— То есть произвели бы впечатление на пробе?

Верена перебросила косу через плечо.

— Ладно, проехали. Узнаете завтра — вы же придете допрашивать Мэнди? — Она снова затеребила косу пальцами, перебросив ее на грудь. Либерти кивнула. — Ну вот, предлагаю вам потом беседу со мной.

Хотя Верена возвышалась над Либерти, как гора, а длинная желтая коса казалась альпинистской веревкой, тем не менее в этом огромном ребенке было что-то невыносимо трогательное.

— Может быть, начнем прямо сейчас?

— Здесь — никак! — Верена посмотрела на Либерти, как на непроходимую тупицу. — Между прочим, в деле замешаны высокопоставленные лица…

— Что?!

— Скажем, сенатор Эбен Пирс, — прибавила девушка шепотом, — забыла, от какого он штата… — Она сморщилась, пытаясь вспомнить. — Когда он был у нас, я такое подслушала…

Честно! До завтра.

Она скрылась в толпе. Либерти последовала было за ней, но вокруг виновницы торжества уже защелкали фотоаппараты, и Верена ослепительно заулыбалась, как звезда, рожденная для славы.

Заметив одиноко стоящего Арчера, Либерти подошла к нему.

— Все в порядке? — спросила она.

— Лучше не бывает.

— Едва ли мы дождемся сегодня Кит…

— По-видимому, да, — согласился он хмуро. Оркестрик заиграл старую медленную мелодию «День за днем», и Арчер, не спросив разрешения, обнял Либерти. Когда ее лицо разгладилось, он зашептал ей на ухо:

— Впервые я услышал эту вещь в исполнении Синатры тридцать лет назад.

Она заглянула ему в глаза и увидела в них печаль. Лучшего времени для ее вопроса нельзя было придумать.

— Какой была ваша жена?

— Красивой, — ответил он еле слышно.

— Знаю, догадалась. — Либерти старалась не разрушить возникшую атмосферу доверия. — Что с ней случилось?

Они перестали танцевать, и Арчер бросил на нее странный взгляд:

— Не понимаю, о чем вы?

— Очень даже понимаете! — Она стиснула ему руку. — Во вторник после завтрака с вами я попыталась что-нибудь разузнать о миссис Арчер Рейсом, но, если верить газетам, таковой никогда не существовало. Держу пари, в списках мэрии она тоже отсутствует. Насколько я понимаю, произошло что-то серьезное, иначе откуда этот заговор молчания?

Или вы попросту ее выдумали.

Рейсом вдруг отпустил ее:

— Выйдем.

Либерти засеменила за ним на террасу, прихватив два бокала с шампанским Неужели он собрался вспомнить усопшую жену?

В саду стояли белые кресла и скамейки с розовыми подушечками, на ветвях деревьев висели разноцветные гирлянды. В этой обстановке Арчер словно предстал перед ней в каком-то новом свете — более живым, что ли. Они сели на скамейку и долго молчали. Наконец Ренсом заговорил:

— Я повстречал Кэсси на приеме у Хэма Беркли в Ист-Хэмптоне, который мне уже никогда не забыть. Взлетали вверх подсвеченные пурпуром струи фонтана, до самого берега тянулись фонари, и все это устроила Этель, жена Хэма. Они с Хэмом приютили Кэсси — я так и не узнал, как она оказалась у них. Единственное, что я знал, — она была из Бостона и там не поладила со своей приемной матерью.

— А что случилось с ее родной матерью?

— Забыл Вы не верите? Я действительно забыл, хотя раньше, возможно, знал. Кэсси обожала секреты: свято берегла свои, зато любила узнавать чужие… — Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Все мужчины на приеме проявляли к ней интерес, но после того как Хэм нас друг другу представил, она танцевала только со мной одним — сказала, что доверяет мне и боится, как бы другие не отдавили ей ноги. Она была босиком, подол ее платья был влажным. Через пятнадцать минут после нашего знакомства она заявила, что мы поженимся.

— Не любила тратить время зря?

— Нет, просто была удивительно прямодушной. Два месяца мы встречались ежедневно. Для нас было невыносимо оказаться врозь. Наконец после короткой помолвки мы поженились.

— То-то праздник для газетчиков! «Загадочная бостонская красавица венчается с молодым озорником».

— Они не давали нам покоя, но мы не особенно и скрывались. Кэсси любила танцевать, любила людные места. Она у всех вызывала восторг. Официанты «Клуба 21» выстраивались в очередь, чтобы ее обслужить.

— Похоже на музыкальную комедию или на сказку…

— Возможно, это и была сказка. — Он прервал рассказ и задумался.

