— Не слишком богатый ассортимент, — шепчу я. Шепот кажется здесь наиболее подходящим способом общения.

— Это потому, что в этом магазине каждая вещь уникальна, — отвечает она. — Единственная в своем роде.

Я подхожу поближе, чтобы как следует рассмотреть боди из персикового шелка, парящее в воздухе и подсвеченное сзади невидимыми лампами. Как только я начинаю вытягивать шею, пытаясь отыскать ценник, откуда ни возьмись, появляется продавщица. Это одна из тех дам неопределенного возраста, которые выглядят так, словно прожили на Мэдисон-авеню всю свою жизнь. Белокурые волосы стянуты на затылке в тугой узел, макияж безупречен: кожа не блестит и в то же время не слишком матовая — такого эффекта почти невозможно достичь, но именно так, по мнению «Вог», должна выглядеть каждая женщина, — а трикотажный костюм от «Сент-Джон» стоит намного больше ее недельного заработка — тоже, вероятно, немалого.

— Красивая вещица, не правда ли? — обращается она ко мне подчеркнуто вежливо, с безупречной интонацией образованной леди. — Отлично подойдет для любого случая. А тем, кто выходит замуж, она просто необходима.

— Я пока еще не собираюсь вступать в брак, — говорю я. — Просто выбираю. — На лице дамы появляется легкая улыбка, и я поспешно добавляю: — Я хотела сказать… м-м… выбираю белье.

Ее улыбка сменяется ледяным равнодушием, когда она замечает, что я охочусь за ценником. Наконец мне удается отыскать бумажный ярлычок, и я чуть не падаю в обморок. Я смогу надеть эту чудесную вещицу только в том случае, если она станет моим свадебным подарком от султана Брунея. А может, белье здесь продается в комплекте с особняком на Золотом берегу?

— У вас есть что-нибудь подешевле? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно.

— Это шелк ручной работы. Жемчуг доставлен из Китая, каждая жемчужина пришита золотой нитью, — сообщает она, и в ее голосе слышится лишь намек на снисхождение.

Честно говоря, мое собственное боди меня вполне устраивает. К тому же, думаю, не всем приятно ощущать жемчужины в промежности. Но дело не в этом.

— Не сомневаюсь, что оно стоит этих денег, — уверяю я продавщицу. — Просто для меня это слишком дорого.

Она смотрит на меня с разочарованием. Глубоким разочарованием. Я больше не заслуживаю ее внимания. Подбородком она указывает в заднюю часть магазина, и это давшееся ей с огромным трудом движение, вероятно, означает, что я могу подыскать что-нибудь там.

Следуя в указанном направлении, я замечаю стойку с кружевным бельем, которое висит более плотными рядами, так что мне даже приходится раздвигать вешалки, чтобы его рассмотреть. Я внимательно разглядываю бюстгальтеры и наконец, нахожу один, очень напоминающий мой собственный, от «Мейденформ», который я купила за восемнадцать долларов. Правда, на ценнике этого лифчика указана другая цифра — сто восемьдесят пять долларов, а кроме того, он снабжен изящной этикеткой с надписью по-французски. Может, мне купить только ее? А что, неплохая идея.

Поскольку это, очевидно, самая дешевая вещь в магазине, я возвращаюсь назад, готовая признать поражение. Люси стоит спиной ко мне и что-то рассматривает, а продавщица, уже давно благоразумно сделавшая выбор в пользу моей подруги, одобрительно кивает.

— Думаете, это не слишком вызывающе для первого раза?

— Я уверена, это то, что надо, — отвечает продавщица, — и для первого раза, и для любого другого.

Я останавливаюсь. Для первого раза? Разве Люси здесь никогда не бывала?

Но тут до меня доходит: для первого раза! Какая же я дура! Мы пришли в магазин совсем не для того, чтобы купить что-то мне. Уже много дней Люси подает сигналы о том, что происходит нечто особенное, а я не обращаю на них внимания. Хлопки, издаваемые откупоренным в Лос-Анджелесе шампанским. Разговор шепотом по телефону. Необходимость устроить девичник и рассказать мне что-то очень важное. А теперь она собирается потратить небольшое состояние на сексуальное белье, чтобы предстать в нем перед мужчиной… Внезапно на меня словно обрушивается тонна кирпичей, и я понимаю, что этот мужчина не Дэн.

Люси оборачивается и протягивает мне крохотную черную вещицу. Лицо ее сияет.

— Нравится?

Я чувствую слабость и головокружение, словно слишком большими глотками выпила бокал шампанского, и даже слегка покачиваюсь на каблуках.

— Вам нехорошо? — спрашивает продавщица, начинающая меня раздражать. Я молчу, и она добавляет: — Может, вам лучше посидеть, пока ваша подруга это примерит?

Я послушно следую за Люси в примерочную, напоминающую роскошную спальню в миниатюре — с приглушенным освещением, старинными зеркалами и мягким бледно-розовым пуфиком. В голову тут же приходит мысль, что это идеальное место, где кавалер мог бы любоваться дамой, предстающей перед ним в нижнем белье.

Меня начинает тошнить.

— Давай уйдем отсюда — настойчиво шепчу я Люси.

Она протягивает мне черную штуковину:

— Неужели тебе не нравится?

— Мне не нравится то, для чего ты ее покупаешь.

— Что ты имеешь в виду?

Я слишком взволнована, чтобы сдержаться, и слова вырываются помимо моей воли.

— Господи, Люси! У тебя появился любовник? Или ты лишь собираешься его завести? До меня только сейчас дошло. Я настолько глупа, что не поняла этого раньше. И ты хочешь, чтобы я сказала, что мне нравится эта жалкая тряпка, и притворилась, что она действительно заслуживает того, чтобы за нее платили такие деньги?!

Люси опускается на пуфик и прячет лицо в шестисотдолларовом кружевном лоскутке.

— О, Джесс, все совсем не так, — мягко произносит она. — Да, у меня есть мужчина… Мы вместе работаем. Прости меня. Ты права, я хотела тебе обо всем рассказать…

— Кто он? — мужественно спрашиваю я.

Обычно я хорошо знаю, чего от меня ждут, но сейчас совершенно теряюсь. Никогда еще мне не доводилось выступать в роли лучшей подруги женщины, решившей завести интрижку. Должна ли я внимательно слушать и сочувственно кивать? Или лучше изобразить негодование и напомнить ей о Дэне и детях? А может, следует признать, что я совсем запуталась? Как бы то ни было, единственные слова, которые я в состоянии сейчас произнести, это «Кто он?».

— Это не так уж важно, не правда ли? Вероятно, ты даже его знаешь. Я хочу сказать, что ты с ним не знакома, но слышала о нем. Во всяком случае, можешь догадаться, кто это. В своем роде он почти знаменитость.

Черт, я чувствую себя так, словно вновь оказалась в апартаментах доктора Пауло. Что происходит с этими людьми? Я ни за что не догадаюсь, кто такой этот мистер Полузнаменитость, а Люси ни за что не назовет его имя.

Ладно, не так уж это и важно. Я встаю. — Люси, о чем ты думаешь? И для чего, ради всего святого, ты это затеяла?

Она поворачивается ко мне с выражением подростковой тоски в глазах — только так я могу описать этот безжизненный взгляд, взгляд девочки, уверенной, что нашла именно того, кого искала; того, кто заставит ее почувствовать трепет, радость жизни — и в то же время ощутить бесконечную сладкую боль. И я прихожу в замешательство, увидев это выражение в глазах своей подруги. Своей замужней подруги. Которая, по моему глубокому убеждению, должна оставить подобные переживания собственным детям-подросткам.

— Не знаю. Я не знаю, — бормочет Люси. — Просто так случилось. То есть ничего не случилось. Пока. Но мы несколько раз ужинали вместе в Лос-Анджелесе и даже пару раз обменялись поцелуями перед сном. А однажды я не могла заснуть, и он пришел ко мне в номер, и мы пили коньяк и болтали до пяти утра.

Надо предложить администрации того отеля взимать плату за каждую просмотренную телепередачу. Во время путешествий они действуют на меня лучше всякого снотворного.

Люси бросает на меня умоляющий взгляд:

— Он мне очень нравится. Правда, Джесс. В последнее время я только о нем и думаю. Неужели это так ужасно?

Слишком рано выносить приговор. С одной стороны, я потрясена. С другой — Люси моя лучшая подруга. Я хочу во всем как следует разобраться.

— Когда ты собираешься с ним увидеться? — Во мне заговорил голос разума.

— На следующей неделе я должна лететь в Лос-Анджелес. И на этот раз все будет еще хуже. Он утвержден ведущим моего нового шоу — пилотного выпуска. Это значит, что мы все время будем вместе. Что же мне делать?

— Мне кажется, ты приняла решение. Но может, ты собираешься купить этот бюстгальтер, чтобы несколько оживить секс с Дэном? — с надеждой спрашиваю я.

Лицо Люси становится мертвенно-бледным. По-видимому, мои слова здорово на нее подействовали. Она резко встает, и вешалка с глухим стуком падает на пол.

— Пора идти. Мне нужно домой — хочу успеть на последнюю часть игры Лили.

На этом Люси отправляется в Пайн-Хиллз, у меня же еще есть дела в городе. Мы торопливо прощаемся, и я направляюсь в сторону Пятой авеню, стараясь высоко держать голову, несмотря на то что на мне дешевый бюстгальтер. Я быстро иду на север, к Девяносто второй улице, и наконец, оказываюсь на месте, слегка вспотевшая и запыхавшаяся. Черт! Люси никогда бы не прибыла на деловую встречу в таком виде. Нужный мне дом представляет собой одно из тех старых величественных зданий на Пятой авеню, купить квартиру в которых можно, только если у вас есть пять поручителей — настоящих потомственных американских аристократов — и вы в состоянии оплатить услуги дорогого дизайнера интерьеров. Только на этих условиях вам позволят выложить за покупку апартаментов три миллиона долларов.

Для того чтобы попасть внутрь такого дворца, необходимы трое вышколенных портье: один держит дверь и спрашивает, к кому вы пришли, другой по домофону сообщает о вашем прибытии хозяину, третий отводит вас к лифту и интимным шепотом сообщает нужный вам этаж лифтеру в белых перчатках. Лифт в этом доме вполне современный, полностью автоматический, поэтому лифтер ограничивается тем, что нажимает кнопку четырнадцатого этажа, после чего ему совершенно нечего делать. Наверное, в его обязанности теперь входит удовлетворять любые мои желания, но, увы, за поездку продолжительностью в двадцать одну секунду в голову мне ничего не приходит.

Дверь лифта открывается, и я оказываюсь в роскошном фойе. Пол застлан китайским ковром, на белом лаковом столике от «Парсонс» — в меру пышный букет свежесрезанных пионов. Массивные двери красного дерева в противоположных концах фойе ведут в две квартиры, расположенные на этом этаже. Я не вижу на них табличек с номерами.

— Апартаменты четырнадцать «А» — налево, — с ухмылкой сообщает лифтер.

Теперь я понимаю, зачем он здесь. Лифтер ждет, пока я звоню в дверь. Не уходит он и когда дверь открывает горничная в серо-белой униформе.

— Все в порядке? — спрашивает он, словно тот факт, что он доставил меня в квартиру, может стать для прислуги источником серьезных неприятностей.

— Да, миссис Бизли-Смит ждет ее, — отвечает горничная.

Слава Богу! Было бы очень неприятно, если бы она забыла обо мне через три минуты после переговоров по домофону.

Я прохожу за прислугой в шикарную гостиную. На стенах цвета спелой хурмы, увенчанных огромным фризами, маслом изображены обнаженные херувимы в английском саду. Уфф! На дальней стене я замечаю еще кое-что заслуживающее внимания — шелкографическую суповую кастрюлю от Уорхола[15]. Теперь я готова ко всему.

— Подождите здесь, пока я доложу о вас миссис Бизли-Смит, — говорит горничная. Похоже, ей нравится произносить имя хозяйки. Может, ей попробовать для краткости называть ее миссис Би-Си?

После всей этой помпезности я теряюсь, когда в гостиную входит женщина около тридцати, одетая в джинсы «Ливайз» и простую белую футболку. На руках она держит грудного ребенка, следом за ней семенит белокурая девчушка лет четырех. Молодая мать кажется очень хорошенькой и чистенькой. Длинные каштановые волосы собраны в конский хвост и заколоты дешевой заколкой, на губах — неяркая помада.

— Привет! — обращается она ко мне. — Меня зовут Аманда. Это Тейлор. — Она подбрасывает на руках крохотного мальчика, пока тот не начинает улыбаться. — А сзади Спенсер.

— Привет, — тоненьким голоском здоровается Спенсер.

— Очень приятно познакомиться. — Я наклоняюсь к девочке. — А меня зовут Джесси.

Когда я вновь выпрямляюсь, Аманда благодарит меня за то, что я пришла.

— Сейчас должны прийти еще четыре мои подруги. Думаю, этого будет достаточно. Нам всем не терпится поскорее приступить к делу.

— Прекрасно, — заверяю я Аманду. — Буду очень рада работать с вами.

Через несколько минут комната наполняется молодыми мамашами и малышами разного возраста, и я по очереди знакомлюсь с Памелой Бэрон, Ребеккой Гейтс, Эллисон фон Уильямc и Хизер Леманн. Эти фамилии я слышу впервые, хотя уверена, что они хорошо знакомы любому финансовому управляющему. Все женщины выглядят безупречно: стройные и миловидные, с великолепно окрашенными белокурыми волосами (за исключением Памелы, чья густая золотисто-каштановая шевелюра перехвачена широкой эластичной лентой цвета пейсли[16]) и огромными бриллиантами. Одеты они, однако, очень просто, а в их общении с детьми, своими и чужими, чувствуется беззаботная непринужденность.