— Подождите… Мне очень хотелось бы по правде поцеловать дядю, который писал в пруду.

Рэн кивнул и поднес ее к Берри. Все старались, как могли, удержаться от оскорбительного смеха, но сама Линнет была воплощением достоинства. Что же касается Рэна, то его было не узнать: словно по мановению волшебной палочки, неверный любовник превратился в заботливого мужа и отца. После того как он вынес ребенка из комнаты, Роза и Руфа обменялись скептическими взглядами.

Нэнси проговорила:

— Мамаша Дент видела, как женщина из книжной лавки плакала в баре. Можно ли из этого заключить, что она ушла от него?

— Да, но он опечален, — вздохнула Роза.

— Какой стыд! Я всегда наслаждаюсь этим.

— Ничего, — заметила Селена. — Тут же найдет другую.

— Вот стервы… — жалостливо проговорила Лидия.

— Он старается казаться веселым, и все ради Линнет. Так что не падайте так низко.

Нэнси удостоила Берри еще одной дружеской улыбкой.

— Интересно, кто будет следующей? Поле, кажется, сужается.

— Та старая хиппи из Бангама, которая продает кристаллы, — спрогнозировала Селена. — Могу поклясться: Рэн ей очень нравится.

— Ну и сволочи же вы!

Роза так смеялась, что сползла со стула. Она взяла себя в руки с пьяным вздохом.

— Не валяйте дурака, вы знаете, что все мы обожаем этого деревенского идиота.

Без четверти одиннадцать с триумфом вернулись Эдвард и Роджер.

— Я вел новый «БМВ», теперь могу спокойно умереть, — сказал Эдвард с ключами в руках. — И заправил твою машину, Руфа. Нельзя доводить количество бензина до такого низкого уровня.

Незаметно для него Роза состроила рожу.

— Спасибо, — тихо проговорила Руфа. Она тронула Берри за руку. — Послушай, ты свободен.

Берри оторвал взгляд от Нэнси с таким усилием, которое почти что можно было услышать.

— О чем ты?

— Твои ключи, — Эдвард насильно сунул их ему в руку. — Можешь ехать.

— Не уезжай! — воскликнула Селена.

— Я и не собираюсь уезжать, — сказал Берри. — Мне нужно лишь кое-что принести из багажника.

* * *

Мороз проветрил ему голову, но не вернул разум. Он лишился его в тот самый момент, когда увидел Нэнси. Он был возбужден, испуган, рожден заново. О эта рыжеволосая богиня с грудями, которые ему захотелось лизать!.. Он представить не мог, что половое влечение может быть столь сильным и столь необычным. Естественно, Берри мечтал о женщинах и раньше. Но это влечение выходило за пределы мечтаний. В ту же минуту, когда Берри увидел Нэнси, он точно знал, что он будет обладать ею.

Боже праведный, но что она подумает о нем?! Одного взгляда на ее соски было достаточно, чтобы потерять дар речи.

Берри открыл багажник своей машины. Поверх плетеной корзины лежала записная книжка с телефоном загородного дома, где его ждала Полли. Он импульсивно откинул ее в сторону. Корзина была заполнена роскошными стеклянными и жестяными банками с пестрыми этикетками и огромной индюшкой. Ее прислал сегодня утром один из клиентов, и Полли не узнает о ней, — во всяком случае, индюшка не для нее. Поднатужившись, он поставил корзину на мостовую. Это был дар небес, решил он, который следует преподнести оставшемуся без еды и без хозяина семейству Хейсти.

Глава пятая

Берри уехал через час после полуночи под влиянием неожиданно нахлынувшего на него чувства вины, робко сунув в руку Рэна бумажку со своим номером телефона, которую тот тут же потерял.

Благодаря корзине Берри Рождество в Мелизмейте было отпраздновано в стиле, неведомом с тех пор, как истощились последние запасы Настоящего Мужчины. Индюшка была настоящей чемпионкой по борьбе сумо среди птиц. Роза целовала ее в пьяном угаре, перед тем как засунуть в печь: «Она в два раза больше Крошки Тима!» Общими усилиями преодолев неверие в то, что произошло, они смогли выкроить несколько свободных от тоски дней для праздника.

Руфа проявила чудеса максимального использования деликатеса. Она изготовила из индюшки пирог, потушила ее, приправив кэрри, и сделала пудинг — ни одного грамма птицы не должно было пропасть. В довершение всего под Новый год она отварила кости, и получился наваристый бульон. Она терпеливо стояла над кипящими кастрюлями, снимая жир. Ее настроение ухудшалось по мере исчезновения птицы. Нищета по-прежнему стучалась в дверь. Настоящего Мужчины больше не было с ними.

