Кристина Брук - Чаровница

Нет, Сесили должна перестать называть его по имени, даже мысленно. Тряхнув головой, она заставила себя вернуться к главному – к письму, которое разыскивала.

Ну куда же оно могло подеваться? Среди множества других писем к Джонатану, деловых, от друзей, родственников и даже любовниц – Сесили поморщилась – его не было. Оно как в воду кануло.

Более того, среди корреспонденции Джонатана вообще не было ее писем, что было хуже всего. Неужели их кто-то вынул? Может, сам Джон? Может, он отложил их, спрятал в другом месте? Возможно, они лежат в доме Джонатана и их в любою минуту случайно могли найти либо слуги, либо Лавиния с Бертрамом.

Но, чтобы быть уверенной, надо проверить здесь все до конца, со слабой надеждой все-таки их найти.

Однако Сесили слишком увлеклась. Было уже далеко за полдень, и, вероятно, леди Арден начала тревожиться, куда запропастилась ее подопечная.

* * *

– Ашборн, мне надо с вами переговорить! – Без стука и приветствия Норланд ворвался в библиотеку, где Ашборн уже почти закончил обсуждать со своей домоправительницей меню предстоящего ужина.

– Благодарю вас, миссис Джастин. Ступайте, если понадобитесь, я вас позову. – Ашборн встал и повернулся к Норланду. – Почему бы нам не поговорить о том, что вас волнует, мой дорогой друг, в галерее? Жаль, что сегодня скверная погода, а то бы я предложил вам прогуляться по парку.

– Что? Ах да, конечно.

– Вы заперли себя почти на весь день в четырех стенах вашей комнаты. Это никуда не годится.

Ашборн и Норланд шли мимо семейных портретов, на которых предки Ашборна с таинственным видом смотрели прямо перед собой, словно молчаливые участники их разговора.

Норланд энергично закивал головой:

– Да-да-да, а что мне было делать? Как только я услышал о приезде Гримшоу, я сразу понял, нельзя терять ни минуты, если я хочу подойти во всеоружии к разговору с ним. К деловому разговору, прошу заметить.

– Я очень хорошо вас понимаю, – отозвался Рэнд. – Надеюсь, вам подали все, что вам было необходимо?

– Да-да, благодарю вас. С вашей стороны было очень любезно послать сэндвич. Когда я работаю, то забываю обо всем.

– В том числе и о вашей невесте, – пробормотал Ашборн. Норланд удивленно посмотрел на него, а затем рассмеялся – резко и неприятно.

– Ах вот вы о чем. Леди Сесили и я прекрасно ладим друг с другом. Она не хочет, чтобы я все время вертелся возле ее юбки. Более того, я бы сказал, ей совсем не по душе мое присутствие поблизости.

– А что бы вы хотели, Норланд? – Ашборн вопросительно изогнул брови. – Я полагал, что вас вполне устраивает положение холостяка. Признаюсь, ваша помолвка поразила меня.

Веселое, насмешливое выражение на лице Норланда исчезло, и он стал более серьезным.

– Знаете, я сам, хм, был несколько озадачен.

– В самом деле? Довольно интригующее признание.

– Давнее соглашение между нашими семьями, – вздохнул Норланд. – После того как умерла моя первая жена, упокой Господь ее душу, я подумал… В общем, я и думать забыл о том, что родители Сесили по-прежнему считают договоренность между нашими семьями действительной. Как-никак я уже побывал в браке, кроме того, у меня подрастают двое сыновей.

– А-а, – понимающе протянул Ашборн. Теперь ему стало все ясно: Норланд пал жертвой представлений о долге перед взятым обязательством, весьма условных представлений, потому что уже мало кто в обществе придерживался прежних воззрений о помолвках новорожденных, которые раньше заключались между родовитыми семьями. Только послушные дети или закоснелые формалисты, очень редко – романтические особы, оставались верны тем обещаниям, которые давались их родителями. Норланд был из числа этих чудаков.

– Полагаю, что как моя, так и ее жизнь нисколько не изменится после нашего бракосочетания. Открою вам маленькую тайну. Мы уже обо всем договорились.

– Неужели? – как можно равнодушнее произнес Рэнд, сцепив пальцы у себя за спиной. – А мне казалось, что после женитьбы жизнь у людей резко меняется. Впрочем, не мне судить об этом, в отличие от вас я ни разу не был женат. М-м, а у леди Сесили хорошие отношения с вашей матерью?

