— Ты узнал нас, Рауль де Ноайль? — сказала она с жестокой усмешкой. — Твое время подошло к концу, мерзавец!

— Доминик… Тереза… Вы обе сошли с ума! — крикнул Рауль. — Освободите меня! Я требую!..

— Ты слышишь, Тереза? — рассмеялась Дом. — Монсеньор требует! Его светлости неудобно так висеть! Не исполнить ли нам его повеление?

Тереза расхохоталась. От этого хохота кровь застыла в жилах герцога.

— Пусть черти в аду исполняют твои приказы, подонок! — воскликнула вдова лесника.

Между тем, Доминик сорвала с пальца Рауля кольцо, — то, которое ее отец послал когда-то Черной Розе.

— Ублюдок! — процедила она. — Как могла я так обмануться… И принять тебя за своего мужа? Ведь у тебя на лице написано — подлец, насильник и убийца!

— Ты сама обманулась, Доминик! А меня заставила королева… Это она хотела, чтобы я выдавал себя за герцога Черную Розу!

— За Черную Розу? — дрогнувшим голосом спросила Тереза, переводя взгляд с Рауля на Дом. — Так твой муж, Мари… Черная Роза?

Все открылось. Дом вздохнула.

— Да, Тереза. Мой муж — Робер де Немюр. И он же — герцог Черная Роза.

— Он не погиб под Тулузой?

— Нет. Он остался жив. А на мне он женился четыре года назад. Но он носил тогда маску, и я, выходя за него, не видела его лица. Поэтому я и обманулась, приняв де Ноайля за Робера.

— Ты — жена монсеньора… Жена Черной Розы!.. — повторяла изумленная Тереза. — Он не погиб тогда!..

— Тогда — нет. Он погиб сейчас. От руки этого мерзавца, своего кузена! Тереза!.. Я не сказала тебе всего… Прости меня.

— Мне нечего прощать тебе, Мари, — покачала головой вдова лесника. — Ты — достойная жена для него. И, останься монсеньор в живых, — вы были бы счастливы вместе!

Дом почувствовала, как слезы навернулись на глаза. Но нет… Сейчас не время плакать!

— Спасибо тебе, Тереза! Но мы здесь затем, чтобы свершить правосудие… Так начнем же!

— Какое правосудие? — тут же завопил де Ноайль, дергаясь, как паяц на нитке, и раскачивая ветку, через которую был переброшен конец веревки. — Снимите меня! Предайте в руки настоящих судей! Кто вы такие, чтобы здесь, в этом лесу, таким вот образом, судить меня? У вас нет на это права!

— Мы имеем право, — холодно произнесла Дом. — И судить… и казнить тебя! Тереза! — обратилась она к вдове лесника. — Скажи, в чем ты обвиняешь Рауля де Ноайля?

— Я обвиняю его — и да будет подтверждением моих слов вот тот маленький холмик, под которым спит вечным сном мой Робер! — в том, что ровно год назад он убил моего сына, изнасиловал и убил мою подругу Франшетту. А также надругался и надо мною. И хотел меня утопить.

— Нет! — закричал Рауль. — Твоего сына убил не я… Это сделал Франсуа!

— Ты приказал ему!.. Своему псу!.. — Она плюнула в лицо Рауля. — Вот тебе, подонок! — Она обернулась к Дом. — Говори ты, Мари.

— Я обвиняю тебя, Рауль де Ноайль, в том, что ты обесчестил в королевском дворце баронессу Мадлен де Гризи. В том, что ты похитил меня и моего мужа, Робера де Немюра, привез нас в Шинон, и зверски замучил Робера. А меня хотел изнасиловать.

— Робера пытал не я! Это неправда! Это были Жак и Франсуа!..

— По твоему приказу, чудовище!

— Нет… Они сами это сделали. Я им не приказывал! И тебя я не тронул… Доминик!.. Ты несправедлива ко мне! Я же тебя не коснулся даже пальцем, вспомни… это ты чуть не убила меня осколком зеркала!

— Не пытайся оправдаться, — прервала его Дом с ледяной улыбкой. — Это бесполезно. Тереза! Ты не хочешь еще что-нибудь добавить?

— Я хочу, — вдруг послышался твердый голос позади них… Тереза и Доминик оглянулись. Это была Розамонда. Лицо ее было очень бледным; но зеленые глаза смотрели жестко и решительно.

— Розамонда! — вскрикнул Рауль. — Сестричка! Родная!.. Посмотри, что здесь происходит! Эти две фурии сговорились… Они хотят убить меня! Не дай им сделать этого! Сестра!

Розамонда даже не взглянула в его сторону.

— Я все слышала, — сказала она. — Все, в чем вы обвинили его. Я содрогнулась… Его преступления ужасны… И я хочу добавить кое-что от себя. Можно?

— Говори, — промолвила Дом.