Сегодня — последний день худшего года в их жизни, не переставала размышлять она. Она отдала бы все — буквально все, — лишь бы вернуться назад во времени, чтобы просто еще разок увидеть его и услышать знакомый голос. В этот день в прошлом году Настоящий Мужчина нашел чемодан, набитый старой одеждой. Он и Роза разоделись, как во времена своей юности, и демонстрировали танцы 70-х годов, от которых все они покатывались со смеху. Одежду Розы в стиле «кантри» проела моль, и один рукав неожиданно оторвался посередине. Живот Настоящего Мужчины выпирал из-под пояса бархатных фиолетовых штанов. Он и Роджер взяли свои гитары и бренчали шокирующие хиты Крикливого Мотта и Мака Флитвуда. Эдвард, каждый год после возвращения из армии отмечавший Новый год в Мелизмейте, говорил: «Смотрите, как много я потерял, проведя все эти годы далеко отсюда, в Сандхерсте: здесь единственное место на земле, где еще встретишь короткие волосы и узкие брюки». А Настоящий Мужчина говорил: «Тебе надо наверстывать упущенное, Эд, но никогда не поздно выйти из игры». В тот вечер он был в ударе, приветствуя Новый год, подобно двадцатилетнему юноше, у которого впереди вся жизнь.

Руфа прикрыла глаза, чтобы воссоздать портрет Настоящего Мужчины под тусклой кухонной лампой. В его густых каштановых волосах не было ни сединки. Среди ночи он брал Розу на руки, и они в течение какого-то времени любили смотреть друг на друга, как будто для них не существовало иного мира. Их любовь, не разрушенная постоянными изменами, была незыблемой скалой, защищавшей всех их.

Затем — как это было принято — Роза и Настоящий Мужчина вытягивали руки и обнимали сразу всех четырех дочерей. «Мои бесценные принцессы, мои бабочки, мои орхидеи! К чему мне сыновья?» Он никогда не согласился бы с мыслью о том, что ему нужен сын для продолжения освященного веками рода Хейсти. Он тормошил сопротивляющуюся сонную Линнет и давал ей маленький глоток вина — он проделывал это и со своими дочерьми, когда они были маленькими. Он приводил Линнет в восторг, притворясь, что угощает вином Братьев Рессани, а затем штрафовал каждого из них на пенни за то, что они пьяны и нарушают порядок. Он обнимал Роджера и целовал Эдварда, в основном чтобы досадить ему. Наконец, как это уже повелось, он поднимал рюмку и со слезами на красивых глазах произносил: «За тех, кого с нами нет».

Руфа проморгала подступившие к глазам слезы. Настоящий Мужчина имел в виду свою обожаемую мать, умершую, когда он был подростком. А теперь и его не стало. Она все больше погружалась в воспоминания, пытаясь найти ключ к разгадке. Да, позднее набежали тучи, но последнее Рождество было безоблачным. Настоящий Мужчина праздновал небольшую победу против «отвратного д-ра Файбса», известного также под именем Джеральда Бьюта, заядлого охотника. Сам Настоящий Мужчина прекратил охотиться, когда просрочил срок уплаты очередного взноса и слишком растолстел, чтобы влезать в старое отцовское пальто. К тому же он решил, что охота сама по себе — занятие недостойное, и покончил с ней.

Это был год возвращения Эдварда, и, к неудовольствию «отвратного д-ра Файбса», Эдвард поддержал Настоящего Мужчину в борьбе с жестокостью по отношению к лисицам. С тех пор они ежегодно выражали свой бурный протест на встречах в День боксера. Другие протестующие принадлежали, по словам сэра Джеральда, к «закореневшим городским типам». Он считал своих соседей предателями, и особенно Эдварда, бывшего когда-то офицером и джентльменом. Но Эдварда это нисколько не волновало. Он следовал за охотниками в своем «лэндровере», а сбоку сидел Настоящий Мужчина, разбрасывая листовки против кровопролитного спорта и выкрикивая по громкоговорителю грубую брань.

Руфа воодушевила себя воспоминанием о том, как они возвращались с наступлением темноты домой, перепачканные грязью, порой прихватив с собой неблагодарную лисицу. Это были единственные случаи, когда они видели Эдварда пьяным. Они с Настоящим Мужчиной весь день сосали крепкий терновый джин домашнего изготовления, а их пьяные песни сотрясали округу на многие и многие мили. Редкий Новый год обходился без получения злобного письма от сэра Джеральда.