— Людей без изъяна не бывает… — осторожно произнесла Либерти.

— В том-то и дело. — Рейсом обернулся к ней, и Либерти заметила, что он как-то сразу помолодел. — Знаете про традицию арабского ковроткачества? Не ломайте голову, я объясню.

Дабы не прогневить Аллаха зрелищем абсолютного совершенства, каждый ткач обязательно допускает в своем узоре небольшую погрешность. — Он молитвенно сложил ладони и пробормотал. — Да не прогневается всемогущий Аллах!

— А что было не так у Кассандры?

— Какая-нибудь ерунда — то пятнышко на лице или на платье, то перекрученный подол. Волосы она носила распушенными, как вы, хотя в те времена это не было принято. Она никогда не пересекала порог салона красоты, но когда мы с ней шли по улице… Обычно женщины смотрят на свое отражение в витринах, но у Кэсси не было такой привычки. Эта ее беспечность в сочетании с природной грацией делала всех женщин в сравнении с ней жеманными кокетками. Даже Китсия удивлялась ей.

Внезапно Ренсом нахмурился.

— Когда Китсия познакомилась с вашей женой? — спросила Либерти.

— Кэсси в то время была беременна. — Он надолго замолчал. Либерти посмотрела на него, но уже не настаивала на продолжении — сидевший в ней репортер тоже испытывал смущение. Однако Ренсом поборол свои сомнения. — Странно… Иногда я представляю себе Кэсси с огромным животом, и у меня появляется чувство, будто я по-прежнему жду рождения нашего ребенка.

— Что-то произошло? — Либерти почувствовала несвойственную ей робость.

— Она его потеряла.

— Простите?

Он встал и стал возиться с портсигаром.

— Я не правильно выразился. — Рейсом закурил. Дым попал ему в глаза, и он, щурясь, отвернулся. — Это долгая история, Либерти. Жаль, что мы с вами недостаточно знакомы.

У Либерти перехватило дыхание.

— Мы достаточно знакомы, Арчер.

— Вы такая… — Он обернулся и, сделав затяжку, передал сигарету ей, а потом продолжил:

— Спустя несколько месяцев после нашей женитьбы эта женщина, приемная мать Кэсси, прислала мне письмо с требованием денег: мол, я ей должен что-то вроде отступного, раз забрал Кэсси. Естественно, я отказался платить, вернее, за меня отказались мои адвокаты. Тогда она начала бродить вокруг нашего дома. У нас был особняк в Греймерси-парк. Сам я никогда ее не встречал: она приходила, когда я был на работе. Китсия тоже не могла быть сторожем: у нее хватало своих дел, и она часто уезжала к себе в мастерскую на Четырнадцатой улице.

— В каком смысле «сторожем»?

— Когда Кэсси забеременела, она стала еще более… — он поискал подходящее слово, — возбудимой. Я пригласил Китсию, чтобы она позаботилась о ней, о нас.

— Не знала, что вы и Китсия были так близки…

Он проводил взглядом автомобиль, осветивший фарами кружевной забор, потом взглянул на Либерти:

— Когда-нибудь поймете, но не сейчас. Вы молодая женщина без сильных привязанностей, так ведь?

Либерти позволила ему провести пальцем по ее подбородку. Отчего-то в этот момент ее больше обычного влекло к нему.

Казалось, он раздумывает, поцеловать ли ее. Наконец решение было принято: он отпустил ее руку и отвернулся. Либерти хотелось, чтобы он передумал, но желание узнать все до конца было сильнее.

— Наверное, я такая же, как и вы теперь. Тогда вы были другим…

— Совсем другим. Я был влюблен. Любить — это такое чувство… — Рейсом глубоко вздохнул. — Оно растет вширь. Я любил всех, даже Китсию, хотя клялся, что не буду больше с ней разговаривать. — Он опустился на скамейку и, упершись локтями в колени, тоскливо уставился на выдохшееся шампанское в бокале. — Иногда я задаю себе вопрос, как же я умудрился пригласить эту женщину в свой дом?..

— «Будущий отец всех прощает».

— И приглашает беспокойную тетушку, — закончил он с горечью. — Наверное, решил, что это будет лучше для Кэсси, — в конце концов, она изучала живопись и к моменту нашего знакомства работала в музее «Метрополитен», а Китсия успела стать в мире искусства живой легендой. Кроме того, Кэсси отказывалась выходить из дома с животом: не хотела, чтобы ее видели репортеры.

— В общем, вы решили, что встреча с Китсией пойдет ей на пользу, — закончила за него Либерти.

