— Мама? Привет…

— Здравствуй, милая. Как твои дела? Отец разговаривал с Леонидом Петровичем, и тот сказал, что ты заболела.

«Черт! — выругалась про себя Люба. — Вот тебе и врачебная тайна!»

— Надеюсь, он пояснил, что ничего серьезного не произошло? Я простыла.

— Думаю, тебе следует вернуться домой. Те места не приспособлены для…

— Нет. Я никуда отсюда не уеду. Это исключено. Более того, можешь передать отцу, что я, наконец, развожусь с Александром, а в ближайшее время планирую жить здесь.

— Люба! — выдохнула мать. — Ну, что ты, милая? Вы столько всего прошли с мужем, столько выстрадали…

— Выстрадали? Именно мы? Не я? А мы с Бауманом? Ты серьезно вообще?

— Люба, я знаю, что у вас сложные времена. Возможно, Саша действительно вел себя не самым лучшим образом, но так случается сплошь и рядом. Мы тоже с отцом не всегда ладили, ты в курсе всех нюансов, но…

— Мама, у меня одна жизнь. Вполне возможно, что очень короткая. Я не буду тратить ее на недостойного человека. Не просите меня об этом. Ни ты, ни отец. Я люблю вас. Очень люблю, но Бауман… он разрушает почище любой болезни. А я счастья хочу, мама, понимаешь? Просто тихого счастья с достойным мужчиной.

— Любушка… — выдохнула Мария Сергеевна.

— Так что я здесь остаюсь. Мне хорошо, как давно уже не было. Ты отцу передай, и подготовь его как-то, что я на развод скоро подам. Думаю, через суд придется, а там — как знать. Береги себя, мама. Пока.

Люба положила трубку, отвернулась к окну.

— Люба…

— Потом, Ставр, ладно? Я обязательно тебе все расскажу, но не сейчас. Давай лучше поедим. Сырники стынут.

После вкусного завтрака Любовь в сопровождении Ставра сходила за водой. Он побыл с ней еще немного и, поцеловав на прощание, ушел. А Люба осталась одна. Ей, пожалуй, следовало сходить в свой домик и позаботиться о вещах. А потом сообразить, чем она будет заниматься дальше. Не именно в этот момент или, скажем, сегодня. Любовь думала о более глобальных вещах — она думала о будущем, чего не делала уже очень и очень давно. В своих размышлениях Люба исходила из того, что ей обязательно нужно будет найти себе применение. Какое-то занятие, а лучше работу. Например, она могла бы помогать Ставру. Конечно, он и так прекрасно со всем справлялся, но работать с ним было бы так здорово! Он всегда был бы рядом… Задумавшись, женщина не сразу сообразила, что в ее домике что-то происходило. А когда поняла…

— А ну, стой! — закричала она, забегая в комнату. Девчонка, которая шарила в ее вещах, резко повернулась, отскочила в сторону, спрятавшись за кухонным столом. — Ты что здесь делаешь? Опять воровством промышляешь? И как ты сюда попала? — возмутилась Люба. Воровка молчала, глядела волком, прикидывая расстояние до дверей.

— Ну, уж нет, дорогуша! Никуда ты не убежишь. Вижу, тот раз тебя ничему не научил!

— А ты, никак, моя совесть? — наконец подала голос девчонка и стремительно метнулась к двери. Люба успела перехватить ту, вцепившись в ее тонкую руку. Даша отчаянно вырывалась, и несмотря на то, что Люба была значительно выше, у девочки были все шансы убежать — драться она умела отменно. В шуме происходящего Любовь не услышала, как громко стуча ногами, по ступеням крыльца в домик ворвались Ставр и еще пара ребят из охраны.

Только залетев в комнату и отбросив девчонку от Любы, Ставр перевел дыхание. Парни молодцы — вовремя известили начальника об очередном появлении детдомовки, после того, как он отчихвостил их за то, что вчера те не обратили на нее внимания. Ставр самостоятельно проверил камеры сразу же, как Люба уснула. Точнее, как — сразу… Поначалу он просто не мог от неё отлипнуть. Лег на бок, и рассматривал её до рези в глазах. Обводил пальцами лицо, поглаживал, тайком целовал… Такая молодая, такая красивая, такая больная… Где справедливость? Глупый вопрос. Он давно уже знал, что нет её в жизни. Полежал так еще немного, поднялся. Спустился вниз, вывел на экран записи камер за интересующий промежуток времени. Практически сразу же обнаружил искомое. Так вот, кого он учуял! Даша Иванова! Выдохнул с облегчением. Девчонка не была угрозой, а он уже напридумывал невесть чего. Никогда не был паникером, а тут… Любовь. И все чувства, все страхи обостряются. Это так странно, настолько зависеть от того, что в принципе не в силах контролировать. Так не похоже на все, что было до этого. Так СТРАШНО! Вот и сейчас, когда услышал шум, доносящийся из дома, сердце буквально в пятки ушло. Благо, с Любой все хорошо…

— Макс, вызывайте ментов. Пусть ее вяжут. Горбатого могила исправит.

