— Том, ты станешь умнейшим юристом, — сказала Клоуэнс.

— Благодарю. Я твёдно намерен им и стать. Так ответь мне, поскольку ты искренняя девушка, ты поместила меня в третью категорию?

Клоуэнс молчала.

— Так в третью? — допытывался Том.

— Том, ну конечно же, в третью!

— Значит, мои будущие поездки имеют смысл.

— Может, ты встретишь кого-нибудь в Лондоне.

— Может быть. Я не собираюсь становиться затворником по твоей вине; но вряд ли мне удастся найти такую, которая может тягаться с тобой.

— Тебе не кажется, что уже пора сменить тему разговора?

— Вовсе нет; тема очень приятная, пусть даже её основная цель потерпела неудачу.

— В котором часу ты придёшь завтра?

— Когда пожелаешь.

— В одиннадцать не слишком рано? Тогда я не буду кататься по пляжу до твоего прихода.

— Было бы замечательно.

— Холодная погода ещё долго продлится. Я подготовлю тебе лошадь. Мы успеем покататься до начала прилива и вернёмся к обеду.

— Клоуэнс...

— Да?

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя.

— Ты только что об этом сказал.

— Но при этом не стану от расстройства подаваться в армию, как Джереми.

— Кто сказал тебе такое?

— Валентин.

— Очень странно...

— Что странно?

— Да так.

— Учитывая воодушевление оттого, что я вхожу в третью категорию, — продолжил Том, — я намерен добиваться своей цели. Заранее предупреждаю, я очень настойчив. Чуть с ума не свёл свою няньку.

— Получается, отказов ты не принимаешь?

— Совершенно верно.

Клоуэнс наклонилась, чтобы подкинуть угля в камин, но Том оказался проворнее и опередил её.

— Ох, Том, — произнесла она.

— Хорошо, отлично, звучит уже славно.

— Я почти жалею, что не сказала «да». Жизнь стала бы для меня куда проще, не такой противной и гадкой.

— Почему же гадкой?

— Есть немного. Пока что. Может, потом...

— Дам тебе время подумать, — ответил Том напоследок.


II

В конце января замерзла Темза: такой суровой зимы не было уже несколько лет. Союзники перешли границу Франции — казалось, они вот-вот войдут в Париж. Первого февраля немцы под командованием Блюхера взяли Ля-Ротьер, а позже к ним присоединились русские, одержавшие решающую победу над французами. Однако Веллингтон, узнавший о намерениях союзных войск, остался недоволен: он считал, что армия слишком измотана. И оказался прав. Проявив свой прежний гений, Наполеон собрал войска, в основном из юных и неопытных, и разбил сначала Блюхера, одержав четыре победы подряд, а заодно уничтожил и русскую дивизию.

И пока те отступали, он направил свои измотанные отряды против двух других немецких и русских армий, смёл их с пути и столкнулся с принцем Шварценбергским, с грациозной осторожностью приближавшимся к Парижу. Австрийцы растеряли всю свою грациозность и поспешно ретировались, к концу месяца подписав в предгорьях Вогезов ещё один сепаратный мир.

А в Голландии Джереми, не знавший о благородной роли, сыгранной Первым батальоном его полка на реке Адур во Франции, проходил боевое крещение вместе со Вторым батальоном. Они без потерь вытеснили французов из Мерксема и, выждав несколько дней, двинулись на Антверпен. Позиция англичан позволила увидеть французский флот, запертый льдами в бухте у города, и идея обстрелять его с выигрышной позиции казалась весьма перспективной.

Однажды они с удивлением узнали о приезде Уильяма, герцога Кларенса, брата принца-регента. Он приехал для наблюдения за боевыми действиями, но, к несчастью, попал под ответный французский обстрел. Не показав ни тени страха, герцог продолжал наблюдать за происходящим, сидя верхом, пока пуля не пробила полу его шинели. Капитана Лава, командовавшего обстрелом, снесло с лошади, впрочем, он почти не пострадал, но караульного рядом с ним убило, а ещё троих серьёзно ранило.

Несмотря на то, что стычка под Мерксемом была небольшой, Джереми впервые увидел, какой кошмар чинит пушечное ядро. Кровь и обломки костей, солдат, держащийся за плечо, ниже которого нет руки, другой, корчащийся на земле в луже крови и рвоты. Но лошадь Лава стала последней каплей. Джереми отошёл на несколько шагов, и его стошнило в кусты.

