет, – с притворной грустью вздохнула я, – что ж, может быть, оно и к лучшему. Ведь у вас и без всяких лимонов довольно кислый вид!

* * *

Так я потеряла работу.

Я шла по Стромынке и чувствовала себя легкой и свободной, как воздушный шарик, выпущенный из неосторожных рук. Мне двадцать восемь лет. Мужчины – опять нет. Работы – тоже. Равно как и денег – вот сейчас куплю сливочное эскимо, и кошелек похудеет, как красавица перед пляжным сезоном.

Зато мне завтра не придется разлеплять глаза под вой будильника. Зато мне больше не надо радовать мир никому не нужными сентенциями о пашминах, укороченных брюках и идиотских остроконечных колпаках… Зато, когда я, расправив плечи, проходила мимо группы молдавских гастарбайтеров, вслед мне раздалось: «Какая красавица!» Да знаю я, знаю, что они всем так говорят. Я просто пытаюсь сказать, что в офисном пыльном плену я разучилась радоваться жизни и теперь вдруг снова почувствовала себя готовой к приключениям и большим переменам.

К тому же у меня есть кое-что поважнее работы. Визитная карточка моей бывшей однокурсницы Леки Спиридоновой.

Помнится, несколько дней назад Лека пригласила меня попробовать свои силы на телевидении. А что, телевизионная карьера – это совсем неплохо.

ГЛАВА 2

Признаюсь честно, я всегда немного завидовала крутым бизнес-леди. Причем главным объектом моей зависти была, разумеется, не круглосуточная напряженная работа, а некий внешний лоск, вечный спутник карьерного успеха. Мне нравятся женщины, которые ходят на работу с массивными портфелями из крокодиловой кожи. Мне нравятся женщины, чей ледяной взгляд заточен в прямоугольник наимоднейших дизайнерских очков. Мне нравятся женщины, которые ловко объезжают московские пробки на «ауди» цвета металлик.

Мне никогда не стать такой. В офис я хожу в старых, видавших виды джинсах – во всех газетных редакциях царит неформальная домашняя атмосфера. Мой кабинет – это поцарапанный стол, внешним видом напоминающий школьную парту, и пыльный кактус на обшарпанном подоконнике.