— Я обвиняю тебя, Рауль де Ноайль, — торжественно сказала герцогиня, — в смерти Эстефании де Варгас, которую ты обесчестил в замке Фонтене, и которая покончила с собой. В смерти моей несчастной камеристки Люси. Ты обесчестил её и зарезал. Обвиняю тебя также в смерти моего жениха, графа Анри де Брие, который погиб от руки твоего клеврета Франсуа. Ты — не человек, ты — чудовище, Рауль. Ты и меня, свою родную сестру, не пощадил бы, если бы не вмешалось Провидение. И твои жертвы — и те, имена которых мы знаем… и те, что остались безымянными, — требуют твоей смерти.

Рауль опять задергался на веревке. Толстая ветка качалась под его тяжестью. Багровое от прилившей к голове крови лицо его исказилось ненавистью.

— И ты с ними заодно, тварь! — воскликнул он. — Надо было давно тебя прирезать, змея!.. Еще в лесу!

Розамонда по-прежнему не удостаивала его даже взглядом.

Доминик сказала:

— Мы обвинили тебя, герцог Рауль де Ноайль. Мать, ребенка которой ты утопил. Жена, мужа которой ты замучил. Твоя сестра, жениха которой ты приказал убить… и которой ты также уготовил страшную участь. Ты хочешь что-нибудь сказать, изверг?

— Я вас всех проклинаю!.. — брызгая слюной, заорал Рауль. — Вы — все трое — поплатитесь за то, что хотите сделать со мной! И прежде всего ты, Доминик! — И он разразился чудовищными ругательствами.

Женщины спокойно смотрели на него, ожидая, когда он затихнет.

— Может, заткнем ему рот? — предложила Тереза.

— Нет, — сказала Доминик. — Я хочу слышать, как он будет визжать и рыдать, когда мы будем убивать его!

Рауль, наконец, замолк. Тяжело дыша, он глядел на трех этих женщин. О, если бы хоть на минуту он вновь стал свободен! Если бы в его руках был меч… Он искромсал бы их всех… На кусочки!

— Мы приговариваем тебя, Рауль де Ноайль, — торжественно провозгласила Дом. — К смертной казни. Если ты знаешь хоть одну молитву — молись. Но вряд ли она дойдет до престола Всевышнего. Жалобы и стоны твоих жертв заглушат твои слова!

Но де Ноайль не собирался молиться. Он дергался и извивался в своих путах, страшно выкатывая глаза и продолжая сыпать самыми грубыми ругательствами.

— Как мы будем казнить его? — прошептала, вдруг побелев, Розамонда.

Тереза сняла с плеча лук. — Будем пускать в него стрелы. Пока он не издохнет. — И она посчитала стрелы в колчане.

— Девять стрел. По три на каждую из нас.

— Я не умею стрелять из лука, — сказала Розамонда.

— Что ж… В таком случае, мне и Мари достанется больше выстрелов, — с кровожадной улыбкой произнесла вдова лесника. — Мари! Кто будет стрелять первой?

— Ты, Тереза. Твой маленький сын порадуется с небес, видя, как ты мстишь его убийце!

— Да… В годовщину смерти Робера это будет лучшим подарком моему сыночку!

Женщины отошли на десять шагов. Тереза проверила тетиву и вытащила из колчана первую стрелу. Рауль, замолчав, в страхе следил за их приготовлениями.

— Розамонда! — вдруг завопил он. — Сестра!.. Сжалься! Я — твой единственный брат! Не дай им убить меня! — Слезы хлынули из его голубых глаз. Рыдая, он яростно извивался, как червяк на удочке рыболова. — Доминик!.. — теперь он взывал к жене своего кузена. — Я любил тебя! Я бы никогда не причинил тебе вреда! Вспомни, ведь и ты любила меня! Ради этого чувства! Пощади меня!.. Сжалься надо мной!..

Дом хрипло рассмеялась.

— Так, так, Рауль! Моли меня… Трясись… Плачь… Пусть и мой Робер полюбуется на тебя вместе со мной! — Она повернулась к Терезе. — Куда ты будешь стрелять?

— В пах, — с нескрываемым злорадством произнесла та, натягивая тетиву и прилаживая стрелу. Де Ноайль заревел и начал извиваться еще сильнее, раскачивая ветку.

— Я бы выстрелила туда же! Но ты можешь промахнуться, — заметила Доминик, равнодушно следя за дергающимся голым телом герцога.

— Я постараюсь, Мари, — улыбнулась Тереза. — Я попадаю в глаз зайцу с двадцати шагов!

Она вскинула лук и прицелилась. Стрела пропела в воздухе — и вонзилась Раулю в левое бедро. Кровь хлынула из пронзенной артерии. Де Ноайль задергался и завизжал как закалываемый поросенок. Розамонда, белая как простыня, почти без чувств опустилась на колени. Губы ее беззвучно шептали слова молитвы.

Дом выхватила лук у Терезы.