— Ставр… Не нужно. — Тихий шепот в ухо. — Давай как-то сами разберемся, а?

Воришка, которую удерживал один из ребят, сердито засопела. Впрочем, никак не вмешиваясь в ход разговора. Пощады не просила, и не клялась исправиться. Видимо, это было не круто в тех кругах, где ей приходилось вращаться. Люба мало что понимала в психологии подростков, но ей почему-то казалось, что любой другой бы ребенок начал хотя бы с того, что попытался бы извиниться. Любой другой, но не Даша Иванова.

— Послушай, я просто не понимаю, зачем ты это делаешь? Тебе нужны деньги? На что? — несколько наивно поинтересовалась Люба. Хватка Ставра у нее на талии усилилась. Он как будто предостерегал ее от чего-то.

— На жизнь. Знаешь ли, хочется жить по-человечески, жрать нормально, и не ходить оборванкой. Ну, что стоишь, рот открыла?

— Жало придержи. — Взгляд Ставра подобен лазерам, а голос настолько холоден, что заставляет поежиться даже Любовь. Он замечает это и привлекает ту еще ближе к себе. Оберегая. Видимо, Даша Иванова тоже прониклась суровостью мужчины… Потому как никаких пошлостей дальше не последовало. Она стояла, удерживаемая Максом, и рассматривала что-то на стене. Люба понятия не имела, что делать дальше с этой умудренной уличной жизнью, не по годам развитой девочкой. Знала только, что сейчас ей нельзя сплоховать.

— Ты говоришь, что хочешь лучшей жизни, но ведь воровством ты ее не улучшишь. Существует масса других способов.

— Например? — фыркнула Даша, перевела взгляд на Ставра, и уже у него поинтересовалась — Она вообще с этой планеты?!

Любовь не знала, что ее покоробило больше. Небрежный кивок головы в ее сторону, или сами слова… Или то, что в них присутствовала доля истины, ведь Люба действительно была далека от жизни простых людей, и отдавала себе в этом отчет.

— С этой, Даша, с этой.

— Не заметно. Ты несешь всякий бред.

— Почему же?

— Потому что! Я — детдомовка. О каких способах ты говоришь?!

— Для того, чтобы преуспеть, нужно хорошо учиться, или пойти работать…

— Да ну? Ты сама-то работала? Ну, так… хоть один день?

— Конечно, — пожала плечами Люба. — Я была президентом известного кинофестиваля… — Речь Любы прервал громкий, заливистый смех…

— Президент… ик… кинофестиваля? Тетя, ты точно с Луны. Ты уверена, что это работа? Не… ик… сталевар там, или уборщица, врач, на худой конец… Президент кинофестиваля… — хохотала она.

Люба смутилась. Сжалась вся. Да, возможно, в глазах девочки ее работа работой и не выглядела… Но это была именно работа! С которой, кстати сказать, Любовь отлично справлялась. И очень расстроилась, когда ей пришлось оставить ту из-за болезни.

— Достаточно, Даша. — Голос Ставра похолодел еще на пару градусов.

— Нет, ты слышал? Президент кинофестиваля! Я не могу…

— Значит, моя карьера тебя не впечатлила? Лучше воровать, да? Трахаться за подачку? — Возможно, грязная игра, скорее, так оно и есть, но разве Даша Иванова понимала другой подход?! Ее проняло. Глаза сузились, крылья курносого конопатого носа затрепетали.

— Кем мне работать? Меня в президенты кинофестиваля не возьмут, знаешь ли… Мне тринадцать, трудовой кодекс запрещает!

Люба переняла манеру поведения девчонки, повернулась к Ставру, и с деланым изумлением протянула:

— Ну, ты представляешь, какое у нас суровое законодательство! Работать не разрешает, а воровать и трахаться — пожалуйста!

— Слышь, ты, президент кинофестиваля… — воинственно начала Даша, но Люба ее перебила:

— Нам горничная нужна! Ставр третий день не может найти специалиста. Пойдешь к нам на работу? Или и дальше будешь свою жизнь спускать в унитаз?

Глава 10

Даша Иванова настолько опешила, что напрочь растеряла всю свою надменность. И охранник, Макс, тоже ошалел, недаром выпустил руку девчонки. Люба повернулась в объятьях любимого, заглянула в его глаза. Реакцию мужчины угадать было сложно, но вряд ли и ему понравилось ее предложение. Однако Ставр молчал, и со словами Любы не спорил, за что она была ему очень благодарна.

