Уинстон Грэм - Чаша любви

— Ты что... шутишь?

— Нет. Никогда не был серьёзнее.

Они надолго замолчали.

— Сейчас же девятнадцатый век, — сказал Джереми.

— Я знаю. Но люди мало меняются, в каком бы столетии ни жили. Пусть даже крепость вызывает у тебя трепет, но могу заверить, нет ни одной, которая бы не сдалась осаде решительного человека. У крепости тонкие стены. Как, вероятно, и оборона Кьюби.

Джереми наконец-то выдохнул.

— Боже всемогущий, поверить не могу!.. Дорогой отец, даже не знаю, смеяться мне или плакать!

— Прибереги это на потом, когда пойдешь на приступ. Хочешь, чтобы я поехал с тобой? Я мог бы занять Джона Тревэниона и его слуг напряженной беседой, а при необходимости и угрозами.

Боже, думал Джереми. Отец до сих пор живёт в тёмных временах двадцатилетней или тридцатилетней давности, когда он мог поехать к Джорджу Уорлеггану и бросить ему вызов, а при необходимости и подраться в «Красном льве» и сбросить его с лестницы, или его самого могли выкинуть из окна Тренвита! И он думает, что люди до сих пор ведут себя подобным образом! В юности он нарушал закон, а в армии...

Что ж, решил Джереми, он преступал закон не меньше отца, и тоже сейчас в армии! Может, в конечном счёте, его слова не так уж нелепы. Может, это я заблуждаюсь!

Но он лишь сухо ответил:

— Мне жаль, что во время короткого отпуска я так мало пробыл рядом с вами.

Росс принял его отказ.

— Не имеет значения. Будут и другие. И теперь меньше риска, что тебя отправят в Америку.

— У тебя нет новостей от Джеффри Чарльза?

— О ребёнке? Нет.

— В этом месяце жена Голдсуорти Герни ожидает ребёнка. Вот почему я к нему не поехал. Думаю, эти волнения даже его на несколько недель отвлекут от мысли о паровых двигателях.

Росс засмеялся.

— А тебя бы отвлекли?

Джереми поразмыслил над этим. И обо всех своих знакомых, и о величии жизни.

— Зависит от того, кто мать.

— Да... именно так. Для тебя — либо Кьюби, либо никто, ведь так?

— Возможно, — он буквально выплюнул это слово.

Они дошли до калитки в сад Демельзы.

— Тебя смутил мой совет, — сказал Росс.

Джереми фыркнул.

— Да... Не совсем.

— Забудь.

— Этого я уж точно не смогу!

— Я от чистого сердца.

— Ох, в этом я уверен, отец.

— И совершенно искренне, чего бы это ни стоило. Лишь ты можешь судить, имеет ли совет смысл... в твоей ситуации.

I

Два дня спустя пришло радостное письмо от Джеффри Чарльза. Амадора разрешилась девочкой, и обе чувствуют себя хорошо. Дочь решили назвать Хуаной. «В Корнуолле, — написал Джеффри Чарльз, — она, вероятно, станет Джоанной, но какая разница?» Пока что они не планировали возвращаться в Англию, ещё слишком рано. А тем временем он наслаждается своей отставкой на половинном жаловании, потому что может побыть рядом с женой в самое счастливое время. Он выразил всем свою любовь и лучшие пожелания на Рождество.

А Джереми уже пора было возвращаться в армию. Конечно же, родители обсудили с ним сделанное Россу предложение о поездке в Париж.

— Не вижу причин, почему бы вам не поехать, — сказал Джереми. — Прошлым летом вы же сами собирались поехать в Париж вместе с Энисами. Правда, сейчас всё будет по-другому.

— Совсем по-другому, — ответила Демельза. — Возможно, я вообще не буду видеть твоего отца. Не представляю себя счастливой в меблированных комнатах в незнакомом городе, где никто не говорит на моём языке, да и Беллой нужно заниматься, не говоря уже о Гарри.

— Вы рассказали об этом Белле?

— Боже, нет, конечно же! Ты же знаешь, что она захочет поехать куда угодно!

— А ты разве нет, мама? Совершенно не в твоём духе.

— Я не говорила, что не хочу поехать. Но это будет совсем не развлекательная поездка.

Росс взял её за плечо.

— Думаю, ты можешь успокоиться. После моего разговора с Ливерпулем обстоятельства настолько изменились, что вряд ли предложение чем-то закончится.

— Какие обстоятельства? Ты о...

