Юлия Резник - Чертов Либман-Сакс

Разозлился сам на себя, несколькими решительными шагами пересек комнату и, наконец, ввёл запрос. Тысячи ссылок. Открывает первую попавшуюся. Взгляд бегает по строчкам текста. От его привычной невозмутимости мало что остаётся… Сухие медицинские термины, за которыми кроется так много. Чья-то жизнь, или смерть, чьё-то будущее. Ставр внимательно изучает перечень возможных симптомов, с тем, чтобы не пропустить начало рецидива. Придирчиво исследует огромный список возможных проявлений болезни, в ужасе хватается за голову… Не даёт себе увязнуть в сомнениях, спускается вниз статьи, где автор расписывает варианты лечения и прогнозы для пациента. С уст срывается нецензурная брань. Ставр практически никогда не ругается. Но сейчас по-другому не скажешь! Чертов… Чертов Либман-Сакс…

Выходит из кабинета, стремительно поднимается по ступеням. Ему просто необходимо убедиться, что с Любовью все хорошо. Бесшумно открывает дверь в спальню, подходит к кровати. Она спит. Он уже несколько раз наблюдал эту картину, но сейчас в ней было что-то особенное. Возможно, потому, что в его кровати она спала впервые? Присел аккуратно, не сводя взгляда с ее умиротворенного, беззащитного лица. Сколько же ты вынесла, девочка? И сколько еще боли несешь в себе? Как будто почувствовав его взгляд, Люба приоткрыла глаза:

— Уже ночь?

— Нет. Вечер. Тучи опять, вот и серо.

— Давно тут сидишь? — Люба немного приподнялась, и села на кровати.

— Только подошел. Не хотелось тебя будить.

В животе женщины заурчало. Ставр приподнял бровь.

— Ну вот. О хлебе насущном я как раз и не позаботился.

— Ничего. Вообще-то это женское занятие.

— Глупости какие, — парировал Ставр. — Вставай, лежебока, пойдем в ресторан, поедим.

— Не хочу в ресторан. Хочу дома.

— Ты ведь не умеешь готовить? — после некоторой паузы заметил Ставр.

— А ты? — поинтересовалась Люба, с надеждой глядя на мужчину. Это было так удивительно — начинать с кем-то жить, не зная о человеке ровным счетом ничего. И вообще… Ставр улыбнулся. Любе так нравились его редкие улыбки!

— Картошку пожарить смогу. Больше, правда, у меня ничего нет. Ты как к картошке на шкварках относишься?

— Сто лет не ела ничего подобного. А может, никогда… Звучит аппетитно.

— Ну, пойдем тогда. Буду тебя к труду приобщать. Не все ж дрыхнуть.

— Эй, ты сам мне велел отдыхать! — возмутилась Люба, шутливо толкая мужчину в бок.

— Так когда это было? — хмыкнул Ставр, пропуская ее вперед по лестнице.

В кухне Люба первым делом заглянула в холодильник. Который, и правда, был практически пуст. Доисторическая горчица, несколько яиц и… все.

— А где картошка?

— Овощи на веранде. Сейчас принесу. Любовь проводила мужчину взглядом. Сквозь стеклянную раздвижную дверь было прекрасно видно, как он наклонился, вытащил из-под лавки небольшой пластмассовый таз.

— Тут немного картошки и огурцы с помидорами. Огурцы тепличные, помидоры покупные. Можно сделать салат.

— Ну, положим, овощи даже я порезать смогу.

— Вот и режь. А я пойду за домом нащиплю зелени.

Что насторожило Ставра, он и сам не понял. Мужчина как раз выдёргивал молодой проросший лук. Тот отлично тянулся из сырой земли, даже за лопатой не пришлось идти. И тут, как назойливый зуд, чей-то взгляд. Он незаметно осмотрелся, проклиная себя, что не взял оружие. Впрочем, при необходимости им может стать все, что угодно. Прикинул расстояние до дома, в котором Люба осталась одна. Практически не защищенная. Утешало только то, что стекла в доме были пуленепробиваемые. Глаза сканировали пространство, но никого не обнаруживали, хотя Ставр никогда не жаловался на зрение. Работают профессионалы? По чью душу пришли? По его? Или Бауман оживился, в надежде не допустить ухода жены? Это вряд ли. Они и сами не знали, что сойдутся… Откуда это было Бауману знать? Значит, все-таки за ним… Что за долг? Кто сводит счеты? Захотелось рвануть в сторону затаившегося наблюдателя, но мужчина сдержался. Он не мог рисковать Любой. Будто бы ни в чем не бывало, стряхнул липкую землю с молоденького лука, наломал листьев салата, укроп, базилик… Вернулся в дом.