— Я попаду! — азартно воскликнула она. Она приладила стрелу и спустила ее. Но и этот выстрел оказался неудачным, — стрела пронзила живот герцога. Рауль орал не переставая. Слышать это было почти невыносимо. Розамонда трясущимися руками зажала уши. Но для Дом и Терезы эти звуки были приятнее самой лучшей музыки.

Тереза, охваченная азартом, снова натянула лук. И в этот раз стрела угодила точно в пах де Ноайлю. Он перестал орать, голова его бессильно запрокинулась назад. Герцог потерял сознание. Кровь, текущая рекой, залила его живот, грудь, шею и лицо. Светлыми оставались только ноги.

— Я стреляю в левую ногу, — сказала Дом. — Я хочу, чтобы он был весь в крови. С головы до ног! — Пущенная ею стрела вонзилась в левую ступню Рауля.

— Я — в правую! — воскликнула Тереза. Ее выстрел также оказался удачным. Тело де Ноайля слабо дернулось. Он застонал и начал открывать глаза.

— Я попаду в левое плечо, — хладнокровно заявила Дом. Нет… Для нее то, что висело на дереве, не было человеком. Возможно, чучелом… Вроде того, что было у нее в Руссильонском замке в детстве.

Стрела зазвенела, — и вонзилась в плечо Рауля.

— Я — в правое! — крикнула Тереза…

Теперь Рауль уже не стонал. Хотя какие-то хрипы еще вырывались из его открытого рта, и тело продолжало слабо вздрагивать.

— У нас еще две стрелы, — сказала Дом, обводя холодным взглядом агонизирующее окровавленное тело. — Я не знаю, куда стрелять. Может, в рот?

— Да, Мари! В его мерзкую пасть! — подхватила вдова лесника.

Доминик опять натянула лук и прищурилась, прицеливаясь. И тут откуда-то из-за дерева раздался знакомый ей голос, произнесший с радостью и в то же время с укоризной:

— Вот так так! Ее все ищут… А она здесь упражняется в стрельбе из лука!

Дом в изумлении взглянула — и увидела, как из-за клена, на котором висел де Ноайль, выехала лошадь. На ней сидели двое — мавр Исмаил и — впереди — карлик Очо, которого слуга Робера придерживал своей огромной темной лапищей.

— Очо!.. Исмаил!.. — вскрикнула Доминик, бросаясь к ним. Исмаил подхватил карлика на руки и, легко спрыгнув с коня, поставил уродца на землю.

— Да, это мы, — сказал Очо, улыбаясь ей. — Мы все-таки нашли вас! И вы живы! А ведь никто не верил в это. Кроме вашего мужа… и меня, конечно. Но что вы здесь делаете? Этот лук… Что это еще за состязания?

Он оглянулся на клен… И улыбка сползла с его уродливой физиономии.

— Святой Иаков! Что это?.. Кто это?.. — Карлик сделал шаг к окровавленному пронзенному семью стрелами телу. И вдруг вздрогнул, узнав. — Рауль де Ноайль… — прошептал он.

— Да, Очо. Это он, — спокойно произнесла Доминик. — Мы приговорили его. И казнили.

Рука Очо поднялась, чтобы осенить себя крестным знамением. Но тут же опустилась.

— Этот зверь не стоит того, — сказал карлик. — Я же не буду креститься, если при мне зарежут свинью.

Дом одобрительно кивнула. Глаза ее горели. Да, Очо понимает ее!.. Исмаил равнодушно взирал на тело герцога. На его коричневом лице не отражалось никаких чувств.

Тереза между тем подняла с земли шатающуюся бледную как платок Розамонду. Герцогиня отвернулась от тела брата; плечи ее вздрагивали от рыданий. Но вдруг она все же повернулась и взглянула на Рауля; зашаталась и упала в обморок на руки успевшего подхватить ее Исмаила.

— Вот как?.. И Розамонда де Ноайль здесь? — воскликнул Очо. — Слава Богу, она жива! — Он вновь взглянул на Дом. — Но не будем терять времени, сеньора. Вы тут расправляетесь с Раулем… А ваш муж умирает в Шиноне!

— Что вы сказали, Очо? — прошептала Доминик. — Мой муж?..

— Да, ваш муж. Робер де Немюр. Он умирает… И вы должны поспешить к нему!

— Но, Очо… Разве Робер… Разве он жив?..

— Был жив. Три часа назад, когда мы с Исмаилом выехали из Шинона, он еще дышал.

— Три часа назад? Но мне сказали… Караульные болтали о похоронах… Еще вчера вечером!

— Герцогиня де Немюр! — Очо сердито подтолкнул Дом к лошади. — Разве вы не знаете, — гиены всегда мечтают о смерти льва. А чернь — о смерти благородного дворянина! Да, вчера утром де Немюру стало хуже… и вечером в Шинон прибыл исповедник королевы, падре де Кордова. Но ваш муж отказался исповедоваться и причащаться. Он борется со смертью… И повторяет — когда приходит в себя — одно и то же: Доминик жива, найдите ее.