– Что?! – Норланд быстро оглянулся через плечо, словно опасаясь, что его мать выскочит откуда-то сзади и начнет пенять ему на Сесили. – Да, характер у моей матери тяжелый. Она говорит, что умрет, но заставит леди Сесили ходить по струнке.

– Неужели так и сказала? – удивился Рэнд, втайне очень жалея, что Сесили не слышит это. – И как вы полагаете, удастся ли ей этого добиться?

Норланд потер переносицу:

– Что я могу сказать? Пожалуй, лишь одно: кто их, женщин, разберет? До сих пор ничто не могло удержать мою мать от того, что она задумала. Она грозная леди, с ней шутки плохи.

– Ваша невеста – достойный противник.

– Да-а? – В голосе Норланда слышалось сомнение.

Сесили, наверное, не подозревала, какое ярмо сулило ей замужество, что она должна будет сражаться за свою свободу с герцогиней. Если она собирается жить так, как ей хочется, тогда придется вести войну за Норланда с его матерью, вырвать его из-под влияния герцогини. Рэнд очень сомневался в том, что у Сесили достанет терпения и нервов, чтобы выстоять в столь необычном единоборстве.

– Хотя не думаю, что они будут часто видеться друг с другом, – не без радости заметил Норланд. – Сесили будет жить в Лондоне, в небольшом, но уютном доме. Она не будет вмешиваться в дела моей матери, в управление поместьем и фамильным особняком, и все будет гладко, и не будет никаких ссор и разногласий.

– Понятно.

Теоретически такое разрешение более чем возможных разногласий казалось удачным выходом, по крайней мере в теории. Но на практике? Оно могло обернуться неразберихой и, как следствие, неприятностями. Рэнду доводилось видеть, к каким незавидным результатам приводят подобные браки. Раздельное проживание супругов не обещало никакой определенности, хотя Сесили, по-видимому, считала, что их отдельная жизнь – раз и навсегда решенное дело. Вероятно, она предвкушала свою будущую независимость, но забывала о том, что ее муж находится под пятой у матери, вскоре после свадьбы она запросто могла столкнуться с ограничениями, которые сводили на нет всю ее свободу.

Рэнд дружески похлопал Норланда по плечу:

– Незавидная вас ждет жизнь, дружище. Просто собачья.

Норланд вскинул голову и нахмурился:

– Что за ерунду вы говорите, Ашборн? С чего вы это взяли?

– Вы окажетесь между молотом и наковальней. Ваша мать будет хотеть одного, а леди Сесили – совсем другого. Милостивый боже, у вас не будет ни минуты покоя!

Рэнд, не жалея красок, начал рисовать будущую семейную жизнь Норланда, мрачную и унылую, указывая всевозможные случаи, когда столкновения и ссоры между герцогиней и Сесили будут неизбежны.

– Мне искренне жаль вас, поскольку из-за постоянной грызни у вас просто не останется времени для ваших изысканий. Таким талантливым людям, как вы, нужны спокойный, размеренный образ жизни, свобода от разных житейских мелочей, лишь отвлекающих вас от науки. Вам нужна помощница и соратница, а не головная боль.

Заметив, что Норланд погрузился в глубокую задумчивость, Рэнд замолчал, давая тому возможность поразмышлять над своим мрачным будущим.

Он уже подумывал о другом, не менее тонком и хитром тактическом ходе, как вдруг на дворе послышался треск гравия под лошадиными копытами и под колесами подъехавшей кареты.

Рэнд подошел к окну:

– Ага, вот прибыли еще гости. Простите меня, я должен спуститься вниз, чтобы встретить их.

Лицо Норланда тут же просветлело, словно вместе с уходом Ашборна исчезали внушенные им тревоги и опасения.

Рэнду стало ясно, что, несмотря на обнадеживающее начало, ему предстоит приложить немало усилий для того, чтобы заставить Норланда взглянуть на его брак с другой точки зрения. Норланд с готовностью закрыл бы на все глаза и пустил бы дела на самотек с тайной надеждой, что все устроится лучшим образом. Ни в коем случае этого нельзя было допустить, во всяком случае пока Норланд был у него в гостях.

Рэнд немного задержался.

– Полагаю, остальные гости приедут сегодня после полудня. Обед в семь.

– Что? – спросил Норланд, пропустивший мимо ушей все, что только что сообщил ему Рэнд. Но, видимо, сообразив, о чем шла речь, он пробормотал: – Э-э, я не смогу отобедать вместе со всеми. Мне надо сделать так много, боюсь не успеть до завтра.