— Мире с Америкой. Просто не будет причины посылать Веллингтона командовать армией, которая вот-вот вернётся, а значит, он, вероятно, останется в Париже. А в этом случае меня не ожидает там тёплый приём, даже если останется необходимость послать туда представителя для налаживания отношений с французской армией.

Джереми улыбнулся.

— Его светлости ты не пришёлся по нраву?

— Сомневаюсь, что в этом есть что-то личное. Но ему не нравится, когда к нему присылают людей с непонятной миссией.

— А что говорят Энисы?

— Если мы уедем раньше, то они присоединятся к нам на Пасху. А если запоздаем, то через несколько недель уедем вместе.

— Жаль, что и я не могу к вам присоединиться.

— Ох, вот это мне бы понравилось! — воскликнула Демельза.

— К сожалению, — сказал Росс, — с прошлой весны в Париже нет британских войск. Приходится ограничиваться моральной поддержкой из Брюсселя.

— И всё же я мог бы выпросить ещё один отпуск. И тогда я буду гораздо ближе, чем к Нампаре.

Позже, когда Джереми остался наедине с матерью, он спросил:

— Как думаешь, он хочет поехать?

— Уверена, что он поехал бы, если его попросят. Ему нравится ездить с заданиями, а потом возвращаться в Корнуолл. Но уже несколько лет его не так тянет на приключения, как прежде.

— А ты не хочешь ехать, мама?

— Ох, я бы с удовольствием поехала ненадолго, это точно. Уехать вместе с Дуайтом и Кэролайн на Пасху было бы чудесно. Но если это будет надолго, то я наверняка буду тосковать по дому, по всему этому.

Джереми огляделся.

— Как и я временами.

— Что ж, у тебя в этом нет необходимости.

— Да, — вздохнул он.

— Всегда трудно надолго покидать то место, где ты родился, в особенности такое, как это. Хотя я с легкостью покинула место своего рождения. И даже не хочу снова его видеть.

Демельза штопала дырку на чулке малыша Генри. На ней было светло-зелёное кружевное платье, свободное в талии и с рюшами на шее, Джереми очень его любил. Он посмотрел на её пальцы с иголкой и удивился — как так вышло, что его мать, при всех своих талантах, так никогда и не овладела простейшими навыками шитья.

Она бросила на Джереми взгляд и улыбнулась.

— Так ты не собираешься повидаться с Кьюби за время отпуска?

Он отвернулся, чтобы пошевелить угли в камине.

— Ты знаешь о том, что предложил отец?

— Да! По крайней мере, он намекнул.

Джереми опустился на колени и подбросил дров. Поблизости почти невозможно было найти древесину, так что они жгли старую крепь из шахты. Он смотрел, как дрова занялись и зашипели.

— Разумеется, это невозможно, — сказала Демельза.

— Что?

— То, что предложил твой отец. Нельзя просто взять женщину. Даже твой отец... — Демельза запнулась, вспомнив, что Росс на самом деле когда-то именно так и поступил. Она уколола палец. — В том смысле, что нельзя взять женщину против её воли. Ты можешь поехать и попросить. Поехать и потребовать. Но если ты не пьяный разбойник, то решать ей.

— Думаю, отец предлагал остановиться где-то на полпути.

— Возможно.

Джереми выпрямился и снова сел в кресло. Демельза облизала палец.

— В общем, я решил последовать его совету.

— Что?!

— Вполне в порядке вещей для сына следовать совету отца, в особенности в таких делах, разве нет? Думаю, что да. Но за последние дни я тщательно всё обдумал и решил, что в этом есть смысл.

— Ты хочешь сказать... — Демельза всполошилась, но не стала продолжать. — Не думаю, что тебе стоит...

— Да, я тоже так не думаю. Но есть много доводов в пользу решения остановиться на полпути... Я отвечаю на твой вопрос, мама. Ты спросила, собираюсь ли я повидаться с Кьюби во время отпуска. Ответ — скорее всего, да.

«Какой удивительный разговор с сыном, — думала Демельза. — Когда я носила его, то и не предполагала, что пройдёт время, и однажды, двадцать три года спустя, я буду сидеть перед потрескивающим огнём в серый январский день и обсуждать такие подробности его любви к девушке. Он уже мужчина. И необычный мужчина. Он сейчас как будто на несколько лет старше меня тогдашней. И теперь у него своя жизнь, это его будущее, его любовь и судьба во всех смыслах.

— Ты укололась?