Люба пилила огурцы, высунув от усердия кончик языка. Целая и невредимая. Завидев его, подняла голову и счастливо улыбнулась. Ставр оперся о стену, не сводя взгляда с женщины. Несмотря на то, что вход в дом находился в его поле зрения, мужчина не мог избавиться от иррационального страха, что до нее доберутся. Отнимут у него, заберут… И сейчас он испытывал просто колоссальное облегчение от того, что его страхи оказались напрасными.

— Что-то случилось? — насторожилась Люба.

— С чего ты взяла?

— Не знаю. Я так чувствую…

Ставр хмыкнул, подошел к мойке, тщательно вымыл руки, промыл добытую зелень:

— Все хорошо.

— Ты бы мне сказал, если бы что-то было не так. Правда?

Мужчина обтер руки бумажным полотенцем, выкинул то в мусорное ведро, расположенное по старинке под мойкой, и только тогда подошел к ней.

— Я ничего не буду от тебя скрывать.

Он не лукавил. Действительно считал, что между ними не может быть тайн. Только в этот раз у него не было фактов, а делиться собственными догадками было как-то глупо.

— Это хорошо. Я тоже буду честна.

Ставр кивнул, посчитав разговор оконченным, и извлек кусок сала с прорезью из банки. Мелко его порубил, бросил на раскаленную сковородку. Тщательно вымыл небольшие клубни молодой картошки, обтер насухо полотенцем. Люба внимательно за ним наблюдала.

Через сорок минут ужин был готов. Большая миска летнего салата и жареная прямо со шкуркой картошка… Люба никогда такую не ела. Настоящая сельская еда. Очень вкусная, кстати сказать.

— Ух… Я наелась, как хомяк. Спасибо.

— На здоровье. Иди, одевайся, а я пока здесь со стола приберу.

— Одеваться? — удивилась Люба. — Зачем?

— На водопой. Ты пропустила уже несколько дней. Эффекта от воды не будет, если не пропить ее курсом.

— Ставр, — мягко заметила Люба, на каком-то непостижимом уровне считывая все его тревоги. — Я здесь надолго. У меня будет полно времени и возможностей поправить здоровье…

— Вот и не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

Ставр был непреклонен. Тогда впервые. В тот момент Люба даже не догадывалась, как часто ей придется сталкиваться с этим его качеством. В вопросах ее здоровья Ставр окажется таким занудой… И за это она будет его любить еще чуточку больше. А в тот день, под мелким, частым дождем добежали до бювета, где уже практически никого не было ввиду позднего времени, набрали воды в поилки и так же шустро помчали назад. А потом пили теплую воду с привкусом нефти и смотрели в большое окно на потолке. Сквозь капли дождя на стекле и еще больше сгустившиеся тучи, блеклым размытым пятном белела луна. Ее едва различимый серебристый свет еле-еле рассеивал угольную черноту ночи. Так, что можно было различить силуэты друг друга, но не более того. Ладонь Любы скользит по одеялу, пока не наталкивается на сухую, теплую руку Ставра. Их пальцы переплетаются, и до определённого момента этого контакта вполне достаточно. Но спустя несколько минут… Люба вздыхает, поворачивается на бок, проводит свободной рукой по голой груди. Губы касаются подбородка, скулы, шеи. Его желание выдает бешено бьющийся пульс.

— Хочу тебя, — шепчет, и бьющий по окнам дождь заглушает ее слова.

Ставр привлекает Любу к себе, опрокидывает ее на подушки. Скользит пальцами от самой макушки по переносице, к мочке уха и дальше по шее к груди. Минует сжавшуюся вершинку, спускается вниз по подрагивающему животу, к бедру и дальше по ноге. Люба разочарованно стонет, ведь он оставил без внимания самые стратегически важные места. Мужчина улыбается, даже в тусклом свете луны видна его широкая белоснежная улыбка, и устраивается в ногах. Берет одну изящную ножку в руку, поглаживает выпирающую на щиколотке косточку и прикусывает зубами большой палец. Люба шумно втягивает воздух, пальцы на ногах поджимаются. Ее никогда так не ласкали. Она и не знала, насколько чувствительным может быть это местечко. Да и сам Ставр тоже не знал. Ему просто так захотелось. Целовать ее всю, от кончиков пальцев до кончиков волос. И он был рад настолько бурному отклику. Лизнул, прислушиваясь к ее сбивчивому дыханию… Лаская каждый сантиметр длинных гладких ног, поднялся вверх. Люба стаскивает с себя футболку. Тонкий трикотаж, через который он ее ласкает, становится совершенно лишним. Мужчина отстраняется на мгновение, но только за тем, чтобы включить тусклый ночник. Он хочет видеть Любу, как тогда… в их первый раз. В золотом свете ее кожа приобретает красивый медовый оттенок, а соски, которые ему запомнились ярко-розовыми, теперь тоже выглядят иначе. Касается их руками, проводит большими пальцами по сжавшимся бусинам раз, другой, третий… Люба всхлипывает и подается к нему:

— Хочу тебя, Ставр…

Женские руки стаскивают его рубаху, щелкают пряжкой ремня. Уже в четыре руки избавляются от джинсов мужчины и Любиных шорт. Она обхватывает ладонью его налившийся член и начинает нежные, размеренные поглаживания.