– Вы будете обедать вместе со всеми, Норланд, – тоном, не терпящим возражений, отозвался Рэнд. – Леди Сесили в чужом доме вместе с теми, с кем она совсем не знакома. Вы будете рядом с ней, будете оказывать ей внимание, чтобы ей не было неловко в незнакомом обществе.

Некоторая рассеянность у людей вроде Норланда, посвятивших себя науке, более или менее терпима, но рассеянность не извиняет дурных манер. Поставить Сесили в неловкое положение – на такое Рэнд никак не мог пойти. Хотя он почти не имел никакого права на это.

Норланд едва не задохнулся от негодования:

– Но мне необходимо подготовиться, если я не успею…

– Я настаиваю, Норланд, – вежливо, но твердо произнес Рэнд. По его лицу было видно, что спорить и возражать не имеет никакого смысла.

Поклонившись и улыбнувшись на прощание, он удалился.

Сесили не понадобилось много времени для того, чтобы составить для себя более или менее ясное представление о гостях в гостиной.

Фредди явно нервничал – и неудивительно. Он сделал не совсем удачную попытку поговорить наедине с Рэндом, но тот, похожий на грациозного и неуловимого эльфа, ловко ускользнул. Фредди сразу так опечалился, что Сесили стало его искренне жаль. Юноша явно не забыл своего проступка; безудержная в своей мстительности бывшая любовница Ашборна сильно подвела его.

Леди Мэтью Кендалл, мать Фредди, была та еще штучка. Хитрая старая ведьма. В лондонском свете было немало таких хитрющих старух, поэтому Сесили не обманули ее бурные излияния нежности и любви к племяннику. Племянник, то есть Рэнд, был явно не в восторге от столь наигранных проявлений родственных чувств. В его обращении не было заметно ни особого тепла, ни тех самых родственных чувств, о которых так патетически восклицала леди Мэтью Кендалл. Вел себя с ней Рэнд подчеркнуто вежливо.

Мистер Гарвей, друг Рэнда, держался непринужденно, остроумно шутил, одним словом, был очень мил. Что касается его жены, леди Гарвей, то она была так же мила и приветлива, как ее муж, только одно портило впечатление о ней: она относилась к Ашборну с явным обожанием. Нет, в ее поведении не было ничего вульгарного: она не строила ему глазки, она просто краснела всякий раз, когда Рэнд обращался к ней.

Впрочем, Сесили было трудно винить ее в этом. Рэнд выглядел как никогда превосходно. Сесили втайне надеялась, что в отличие от миссис Гарвей она ничем не выдает себя, хотя каждый раз, когда блестящие черные глаза Рэнда останавливались на ней, она еле заметно вздрагивала и мурашки пробегали по ее спине.

Рэнд часто посматривал в ее сторону. Сесили было интересно: какие чувства испытывает он: точно такие же, как и она, или нет?

Гостей было немного, благодаря чему за столом царила теплая, почти родственная атмосфера. Ашборн поместил тетку на противоположном от себя конце стола – место, которое обычно занимала жена хозяина. Тем самым он оказал леди Арден высокую честь и вместе с тем, посадив ее так далеко от себя, сделал так, что им обоим было крайне неудобно разговаривать друг с другом во время обеда.

«Умно, очень умно», – со скрытым восхищением подумала Сесили. Она сама вряд ли придумала бы что-нибудь лучше. Вместе с тем она с грустью заметила, что бедняга Фредди, отсаженный Рэндом подальше от себя и поближе к леди Арден, как бы выпадал из круга тех лиц, с которыми хозяин дома хотел бы вести непринужденную беседу. Как это ни странно, но подобная отчужденность между Рэндом и Фредди была Сесили неприятна. Ее это нисколько не касалось, и тем не менее ей было жаль юношу, а намеренная холодность Рэнда казалась ей излишне жестокой.

Однако остальных гостей все устраивало как нельзя лучше, всех, кроме одного человека, герцога Норланда. Он сидел с таким напряженным и злым видом, словно над его головой должна была сверкнуть молния и прогреметь гром.

– Что случилось с Норландом? – улучив удобный момент, шепотом спросила у Рэнда Сесили. – Он сидит как на иголках. Тут явно не обошлось без вас.

Рэнд изобразил удивление:

– При чем тут я? Я лишь попросил его отобедать вместе со всеми гостями.

Сесили закатила глаза:

– Ваша просьба равносильна королевскому приказу. Для него, бедняги, это уж точно.

– Я бы так не сказал. Я лишь напомнил вашему жениху о его долге и соблюдении приличий, не вижу в этом ничего дурного. Меня задело то, с каким пренебрежением он относится к вам. Никакой почтительности, никакой любезности.