— Да на тебе лица нет, Полдарк, — усмехнулся лейтенант Бартон.

— Нет-нет, — Джереми резко распрямился и прикрыл рот рукой, — мне это доставляет удовольствие.

Обе стороны прекратили обстрел, как будто по взаимному соглашению, и за этим последовало затишье, во время которого строились укрепления и переносились батареи. Бомбардировку кораблей признали неудачной идеей, потому они были слишком мелкой целью, а пушечные ядра рикошетили от толстого льда, не нанося никакого ущерба. Тогда вместо этого они начали обстреливать Антверпен, чтобы нанести максимальный урон прежде, чем войска отправятся на штурм.

Эта канонада продолжалась несколько дней, а ответный огонь французов не причинил особого ущерба. Армия ждала приказа о наступлении, но его так и не отдали. Наоборот, им велели отступать к Оденбаху, где они останавливались за несколько дней до этого. Капитан Лав объяснил, что немцы под командованием фон Бюлова получили приказ двигаться на юг и обогнуть Антверпен: это была часть некоего большого плана, правда, кому именно принадлежал этот план, осталось загадкой. Остались позади и русские казачьи отряды: угрожающего вида мужчины на косматых лошадёнках, в накидках из овчины, с длинными пиками и неряшливыми бородами. Они соблюдали определённую дисциплину, которая, впрочем, грозилась быстро исчезнуть при первом же запахе поживы и грабежа.

Джереми почти не упоминал об этом во втором письме домой, а заполнил его весёлыми историями о своих друзьях-офицерах. Его интерес вызывали голландское свиноводство, разведение мелкого скота, странные голландские сыры (почему бы им не вставлять в них фитили и не палить как свечки?), изготовление и окрашивание одежды из шёлка. Он интересовался потрясающими новостями, касающимися двух новых залежей меди в Уил-Лежер. Удивительно, что тоннели в Треворджи, где так интенсивно добывали олово...


***


В начале января «Шасс-Маре» и «Леди Клоуэнс» с разницей в один день прибыли в Ливорно, где выгрузили сардины, продав их по сто восемьдесят два шиллинга и шесть пенсов за бочку. Через неделю корабли нагрузили итальянским белым вином, бочонками с монастырскими настойками, шёлком, кружевом и бархатом. Корабли готовились отчалить, но их задержал сильный зимний шторм, бушевавший две недели. Он потопил шесть судов и нанёс повреждения «Шасс-Маре», поэтому нависающий горный пейзаж исчез за бортом только к концу месяца.

Обратный путь прошёл без происшествий, если не считать нескольких беспокойных часов в Гибралтаре и того факта, что двое из семи членов экипажа «Шасс-Маре» заразились неизвестной болезнью и едва не умерли. Иногда Эндрю Блейми думал, что секрет их успеха скорее в удаче, чем в хорошем планировании: познания Стивена в навигации оказались, мягко выражаясь, поверхностными — даже Эндрю, чуть ранее проваливший экзамены, знал гораздо больше. Ну, а один из рыбаков, Берт Блаунт из Сент-Эрта, мог дать фору им обоим.


***

Росс провел в Вестминстере почти три недели прежде, чем увидел Каннинга, уезжавшего в Хинкли к заболевшему сыну. Каннинг пребывал в унынии — не из-за военных проблем, а из-за собственных.

— На самом деле, — сказал он, — я восхищён, что пока всё идет так хорошо. В то же время, на этом решающем этапе я бы хотел играть роль позначительнее роли заднескамеечника, подбирающего крупицы информации, которые просачиваются от соответствующих министров. Особенно от Каслри.

С Каслри Каннинг стрелялся на дуэли пять лет назад, и после этого они помирились, но их неспособность работать вместе стала одной из причин, по которой Каннинг оказался не у дел.

— Если Каслри правильно разыграет свои карты — или, если выразиться точнее, правильно использует наше золото, то... И всё же баланс сил ещё неустойчив. В свете последних успехов Наполеона все боятся повторения битвы при Маренго. Он снова пытается нас разделить.

— Уж конечно, сейчас Австрия не станет заключать сепаратный мир, — сказал Росс.