— Да. Ничего страшного.

— Возьми мой платок.

— Нет, благодарю. Это совсем пустяк. Так значит...

— Кьюби сейчас дома, — сказал Джереми. — Насколько я знаю. В четверг я уеду в Бельгию. В любом случае я бы уехал в пятницу. Я возьму Колли и ещё одну лошадь, если позволишь. Я оставлю их в «Белом олене» в Лонсестоне и дам хозяину денег, чтобы их доставили обратно. И тогда, если погода будет благоприятной, а всё остальное — менее благоприятным, я прибуду в Брюссель даже раньше срока.

— А если погода будет неблагоприятной?

Джереми поднял бровь.

— А всё остальное — более благоприятным? Тогда я задержусь... Но будь уверена, я напишу тебе из Лондона. И обо всём расскажу.

Из камина посыпались искры, и Джереми снова опустился на колено, чтобы их смести. Теперь он выглядел уже прежним, подумала Демельза, всё тот же мальчик. Люди особо не меняются, меняется лишь их отношение друг к другу.

Под влиянием порыва у неё вдруг вырвалось:

— Хочешь, я приберегу для тебя чашу любви?

Джереми резко вскинул голову.

— Что? О чём ты?

— Я просто подумала, что ты по-особенному ей заинтересовался.

— Разве? Не думаю.

Он покраснел.

— Может, она принесёт тебе удачу.

— Или неудачу?

— Я так не думаю.

— Тогда поступай с ней, как знаешь! Ты же её нашла! Она твоя, а не моя.

— Да, разумеется. Мне просто подумалось, что она... такая красивая.

— Я не хотел быть грубым, — через мгновение отозвался Джереми. — Просто... думал о другом.

Они стали молча смотреть на огонь. Демельза выронила шитье.

— Хочешь, чтобы я рассказала отцу? Про Кьюби.

— Что? Да, пожалуй. Я тоже скажу ему пару слов. Просто обязан. Но знаешь что? Он ведь предложил поехать в Каэрхейс вместе со мной.

— Правда? Я не знала! Это значит...

— Что я, разумеется, от этого откажусь. С благодарностью и всё такое. Если бы я попал в трудную ситуацию, то никого так не желал бы видеть рядом, как его. Но в этой ситуации, в которую я загнал себя сам, это только моё дело. И, если позволить себе метафору, я должен либо выплыть, либо утонуть в одиночестве.

II

Он уехал в полдень четверга, двадцатого. Демельза провожала его взглядом, всё ещё чувствуя тепло его губ на щеке.

— Он сказал тебе, что попытается сделать?

— Нет, — отозвался Росс. — Может, оно и к лучшему. Сложно давать советы.

— А у майора Тревэниона горячий нрав?

— Да. Но он не драчун, насколько я могу судить.

— А что у них за слуги?

— В доме — три старика и несколько горничных, по словам Джереми. И несколько человек вне дома.

— Многовато на одного юношу.

— Насколько я знаю Джереми, он не будет напрашиваться на драку, если сможет её избежать. Всё зависит от девушки, разве нет? Как ты сама ему сказала, мои идеи о том, чтобы овладеть женщиной силой, совершенно вышли из моды.

— Ох, Росс, я такого не говорила! Я лишь сказала, что в конечном счете всё зависит от неё.

— Именно так я и сказал, значит, в этом мы согласны. Я просто придерживаюсь той точки зрения, что девушка сама не знает, чего хочет, и немного напора поможет ей в этом разобраться.

— Я-то знала, чего хочу, ещё до того, как ты сам разобрался.

— Что ж, это было по-другому.

— Но неужели Кьюби произвела на тебя впечатление девушки, которая не знает, чего хочет?

— Нет.

— Именно. Этого-то я и боюсь.

— Этого точно стоит опасаться. Но возможно, мы недооценили Джереми.

— Больше я такой ошибки не повторю, — сказала Демельза.

III

Джереми пообедал в Труро и вскоре после наступления темноты снова сел в седло. Он ехал осторожно, сначала по главной дороге, а потом по узкой и ухабистой тропе в сторону южного побережья. Ему не хотелось, чтобы планы сорвались из-за охромевшей лошади, если она наступит в невидимую канаву или яму. Но несмотря на это всё равно добрался до Каэрхейса слишком рано. Над домом висела молодая луна, и на фоне кобальтовой синевы моря он смотрелся настоящим средневековым и романтичным замком. В некоторых комнатах мерцали огоньки.