Все, что я говорю, Рон пропускает мимо ушей. А, может, и слушает, но непроницаемое выражение лица мне ни о чем не говорит. Мы вроде как поговорили – то, чего я хотела, но ничего не изменилось. Он поворачивается на сто восемьдесят градусов, ступает на карпет, и тогда я решаюсь, ведь у меня больше не остается выбора.

- Аарон? - окликаю я, и парень замирает. – Я люблю тебя.

Глава 26

Агнес

Отдаваясь во власти ливня, Аарон остается стоять так же, как и две минуты назад, когда я решила сказать о своих чувствах. Он не делает попыток повернуться. Я слышу его дыхание, несмотря на дождь. Я вижу, как приподнимаются его плечи и опускаются вновь. Его сердце бешено колотится? Потому что дышит парень так, словно пробежал стометровку.

- Скажи что-нибудь, - прошу я, отчаявшись. – Пожалуйста, не молчи.

Люди продолжают уезжать, и обочина освободилась от машин больше, чем наполовину. Яркие молнии, украшающие туманное небо, пугают. Но больше пугает молчание Аарона. Он не оборачивается более пяти минут, а потом все же делает это. И я ловлю каждый его жест.

Почти вся молодежь разъехалась. Я даже видела, как Эмили седлает «Харлей». Правда, она не заметила меня. Несколько любопытных взглядов я замечала, но обращать на них свое внимание сейчас не хочу.

Парень отводит голову в сторону, и я вижу, как бесконечно стекают капли воды с его лица на землю. Он, опустив глаза вниз, пытается привести дыхание в норму. Еще один раз его грудная клетка, словно готовая разорваться, принимает в себя воздух, а потом Рон вскидывает взгляд на меня. Этот взгляд поражает до глубины души. Все, что я могу сделать - это плакать сильнее, в страхе зарыдать. Не могу произнести ни слова, потому что я уже достаточно сказала, и теперь самое время замолчать. Замолчать в ожидании хоть единого звука от него.

Предпоследний водитель заводит двигатель своей машины и не спеша выруливает на дорогу, а потом набирает скорость и мчит на всех парах отсюда. Я оглядываюсь. Машина Бриса припаркована неподалеку. Стекла тонированы, и мне не удается узнать, сидит ли тот в салоне. Хотя вряд ли он прогуливается под проливным дождем. Небо рассекают грозовые молнии - каждый, наверное, предпочел бы улице какое-нибудь укрытие.

Аарон по-прежнему сохраняет молчание. Напряженность между нами выстраивается высокой стеной; я не уверена, что смогу ее сломать, но попробовать обязана.

- Я не лгала. Я, правда, лю…

- Стоп, стоп, стоп! - выкрикивает Галлахер. Когда я открываю рот, чтобы договорить, он морщит носом и кричит снова: - Стоп! Агнес, замолчи!

Как будто ему больно слышать эти слова.

- Мне не нужно это. Не говори. Не говори то, чего не знаешь и чего не чувствуешь. – Пусть мне это кажется – голубые глаза наполняются слезами, готовыми вот-вот пролиться. – Может быть, я ждал этих слов, ты не думаешь? Может быть, я ждал их, но произнесенных не здесь, - он обводит руками место, где мы находимся, - и не так. Мне нужна искренность, я не верю тебе. Не после того, что видел.

Я прикрываю рот ладонью, ощущая, как плач вскоре превратится в рев. Я не хочу этого. Но его признания задели меня за живое. Он всерьез ждал моей любви? И неужели все теперь испорчено? Это не может быть так. Все не может вот так закончиться.

- Пожалуйста, Аарон, - опустив руку, начинаю, - послушай меня. Я говорю правду, чистую правду. Я люблю тебя, слышишь?

Подойдя к нему ближе, я обхватываю двумя ладонями его лицо.

- Люблю тебя, - говорю тише, но каждый, произнесенный мною звук, смывает дождь. – Я влюбилась в то, как ты на меня смотришь; в то, как ты говоришь, что будешь бороться за нас, влюбилась в твою… ненависть. Да! Потому что никто никогда не заставлял меня чувствовать то, что заставляешь ты. Я влюбилась в то ощущение легкости, которое я испытываю только с тобой, Рон. И мне больше никто не нужен. Ты слышишь меня? Я думаю, что я красива, когда ловлю на себе твой взгляд. И думаю, что я все смогу, когда ты со мной разговариваешь. Я влюблена в это.

Высказав все, не перестаю вглядываться в глаза, полные надежды и грусти. Я хочу верить, что смогла его переубедить, но, к сожалению, Аарон спустя минуту убирает мои руки и, опустив их, отводит глаза. Он приоткрывает рот, глядя куда-то вдаль. Капли воды стекают по его губам вниз, на и без того промокшую рубашку. Рон весь вымок, как и я. И парень, будто вспомнив об этой немаловажной детали, обходит меня, чтобы открыть водительскую дверь своего джипа.