— Так как, Даша Иванова? Пойдешь работать?

— Уборщицей? — скривилась девчонка.

— Каждый труд у нас в почете.

— Ну, надо же, как запел президент кинофестиваля! А что ж ты сама не пошла в обслугу?

— Уж точно не потому, что слабо.

— Да ну?

— Ну да. Так как?

— А может и пойду! Сразу после тебя!

— То есть? — удивилась Люба.

— Вот, если ты за тряпку возьмешься, так и я сразу! Знаешь ли, детишкам нужно пример подавать.

— Договорились, — пожала плечами Люба. Хватка Ставра на талии стала просто стальной. Он явно не одобрял ее решения. Чтобы успокоить мужчину, Люба накрыла его руку своей ладонью и нежно погладила большим пальцем. Захват немного ослаб.

— Ты шутишь, правда? — подозрительно поинтересовалась Даша.

— Нисколько. Я как раз размышляла над тем, чем бы заняться. А, как всем известно, труд горничной ничем не хуже любого другого. А ты, что, уже на попятный решила пойти?

— Да ну, конечно, так я и поверила! Ты че, меня за лоха держишь? Такая краля, и уборщицей?! Трепло ты белобрысое.

Ставр сделал шаг вперед, и уже приоткрыл, было, рот, чтобы заткнуть девчонку, но Люба его опередила:

— А мы можем вместе работать. Чтоб все по-честному… Или ты просто боишься не справиться? Ой, а может, это отговорки все про трудовой кодекс? Может, тебе нравится именно красть?

— Пошла ты!

— Ничего нового, Даша. Выходит, это ты — трепло.

Даша злобно зыркнула на Любу, перевела взгляд на Ставра. Сузила глаза:

— В котором часу начинаете?

— В восемь.

— Я буду там. И только посмей меня продинамить, — бросила напоследок детдомовка, смерив Любу презрительным взглядом. А потом, не встретив препятствий, вышла за дверь и скрылась в густом лесу.

Люба выдохнула. Посмотрела на Ставра. Тот кивком головы отпустил охранника, уселся на стул, усадив женщину на колени.

— Зря я поддалась на ее провокацию, да?

— Зря.

— Думаешь, она не исправится?

— Думаю, что тебе меньше всего стоит работать горничной.

— Из-за болезни, да?

— Нет. Из-за того, что с твоими мозгами и уровнем образования — это совершенно неподходящая работа.

— Спасибо… — прошептала Люба.

— За что?

— За то, что такого хорошего мнения обо мне. Мне кажется, даже родители всерьез не воспринимали мое занятие. Ну, знаешь, считали это блажью… А я люблю кинематограф… Вот и в университете изучала не экономику, или юриспруденцию, а историю кино.

— Скучаешь за работой?

— Нет. Уже нет. Сейчас я бы не хотела этой суеты. Мне хорошо здесь. С тобой.

Ставр не мог не задаваться вопросом, надолго ли? Надолго ли привыкшая к роскошной жизни Люба задержится на его базе? И что будет, если она вдруг захочет уйти? Сумеет ли он отпустить?

— Ты уверена? — Вырвался глупый, обнажающий все его страхи вопрос.

— Как никогда. Я хочу состариться здесь. С тобой. И плевать на все остальное. Плевать. Ты, я, рыбалка, наше озеро…

— И чертов Либман-Сакс.

— И он. Куда же без него? — криво улыбнулась Любовь. — Только знаешь, я уже не так сильно его ненавижу. Если бы не он — не было бы нас. А я уже и не знаю, как когда-то жила без тебя. Странно, да?

— Нет. Наверное, так и бывает, когда по-настоящему. Просто понимание, что вот оно… И не важно уже ничего.

— А ведь нас не поймут… Но знаешь, мне абсолютно все равно, что подумают другие. Все-таки в смертельных хворях есть свой большой плюс. Они расширяют сознание. Расставляют приоритеты. Все напускное слетает, испаряется… То, что было важным раньше — теряет весь смысл. Ты мыслишь совершенно иными категориями. Мне кажется, несмотря ни на что, ты даже становишься счастливее. Или просто начинаешь ценить… каждую мелочь. И счастьем становится все: дождливое утро, вкусный чай, цветущий луг, покрытые дымкой горы…

Она сидела на коленях мужчины и делилась самым сокровенным. Тем, что ни с кем никогда не обсуждала. И не думала, что сможет обсудить… Ну, кому интересно, что там у тебя в глубине? Что болит, надрывается, лишает сна? Не было такого человека в ее жизни до Ставра. И как же хорошо, что он все-таки случился! Пусть так, через боль, страдание и горькие слезы. Если это цена… Пусть.