— Сильнее.

Она понимает. Захват становится более жестким, а движения резкими… Так он долго не протянет. Пальцами касается ее влажности, проверяет готовность. Скользит внутрь, в такт ее движениям на его члене. Хорошо, но может быть лучше. Убирает руку, закидывает ноги Любови на плечи и погружается до конца. Движения размеренные и осторожные, совсем не такие, как были там… на лугу. Она не согласна осторожничать! Ишь, удумал чего! Подается бедрами навстречу, резко, не сдерживаясь, не таясь. Ловит его напряженный взгляд:

— Мне нравится, как было тогда. Я выдержу.

Он прикрывает веки, резко выдохнув, и срывается на галоп.

Люба проснулась под звуки соловьиной трели. Потянулась на белоснежных льняных простынях, медленно подняла веки и улыбнулась, вспомнив вчерашнюю ночь. Тонкий тюль гардины надулся парусом — свежий утренний ветерок ворвался в приоткрытое окно и принес с собой запах хм… чего-то горелого. Женщина зашла в ванную, провела рукой по новой зубной щетке, заботливо приготовленной для нее Ставром. Улыбнулась. Быстро ополоснулась, воспользовавшись мужским гелем для душа. Пахнет хорошо… Ее мужчиной пахнет… Вчерашнее белье надевать не хотелось. Поэтому Люба заглянула в шкаф, взяла первую попавшуюся футболку и натянула на голое тело. Банально? Да. Но ему понравится, Она почему-то была в этом уверена.

С каждой пройденной ступенькой запах гари усиливался. Господи, что здесь происходило?

— Ставр, я иду!

— Слышу!

Женщина прошла через гостиную, в которой нараспашку открыты все окна, и замерла в проёме кухни.

— Я жарю сырники. Первая партия сгорела, меня отвлек телефонный разговор, — пояснил мужчина, ловко переворачивая золотистые кружочки на большой сковороде. Люба, для которой приготовление сырников было тайной за семью печатями, с уважением кивнула. Бросила заинтересованный взгляд в сторону золотистой горки.

— А зачем ты выложил их на бумагу? — поинтересовалась она, приветствуя любимого поцелуем.

— Чтобы бумага вобрала лишний жир.

— Хорошая идея, — одобрила Люба. — Какие планы на день?

Ставр снял сковороду с огня, выключил плиту и выложил последнюю партию сырников на тарелку.

— Сейчас мы поедим, потом сходим в бювет, а потом мне нужно будет поработать.

Люба кивнула головой, открыла дверцы подвесного шкафчика, где обнаружились порционные тарелки. Готовить она не умела, а вот накрыть на стол ей было вполне по силам. Одновременно с этим женщина размышляла над тем, чем будет заниматься сама. То, что Ставр не обязан возле нее сидеть, Любовь прекрасно понимала. Но чем заниматься в его отсутствие — она просто не представляла.

Мужчина, не отрываясь, наблюдал за плавным перемещением Любы по кухне. Она была такая… его. Не выдержал, подошел вплотную, обхватив попку руками. Поцеловал выпирающие позвонки. Удивился непривычно резкому аромату, который исходил от женщины, не сразу сообразив, что это его гель для душа всему виной. А когда понял… Черт, ему ведь незнакомо было это дикое, собственническое чувство. А оно, оказывается, вон, какое может быть… Сокрушающее, абсолютно неконтролируемое. Моя — и все. Попробуйте, остановите!

Любовь замирает в его руках, медленно поворачивает голову и ловит его губы своими. Всем телом прижимается к мужской груди, ногам, попкой упирается в пах, где уже все готово для нее. И это после довольно бурной ночи! Ставр сам себе удивляется, если честно… Рука с голых бедер перемещается вверх и вбок, обхватывает острую грудь. Тишину утра взрывает звонок телефона. Люба делает шаг в сторону и с опаской косится на трубку, которую вчера бросила здесь же, на столе. Нерешительно проводит пальцем по сенсорному экрану: