— Тогда держи свое сердце под контролем, или у нас ничего не получится.

Нэнси вздохнула и закатила глаза.

— Тяжелый ты человек. Сначала оставляешь автомобиль, потом заставляешь меня надевать панталоны, а теперь говоришь, чтобы я не влюблялась.

Руфа открыла рот, чтобы продолжить спор, но заметила удивление на лице Уэнди.

— Я умираю с голоду, — быстро проговорила она. — Не заказать ли нам к ужину пиццу?

Она отнюдь не умирала с голоду, но надеялась, что пицца отвлечет Нэнси от стремления завязать не сулящий никаких дивидендов роман. И это сработало: еда была — после любви — любимым развлечением Нэнси. Она поглощала куски ветчины и ананасовую пиццу с радостным причмокиванием, в то время как Руфа рассказывала Уэнди о Брачной игре.

— Не слишком ли опрометчиво приезжать в Лондон, чтобы выйти замуж за мужчин, которые еще даже не сделали предложения? — спросила Уэнди.

— В том-то и дело, — ответила Нэнси с деловым видом. — Мы даже не знакомы со своими мужьями. Не знаем даже, кто они.

— По… нимаю… — произнесла с запинкой Уэнди.

— Добиться цели нам будет трудно, — сказала Руфа. — Прежде всего нам понадобится проникнуть туда, где они подвизаются. Непреодолимых препятствий этому нет. Разумеется, нам нужны новые платья. Настоящий Мужчина говорил, что можно проникнуть куда угодно, делая вид, что вы там свой человек.

Уэнди смотрела на девушек. На обеих были джинсы и свитера из джерси, и тем не менее они сильно отличались друг от друга. Отливающие золотом волосы Нэнси падали ей на плечи. Несмотря на январские холода, ее облегающий черный свитер имел глубокий вырез. Волосы Руфы были тщательно заплетены в косу. Ее джинсы были хорошо наглажены, а свитер имел морской покрой. Девушки были восхитительны, но очень трудно было вообразить их на каком-либо из великосветских вечеров, фотографии с которых Уэнди видела в газетах.

— Не будет ли это слишком дорого?

При упоминании о деньгах Руфа почувствовала себя неловко. Она раздраженно сказала:

— У нас не такая большая сумма, и нам придется удовлетворяться самым необходимым.

— Нижнее белье, — объявила во всеуслышание Нэнси, — не является необходимостью.

— Является. Попытайся уяснить эту сложную концепцию: ты должна выглядеть как леди. И вести себя соответственно.

— Послушайте ее, — проговорила Нэнси, — опуская нитки моццареллы. — Она уверена, что я пользуюсь за обедом не той вилкой и почесываю задницу, еще до того как провозгласят тост за королеву. Смягчись, дорогая.

Тем не менее Руфа была настроена на то, чтобы заставить Нэнси играть по строгим правилам. Когда они остались одни, она сказала:

— Я имела в виду любовь к квартиранту.

— Прекрасно. Успокойся. Если он пишет роман, то, видимо, во многом похож на этого жалкого Джонатана.

— Ты должна поклясться.

— Да ради Бога!

— Повторяй за мной: Я, Нэнси Вероника Хейсти…

— Клянусь, о'кей? — Нэнси принялась блестяще имитировать Уэнди. — Я даже не взгляну на него, чтоб мне сгнить.

Руфа ухмыльнулась.

— Сучка! Ты скрестила пальцы.

* * *

Рошан Лал был хрупким и учтивым молодым человеком с кожей цвета крепкого чая. Уэнди считала его желчным и вечно недовольным и полагала, что он хочет слишком многого за свою плату. Но он был надежный квартирант, и она надеялась, что вторжение сестер Хейсти не принесет ему неприятностей.

Ей нечего было опасаться. Когда Рошан вошел на следующее утро в незапертую ванную, он увидел Нэнси, лежащую в ванне с сигаретой и читающей журнал «Private Еуе».

— Привет, — сказала она. — Ты, должно быть, голубой. Подай, пожалуйста, полотенчико.

Через несколько минут он уже сидел на стульчике, сотрясаясь от хохота и обещая сводить Нэнси во все пабы геев в Кэмден-тауне. Когда же он встретился с Руфой, стройной и неприступной, то впал в полнейшее обожание.

Прежде чем Руфа смогла остановить ее, Нэнси рассказала Рошану о Брачной игре. Он был увлечен интригой и тотчас вызвался стать членом комитета.

— Я именно тот человек, который вам нужен. Я читаю все журналы мира и могу сказать вам, кто настоящий гей. Вы не поверите.

Почтительно глядя на Руфу, он пригласил сестер позавтракать в свою спальню на верхнем этаже. Комната была изысканно опрятной, если не сказать роскошной для мужчины подобной ориентации. На безукоризненно чистом столе стояло идеально протертое зеркало. Выкрашенные в белый цвет стены радовали глаз. У Рошана была микроволновая печь, утюг с паром и кофемолка последней модели.

Нэнси, завернутая в потрясающий розовый купальный халат, который не гармонировал с ее волосами, разлеглась на двуспальной кровати.

Рошан налил кофе в тонкие кружки и поставил в микроволновую печь шоколадные круассаны.

— Чудесно познакомиться с вами наяву, — сказал он. — Уэнди постоянно рассказывает о вас. Ее спальня завешана фотографиями вашего отца.

— Не могу представить себе, как вы уживаетесь, — сказала Нэнси. — Как вам удалось найти друг друга?

— Мы познакомились на занятиях йогой в Хайгейте. Однажды мы разговорились, и она упомянула, что сдает комнату. Если бы вы видели, как она выглядит в трико! Бедная старушка! Думаю, жизнь с нами — это напоминание ей о возрасте. Ведь мы с Максом моложе ее на тридцать лет. Мы не считаем, что «Трубные колокола» — действительно низкие, и нас еще не было на свете, когда Дилан стал играть на электрогитаре.

— Она застыла во времени, когда влюбилась в нашего отца, — разъяснила Нэнси. — Своего рода мисс Хэвишем семидесятых годов.

Рошан вынул круассаны и поставил на стол. Он клевал свою порцию, подобно птице.

— Я рассчитываю на вас в решении одного спора. Нам с Максом хотелось узнать: спал ваш отец, крупный специалист в области секса, с Уэнди или нет. Макс поставил 10 фунтов, что не спал. Я же уверен, что спал.

Нэнси захихикала, но по-доброму.

— Ты выиграл. Он, точно, спал.

— Она очень нравилась ему, — сочла необходимым отметить Руфа.

— Да, конечно, — поддержала ее Нэнси. — Настоящий Мужчина мог спать лишь с теми, кого любил.

Большие светло-карие глаза Рошана сделались тоскливыми.

— О Господи, он просто настоящее божество!

— Да, он был им, — сказала Нэнси. — Хотя влюбляться в него было не слишком умно.

— Нэнс! — Руфа была потрясена. Это походило на кощунство.

— Он был самым замечательным в мире человеком, — спокойно продолжала Нэнси. — Но никогда он не отпускал от себя. Непосвященному он мог казаться негодяем.

Руфа никогда не позволяла себе оценивать Настоящего Мужчину под таким углом зрения и отказывалась делать это сейчас. Она молча допила кофе. Душа ее отца была столь же прекрасна, как и его лицо. И что бы он ни делал — это не могло испортить ее.

Рошан и Нэнси набросились на кипу ярких журналов. Они выискивали подходящих мужей, но, по словам Рошана, все они, кроме архиепископа Кентерберийского, были скрытыми геями. Руфа оставила их на этом и спустилась вниз, чтобы вынуть белье из стиральной машины.

Выжимая комплект узеньких маечек Нэнси и свои симпатичные панталоны, Руфа встретилась с другим квартирантом. Макс Зенгуил просочился в кухню, швырнул на стол связку ключей и открыл холодильник. Схватив молоко, он бросил на Руфу оценивающий взгляд и сразу понял, что она, видимо, не относится к категории низкопробных клиенток Уэнди.

Руфа почувствовала тяжесть в душе. Теперь она никогда не отвадит от него Нэнси. Он был великолепен — высокий и мускулистый, с озорными миндалевидными глазами и густыми черными волосами. Его рваные джинсы и выцветшая клетчатая рубашка выдавали в нем обедневшего красавчика того образца, о котором Руфа была прекрасно осведомлена.

Макс заварил Руфе чашку чая и заложил под гриль четыре сдобные булочки Уэнди.

— Я проголодался, — сказал он. — Сидел за рулем всю дорогу от Севенокса. Ты, надеюсь, знаешь правила Уэнди: «Никакого секса в здании»?

Руфа нехотя засмеялась.

— Она говорит, что в этом твоя вина.

— Она любит представлять меня как пошлую свинью из-за того, что я — единственный в этом доме человек с нормальными сексуальными наклонностями.

Сверху они услышали громкий крик Нэнси, перешедший во взрыв смеха. Макс с удивлением возвел глаза к потолку.

— Ру! — Раздался звук босых ног, громыхающих вниз по лестнице. В кухню влетела Нэнси, держа в руках яркий журнал. — Ру… ох, извините… — Она подтянула полу халата, который Макс словно сдирал своим восхищенным взглядом.

— Это Макс, — отрешенно сказала Руфа. В Лондоне много некрасивых мужчин, так почему же Уэнди не выбрала одного из них себе в квартиранты? Нэнси умела выглядеть в неглиже просто блестяще.

— Привет. — Она улыбнулась, глядя в его смелые темные глаза. — Я — Нэнси, сестра Ру.

— Да, я уловил сходство. Я — Макс, правильный квартирант, и я всегда возбуждаюсь при виде красивых, не совсем одетых молодых леди. Я весьма обеспокоен относительно своего кровяного давления, когда вы рядом.

Рошан вошел в переполненную кухню как раз вовремя, чтобы услышать это.

— Привет, Макс. Вижу, ты уже начал.

— Что начал? — спросил Макс, не отрывая глаз от Нэнси.

— Должен исполнить хоровую песню «предупреждения о цыганах», — сказал Рошан. — Не обращайте на него внимания, девочки. У него докторская степень по части наставления рогов и соблазнения молодых девушек.

Макс рассмеялся.

— Я учился в Кембридже с этим милым коричневым человечком. Он очень любит меня. Это приятно и весьма печально. Мы уподобились А. Е. Хаусмену и Мозесу Джексону.

— Кому? — спросила Нэнси.

— Был такой поэт А. Е. Хаусмен, — пояснила Руфа, желая, чтобы Нэнси взглянула на нее: ей хотелось подать сестре знак не флиртовать.

Макс оторвал взгляд от Нэнси и повернулся к Руфе.

— Так что ты самая умная.

— Совсем необязательно, — сказала Нэнси. — Люди думают, что она умнее, потому что у нее меньше груди.

Руфа, все еще удрученная привлекательностью квартиранта Уэнди, не могла не рассмеяться.

— Это на случай, если вы не заметите.

Нэнси, вспомнив о том, зачем она спустилась вниз, подвинула журнал Руфе.

— Посмотри-ка, Ру, прямо чудо какое-то!

Журнал был открыт на странице, посвященной благотворительному балу. Руфа рассеянно пробежала страницу глазами, но ничего не заметила. Тогда Нэнси указала ей на верхний снимок. Рядом с герцогиней Глостерской стояла худощавая элегантная женщина в темно-синем бархатном платье, а чуть поодаль…

— О Боже! — изумилась Руфа. — Это же Эдвард!

Стриженые волосы и короткая борода Эдварда не соответствовали смокингу, о существовании которого сестрам не было известно.

— Тайная жизнь майора Эдварда Рекалвера, — сказала Нэнси. — Днем носит простую одежду и копается в своем тракторе. Вечерами якшается с королевскими особами.

— По-моему, весьма впечатляюще, — заметил Рошан. — Мне нравятся его бородка и стриженые волосы.

Нэнси и Руфа рассмеялись.

— Он вышел на фотографии таким, какой есть на самом деле.

— Он выглядит красиво, правда? — спросила Руфа.

Нэнси вновь исподтишка взглянула на Макса.

— В смокингах все кажутся одетыми более или менее со вкусом.

— Не помню, чтобы Эдвард когда-либо рассказывал об этом, — заметила Руфа, с интересом изучая страницу. — Здесь говорится, что он является покровителем фонда Фокса, не знаю, что это такое. О, смотри, этот фонд помогает больным лейкемией, а именно от нее умерла бедняга Элис. Это семейное дело, а ты знаешь, как не любит Эдвард говорить о своей семье. Думаю, что дама рядом с герцогиней — это Пруденс, сводная сестра Элис. — Она вернула журнал Нэнси. — Ее действий он не одобряет.

— Она постоянно выходит замуж, — пояснила Нэнси Максу и Рошану, одарив обоих сверкающей улыбкой. — Вот кому мы должны подражать. Мы ведь еще только новички в брачных делах.

Глава шестая

Первое заседание комитета они провели вечером следующего дня. Макс настоял на своем вхождении в сей орган. Он никак не мог для себя решить, что же такое Брачная игра — то ли веселая забава, то ли чудовищное издевательство над его социалистическими принципами, но он был слишком очарован девицами Хейсти, чтобы не поучаствовать в этом. Купив две бутылки шампанского, он сел там, откуда мог обмениваться с Нэнси пылкими взглядами. Рошан позаботился о тайской кухне и кипе ярких журналов «Харперс», «Тэтлер», «Вог», «Хелло», «О'кей!». Члены комитета расположились на полу гостиной Уэнди вокруг ужасного на вид, но удобного газового камина. Уэнди раздала всем записные книжки и шариковые ручки, усматривая в этой сумасшедшей затее безумный оптимизм Настоящего Мужчины и ощущая веселье, которого не испытывала уже много лет.