Руфа перестала снимать жир, чтобы протереть глаза. Сэр Джеральд Бьют не написал ни строки, когда Настоящий Мужчина умер, и Эдвард сгоряча обозвал его «дерьмом». На этот раз День боксера был очень тяжел для Эдварда. У каждого были какие-то ситуации и периоды времени, когда отсутствие Настоящего Мужчины становилось невыносимым. Эдвард нашел убежище в Мелизмейте, потому что не мог выносить даже лай собак на дороге около своей фермы.

В кухню легкой походкой вошел Роджер.

— Все готовишь?

— Скоро закончу. — Она отвернулась к плите, чтобы он не заметил ее слез.

Коротким движением он сдавил ей плечо.

— Ты стоишь тут часами. Сделай перерыв.

— Я уже почти закончила.

— Дай-ка мне, — Роджер взял из рук Руфы ложку и осторожно оттолкнул ее от плиты. — Можешь доверить мне. Я известен своим терпением.

Это было правдой, и Руфа почувствовала к нему прилив нежности. Добрый старый Роджер… Его терпение, а также истинная и безграничная преданность не позволили Розе лишиться рассудка, после того как все произошло.

— Спасибо, Родж. Нужно снять еще полдюйма.

— Да, да.

Руфа заварила себе кружку чая и поднялась по шаткой лестнице в старую детскую. Посеревшую сельскую округу сковал сильный холод, по свинцовой крыше колотил проливной дождь. Сквозь дырявый потолок капала вода, время от времени ударяясь то в эмалированное ведро, то в два ночных горшка. На софе лежала Нэнси, поддерживая слабый огонек и читая порванный журнал «Woman's Weekly», который она нашла в куче дров.

— Привет, — сказала Нэнси. — Суп готов?

— Почти.

— Можно мне отведать перед уходом в паб? Я заступаю в шесть.

— Стыдно работать под Новый год, — сказала Руфа.

Не поднимая глаз, Нэнси проговорила:

— Деньги — хорошая штука, и Бог — свидетель: нам они необходимы. — Она устремила взгляд вверх. — Я не хочу оставаться здесь. Воспоминания не дали бы мне покоя.

— Понимаю. Но мне будет тебя не хватать.

— Не нужно, Ру. Извини меня, — Нэнси нахмурилась. — Какой ужасный день… Протекающая сквозь дыры в потолке вода забавна лишь в романах о милых сумасбродных семейках. В реальной жизни это нагоняет тоску.

— Убери свой зад, — сказала Руфа. — Хочу прилечь. Чувствую себя так, как будто съела одна всю 17-фунтовую индейку целиком.

Нэнси села на валик, освободив место для Руфы.

— Здесь опубликована история о том, как секретарша вышла замуж за своего босса. Она старалась выглядеть некрасивой, чтобы он восхищался ее работоспособностью. И вдруг сильный порыв ветра сбил ее очки, пригладил ей волосы, и босс обнаруживает, что она прехорошенькая. Вот такой тупой мужик и должен быть в доме.

— Настоящий Мужчина рассказывал, что мужчины часто внушают себе черт-те что. Помнишь, как говорил: «Если некрасивая женщина с точеными ножками носит подвязки, то мужчине в среднем понадобится несколько часов, чтобы определить, что она некрасива». — Они рассмеялись. Повторение шуточек Настоящего Мужчины на мгновение приближало его к ним, но потом еще более отдаляло.

— Хотелось бы знать почему, — вздохнула Руфа. — Что заставило его решиться на это, Нэнс?

— Этого мы никогда не узнаем, — печально проговорила Нэнси. — Так что не будем спрашивать об этом и оставим его в покое.

Руфа отрицательно покачала головой. Она не хотела и слышать, чтобы оставить Настоящего Мужчину в покое.

— Должна была остаться хотя бы записка. Ты же знаешь, он никогда ничего не делал без того, чтобы не раструбить об этом повсюду. Почему он не оставил нам хотя бы записку?

Нэнси перегнулась через коврик, чтобы подбросить в огонь покрытое паутиной полено.

— Для нас любой информации было бы мало. Мы всегда хотели бы большего.

— Достаточно было сказать «прощайте», — проговорила Руфа. — «Прощайте и я люблю вас».

— Перестань изводить себя. — Лицо Нэнси оставалось спокойным, но голос был жестким. — Наступил Новый год, и пора прекратить представлять дело так, как будто это произошло вчера, — в этом Эдвард, несомненно, прав. Нужно думать о будущем.

— Я не отступлю, Нэнс.