— Что ж, никто не станет отрицать, что наших союзников объединяет лишь неприятие Наполеона. Австрийцам куда ближе французы, чем русские или пруссаки, которых они считают просто варварами — и, надо сказать, небезосновательно. Императрица Франции — дочь австрийского императора. Её сын наследует Наполеону. Если Наполеону хватит здравого смысла признать своё поражение, согласиться на возвращение к старым границам и вообще вести себя разумно, то австрийцы скорее предпочтут, чтобы он сохранил трон, чем разгром Наполеона и Европу под русско-прусским господством.

— Но Франция продолжит существовать. Мы же собираемся уничтожить не её, а только Наполеона.

Каннинг нетерпеливо протянул руку, как будто намереваясь положить её на ящик для депеш [6].

— Задача Каслри как раз в том, чтобы это стало очевидным. Он должен использовать всё наше влияние, особенно деньги, чтобы австрийцы не размякли. И русских: говорят, царь Александр очень удручён недавним переломом. Что нам действительно нужно, даже необходимо — это формальный договор между союзниками, гарантирующий, что никто не заключит мир без участия остальных!

Россу стало ясно, что Каннинг вовсе не так плохо информирован о текущей дипломатической и военной ситуации. Злые языки подшучивали, что он организовал вокруг себя небольшое личное правительство.

— Слышал о приключениях сэра Гемфри Дэви во Франции? — спросил Росс.

— Во Франции? Нет.

— Они, кажется, благополучно попали в Париж и остановились в отеле, но их дважды арестовывали из-за каких-то подозрений, и ещё были сложности с выправлением паспортов. Несмотря на это, он встретился с Ампером, Гей-Люссаком, Гумбольдтом и Лапласом. Им позволили свободно путешествовать. Они посещали театр и встретились с императрицей Жозефиной. Живущие в Париже американцы поражены. Да я и сам задумываюсь, получили бы революционные французские учёные такую свободу, если бы приехали в Лондон.

— Думаю, мы были бы столь же любезны.

— Может, стоит пригласить их сюда?

— Ну, это одно из достоинств и преимуществ Наполеона — делать щедрые жесты, ведь у него абсолютная власть, он не перед кем не отчитывается. Предположим, лорд Ливерпуль предложит нескольким выдающимся французских учёным нанести визит вежливости — вообрази, сколько вопросов возникнет у парламента!

— Если император падёт, в Париже могут начаться беспорядки и даже гражданская война, — заметил Росс.

— Так и случится через месяц или около того, — отозвался Каннинг. — Надеюсь только, альянс к этому времени не распадётся.


Глава вторая


I

В начале марта армия Веллингтона, включая 43-й Монмутширский полк, вторглась в Аквитанию. Ещё до их приближения разошлась молва, что солдаты не грабят и не насилуют, а соблюдают строгую, даже жесточайшую дисциплину. Говорили, что Веллингтон приглашал отобедать мэров городов и деревень, через которые проезжал, на что никогда не пошёл бы французский генерал, несмотря на все идеи равенства. Более того, британская армия платила за всё, что брала. Вскоре они вошли в Сен-Север и Банке, и их приветствовали почти как освободительную армию. Повсюду из окон вывешивали флаги, а кое-где и британские. Армия купалась в лучах славы и наслаждалась краткой передышкой.

В отличие от Джеффри Чарльза, которому пришлось сражаться в последнем кровопролитном бою в Тулузе, полк Джереми не участвовал в атаках на Антверпен и Берген-оп-Зом, закончившихся сокрушительным поражением. До восьмого марта 52-й полк находился в резерве, а девятого его направили прикрывать отступающие войска, когда наступление захлебнулось. Джереми с трудом мог смотреть на бесконечную вереницу раненых солдат, стонущих в телегах и ковыляющих по обледенелым дорогам, оставляя за собой кровавые отметины на снегу.

***

Настал апрель, и из-за суровой зимы в Корнуолле поздно расцвели нарциссы, примулы и подснежники. Солнце казалось незнакомцем и настойчиво светило всю неделю, и наконец, его лучи сумели разжать тиски уходящих морозов. В такие суровые зимы Демельза начинала волноваться, что чуда весны не случится. По её мнению, кто бы ни управлял временами года, он рассеян, наверное, занят другим миром; он отвернулся и забыл о земле; но вдруг в последнюю минуту вспомнил и потянул за рычажок, словно запустил двигатель шахты и — о чудо! — на следующий день потеплело, запели птицы, покрапал дождик, нарциссы подняли свои головки и потянулись к тёплому солнцу, а значит, наступает весна.