— Кэсси мечтала с ней познакомиться. Поверьте, не было ни одного человека, который не испытывал бы к Китсии рокового влечения.

— Вы изображаете ее зловещим пауком, завлекающим в свои сети невинные души. Неужели она так плоха? — Рейсом только усмехнулся, и Либерти сочла возможным добавить:

— Может быть, она просто привыкла жить одна и все делать по-своему? Ладно, вернемся к приемной матери: чего ей, по-вашему, было надо?

Он вобрал голову в плечи.

— Денег, чего же еще? Во всяком случае, в своих письмах она требовала именно их. Я уже объяснил…

— Да, адвокаты отсоветовали вам ей платить.

— Она явно была не в своем уме. Я вообще узнал о ее посещениях только после смерти Кэсси — она многое от меня скрывала…

— Когда люди умирают молодыми, они уносят свои секреты с собой в могилу. Мы копим тайны, чтобы делиться ими в старости.

Рейсом удивленно покосился на нее:

— Как раз в духе Китсии!

— Может быть, Китсия знала об этих визитах?

— Еще как знала! Под конец Кэсси целиком ей доверилась.

Их знакомство длилось недолго, но они успели сильно сблизиться — знаете, как это бывает у вас, женщин.

Иногда они как-то странно на меня поглядывали — как на непроходимого тупицу, поставившего свою жену в тяжелое положение.

— Получается, что беременность была для Кэсси нежеланной?

— Наоборот! Она постоянно об этом твердила. Мы все время занимались любовью. Только перед самым концом…

Либерти покраснела, но он уже ни на что не обращал внимания, захваченный воспоминаниями.

— Потом врачи объяснили, что это обычное явление: женщина возражает против беременности, когда уже поздно. — Ренсом обернулся, и Либерти показалось, что он ослеп. — Она умерла при родах. — Он помолчал. — В ту ночь я совершенно обезумел, переползал из одного бара в другой… Я так и не увидел своего ребенка. Какими бы глазами я на него смотрел, раз не стало моей Кэсси?

Пауза нестерпимо затянулась, и Либерти пришлось нарушить ее самой:

— Ну а ребенок?

— Был украден приемной матерью Кассандры. Она все же получила приданое. Полиция сообщила, что какая-то сумасшедшая бросилась в реку с ребенком на руках. Заключение основывалось на показаниях свидетелей — тела так и не нашли. Я часто гадаю, что случилось бы, если бы я дал ей эти чертовы деньги, получив первое письмо. Может быть, моя Кэсси осталась бы в живых…

«Вместе с ребенком», — мысленно закончила за него Либерти и взяла его руку. Рейсом удивленно взглянул на нее, словно забыл о ее присутствии, как лунатик во время прогулки по карнизу. Конец истории прозвучал бесстрастно:

— Раш постарался, чтобы трагедия не попала в газеты.

Представляете, какой разгорелся бы скандал, если бы не он?

Он не успокоился и удалил отовсюду любые упоминания о Кэсси. Он сделал это ради меня, желая избавить меня от боли.

Она осталась жить только в памяти знавших ее людей. Я благодарен Рашу за хирургическое вмешательство — так мне было проще ее забыть.

— Как вы не понимаете, Арчер? — сказала она тихо. — Вы ее не забыли. Вы ничего не забыли.

Глава 17

На приеме в «Таверне на лужайке» остались только самые выносливые гости. Девин Лоу с трудом оторвал Верену от пианино и вытащил во двор. Коса расплелась, и Верена походила теперь на тряпичную куклу в золотом платьице. Раш и Арчер сидели, ослабив узлы черных галстуков, на большом камне у кустов. Раш сжимал коленями бутылку шампанского — если бы не смокинги, они выглядели бы как отцы семейств, спрятавшиеся во время пикника от жен и детей.

— Девочке нужен папа. — Девин усадил Верену на камень, надеясь, что его наконец освободят от обузы.

— Вы кто? — спросил Раш, привстав.

Девин заморгал, словно ожидая зуботычины.

— Девин Лоу.

— Это не ответ на вопрос и не объяснение недопустимо фамильярного обращения с моей дочерью!

Арчер встал и поддержал Верену, которая, казалось, вот-вот свалится с камня.

— Он с киностудии. Спасибо, Девин, мы за ней последим.

Где ее мать?

— Прощается с гостями. Еще пару минут назад девочка была в полном порядке. Мы собрались у пианино и распевали песенки из музыкальных комедий. У нее классный голос! Это все шампанское… — Грозный взгляд Раша заставил Девина попятиться и поспешно присоединиться к отбывающим гостям.