- Залезай, - приказывает строго, без лишнего энтузиазма.

Сказать мне уже нечего. Я не повинуюсь ему, но и спорить мне не хочется. Просто делаю то, что является наиболее логическим в сложившейся ситуации. «BMV » Бриса там же, где я видела его в последний раз. Когда Рон выезжает на дорогу, я в последний раз бросаю на белую машину взгляд. А потом замечаю голубые глаза Рона в зеркале заднего вида. Он следит за дорогой, ведет быстро, но я не решаюсь сделать ему замечание.

Чтобы чем-то заполнить неловкое молчание, я включаю радио. Нажав на кнопку, я поглядываю на Аарона - не думаю, что он против, просто я почему-то ожидаю злобного упрека, однако он на меня даже не смотрит. И как будто вовсе не слышит музыки. Салон утопает в ней. Стараясь не думать о том, что нас ждет, я проваливаюсь в мягкое сиденье, откидываю голову и отдаюсь голосу Олли Марса. Какая ирония… Звучит та же песня, под которую я танцевала около костра.

Аарону или все равно, или он просто делает вид, что это так. Я, конечно, надеюсь на второе. Невыносимо ехать с ним в машине и представлять, что это самая оптимальная близость, которая впредь у нас может быть. Я жалею себя. Мысленно я жалею себя, и когда-то мне было безумно страшно, что до этого дойдет. Все цели, мечты, задачи, которые ставили передо мной, и которые, я считала, были моими – все это лишь для того, чтобы не чувствовать этого – страха. Жуткого, с ума сводящего страха, подкрадывающегося в мозг и не оставляющего возможности бежать. Все было ради того, чтобы не бояться. Не влюбляться. Не чувствовать. Потому что это так больно – когда ты думаешь, что все кончено.

Все кончено?

- Все кончено? – решаюсь произнести вслух, когда мы подъезжаем к дому Энн.

Аарон останавливает машину на подъездной дорожке. Он выключает фары, но мотор продолжает работать. Свет в салоне продолжает гореть. К сожалению. К огромному сожалению. Я же могу видеть его глаза – усмехающиеся, довольные, с остатками нашего прошлого.

Он медленно тянется к стереосистеме и выключает музыку. Тишина охватывает полностью. Не считая жужжания мотора, нельзя услышать ни звука. И поэтому, когда Рон поправляет ворот своей футболки, звук его движений не остается не замеченным.

И, наконец, парень говорит:

- Что?

Это было, как: «Что? Почему ты такая дура?». Но не как: «Ты такая дура, я тебя никуда не отпущу». Это было иначе: «Ты такая дура, у нас ничего не может быть».

Конечно, я оказываюсь права.

- Агнес, ничего и не начиналось.

Сначала мне думается, что Рон притворяется, потому что ему больно, но с каждым следующим мгновением понимаю, что ошиблась. Он насмешливо глядит на меня и закатывает глаза.

- Брось, ты же не думала, что я собираюсь на тебе жениться?

Смех, которым я смеюсь, больше похож на отчаянный скулеж. Я хриплю, улыбаюсь фальшиво, заставляю себя откашляться и успокоиться. А улыбка у меня на лице только потому, что он тоже растянул свои губы в ней.

- Нет, конечно, нет… Но ты сейчас издеваешься надо мной? Как же то, что ты сказал вчера ночью в номере? Ты сказал, что хочешь бороться за нас.

Аарон смеется более отчетливо, запрокидывая голову.

- Конечно, сказал, - хвастаясь глубокими ямочками, заявляет парень. – Я же был пьян! Могу поспорить, что еще обещал набить тату с твоим именем, а?

Ему кажется это забавным. Он так весело хохочет, что я начинаю жалеть о каждом минуте, проведенной с ним.

- Нет, не обещал.

Лишь слабое подобие усмешки украшает мои губы, но Аарон, наверное, этого не принимает во внимание, поскольку его рот ни на секунду не закрывается. Он не обнаруживает того, как сильно мне хочется выйти из этой машины, а я сижу, опустив голову, не в силах открыть дверь. Мне хочется раствориться, исчезнуть, перестать существовать. А он все продолжает говорить. Я боюсь, что могу расчувствоваться в любой миг.

Не плачь. Не плачь. Не плачь.

Не плачь. Не плачь. Не плачь.

Нельзя.

«Я тебя ненавижу!», - хочется закричать мне. – «Почему я влюбилась именно в тебя?».

- Прости, но, знаешь, это твое признание в любви несколько бессмысленное…

Бессмысленное. Проговариваю про себя это слово несколько раз. И оно действительно обретает смысл. Пока редкие слезы капают на сиденье, а голос Аарона становится только громче и счастливей, я нахожу смысл в слове «бессмысленный» и нахожу смысл в том, чтобы уехать из Палм-Бей. Я хочу в Джексонвилл , чтобы все было, как раньше.

- Да, я, конечно, приревновал тебя к Брису, но, Агнес, я его ненавижу, ты же знаешь… Будь это кто-то другой… - до меня доносятся обрывки фраз. – То, что я сказал тебе там, в лесу. Знаю, прошло меньше получаса… Да я просто был на эмоциях! Я не хочу никакой любви… Не сейчас… Может, когда стану старше… Я засранец, знаю. Надеюсь, ты не обижаешься…

Неужели, он не понимает, что я плачу?! Или просто не хочет понимать?

- И прости, что сегодня днем я излил тебе душу, - на выдохе произносит Аарон. – Я не хотел, чтобы это длилось так долго. Иногда я говорю слишком много.

Я заметила.

Он ловит меня за запястье, когда я все-таки выхожу из машины (фантастика!).

- Но это не значит, что мы снова враги. Мы классно провели время, - как ни в чем не бывало констатирует Галлахер. – И я не собираюсь опять выгонять тебя, Агнес… Я рад, что был твоим первым…

Я вырываю руку и, вздохнув, решаю не напрягаться о том, что он равнодушно относится к моим слезам. Разыграл спектакль после сцены ревности. Я не знаю, что с ним твориться, но я его не узнаю. А, может, он и правда считает так, как сказал. И нечего больше придумывать.

- Завтра я покину Палм-Бей, - произношу, становясь ногами на асфальт.

Черная-черная ночь растворилась в свете уличных фонарей. Через несколько часов наступит рассвет, и в нем растворюсь я.

***

Последнее, что я хотела увидеть с утра – это то, как Саманта расхаживает по дому в моей фланелевой рубашке. Она повязала ее за подол на талии, открывая плоский живот. А короткие джинсовые шорты… ну, они просто слишком короткие. Тети нет дома, и поэтому сестра решила, что песни ее любимой группы обязаны прослушиваться на полной громкости.

- Может, сделаешь потише? – машу руками перед ней, стоя на последней ступени длинной белой лестницы. – И сними мою рубашку.

- Когда ты успела стать жадиной? – фыркает Сэм, отпивая из трубочки колу. Указывает на журнальный столик, заваленный вредной едой и напитками из McDonald’s. – Кстати, ты можешь угощаться. Шеннон привезла.

Кривлю лицо, попутно вспоминая, что забыла положить в чемодан. Все-таки подумала, что лучше уехать ночью, никому ничего не объясняя.

- Я не собираюсь есть то, что привезла эта сучка. – Складываю руки на груди. – Сними мою рубашку.

Саманта вторит за мной.

- Шен – не сучка, это твой Аарон – подонок. И я не собираюсь снимать рубашку, - вздыхает наигранно.

Ладно, насчет Аарона спорить не буду, но и не стану вслух комментировать это.

Я рычу:

- Ты невыносима!

Я успеваю увидеть ту самую удовлетворенную усмешку на губах сестренки, которой она так славится.

- Знаю, Агнес. Кстати, - она останавливает меня, когда я собираюсь пройти в сторону кухни, и склоняет голову набок, - я была бы к тебе более дружелюбна, если бы ты не связалась с Галлахером.

Потом она разводит руки в стороны, при этом пожав плечами, и отходит в сторону. Господи, я уже сама считаю себя нереальной дурой из-за того, что связалась с ним! И отсутствие сообщений и звонков от Аарона свидетельствует о том, что вчера он был вполне серьезен. К черту его! К черту этот город!

На кухне нахожу сырную запеканку, которую, очевиднее всего, приготовила тетя Эннис. Завариваю себе чай, пропуская мимо ушей то, как музыка становится громче через каждые две минуты. Бросаю дольку лимона в кружку и сажусь за стол. Запеканка, как всегда, очень вкусная. И если бы не вой Саманты из гостиной, я бы чувствовала себя намного лучше. Мы не ненавидим друг друга, но эта война меня изматывает. Я уже и не знаю, кто мой враг. Однако я очень не хочу видеть в этой роли свою сестру. Знаю, она тоже меня любит. Возможно, даже сильнее, чем я ее. Знаю, она хочет для меня только лучшего. Но и Саманте, и нашим родителям придется смириться, что, несмотря на неудачные отношения с Галлахером, я больше не та Агнес. Я отныне буду жить своей жизнью.

В дверь звонят несколько раз, но, Сэм, конечно, игнорирует это. Сижу на кухне еще несколько секунд, ожидая, что сестра откроет дверь, а когда этого не происходит, теряю всякое терпение, выхожу в гостиную и вырубаю музыкальный центр. Результат не заставляет себя ждать: Саманта вскакивает с дивана.