На карикатурах рыжеволосых изображают либо задирами, либо хитрецами и умниками. Мифология \связывает нас с ядом, с подземельями, с Аидом.

А здесь, на земле, нас сравнивают с лисицами. Когда я только родилась, меня прозвали не «сушим ангелом», а «настоящим дьяволенком». От меня ждали проказ и неповиновения. Ну и пожалуйста. Давайте. Загоняйте меня в любые рамки. Я запросто могу воплотить стереотип, да еще и ирландский темперамент добавлю для полноты картины.

Этот старикашка заинтересовался цветом волос у меня не на голове, таким образом переведя ситуацию из тревожной в оскорбительную. Я ощутила, как во мне просыпается боевой дух. Но высказать все, что хотела, не успела: нас перебили. Юный промоутер с ангельским личиком тронул меня за руку.

— Простите, что перебиваю, но я правильно расслышал? Вы фотографируете «красные дорожки»?

Я невольно уставилась на его щеки, гадая, пользуется ли он румянами?

— Ну, я…

— Так на кого вы работаете? — спросил он, глядя на мой фотоаппарат. Я все еще не могла отвести от него глаз, и ему пришлось повторить: — Эй, так на кого вы работаете? — произнес он погромче.

Я тряхнула головой, отгоняя настойчивое желание ущипнуть его за щеку.

— Ну, знаете, я в основном фрилансер.

— Класс. А кто вас пригласил сегодня?

— Патрик, — ответила я.

Можно подумать, Патрик смог бы вспомнить хотя бы мое имя.

— Послушайте! — Он подхватил меня под руку и увлек от старого идиота. — У меня тут скоро важное мероприятие — не хотите ли прийти его поснимать. — Так, дайте подумать.

Пойти поразвлечься, выпить и поснимать развлекающихся людей? Вы что, шутите?

— Конечно. — Я так и сделала.

Мы с моим «красным ковром» отсняли первую в моей жизни «красную дорожку». За ней последовали другие. На рыжую падчерицу судьбы посыпались шансы и возможности, включая звонок от дизайнера интерьеров «Гансвоорта».

— Просмотрев ваш портфолио, мы пришли к выводу, что ваш стиль вполне соответствует нашему району. Мы бы хотели нанять вас снимать окружающие отель места, но мы очень ограничены во времени. Когда вы можете приступить к работе?

Я приступила к работе в тот же день и стала отвечать за фотосъемки, а также за выбор произведений искусства в номерах и коридорах, за их комбинирование, за отображение моды, ночной жизни, ресторанов, граффити и архитектурных элементов. За портреты трансвеститов в их естественной среде. Мне платили деньги за то, чтобы я рассказывала истории, объясняла то, что вижу, через объектив, выдержку и свет. Люди хотели видеть мои работы. Я была просто на седьмом небе от счастья. И занята по горло!

В апреле, к моменту открытия отеля, я наносила завершающие штрихи на сделанный мною сайт отеля, просматривала последние отпечатки снимков (без контроля качества никуда!) и без особого успеха пыталась раздобыть для себя гостевой пропуск в бассейн, расположенный на крыше. Днем я продолжала с полной нагрузкой трудиться в рекламном агентстве, а по вечерам фотографировала мероприятия на «красной дорожке». Пора было расслабиться. Алкоголь и вечеринка на крыше как раз для этого подойдут.

Мой друг Мэтт, нечто вроде личного помощника начальства в пиар-фирме, пригласил меня на вечеринку «Аберкромби энд Фитч», где кажется, рыжеволосые по популярности превзошли блондинок. Вообще-то только у трех процентов населения земного шара от природы рыжие волосы, но на крыше «Гансвоорта» рыжие были повсюду. Смотрелось это до ужаса странно и даже неуместно. Если бы у рыжих была своя песня, ее написала бы группа «AC/DC», и наверняка присовокупились бы еще танцы у шеста. Разумеется, все были красивы той красотой, которую хочется потрогать и втянуть при этом живот. Я разговаривала со всеми подряд, и, как ни удивительно, улыбки на всех великолепных лицах, были искренние. Наверняка они убили времени не меньше, чем требуется для приготовления десятикилограммовой индейки, чтобы придать себе искусно небрежный вид, но тщеславия заметно не было. Кажется, все тут были самими собой.

После полуночи я почувствовала, что сильно устала, и решила, что постель мне нужнее выпивки. Сдерживая зевки, я распрощалась с Мэттом и вышла на улицу, чтобы поймать такси. Ко мне приблизилась компания мужчин-моделей. Ну да, никем иным, кроме моделей, они и быть не могли, и я не знаю, подходящее ли тут слово «приблизились». Понаблюдав, как я пытаюсь поймать такси, они поинтересовались, куда это я.

— Домой, спать, — ответила я.

— Но нас-то вы еще не сфотографировали, — заявил один из них, модно подстриженный наголо.

— Ну хорошо, мальчики, соберитесь. — Я включила фотоаппарат и поправила лямку. — Сделайте бешеные лица, такие, будто вы готовы проглотить камеру, а дальше уже мое дело: — На самом деле это было не дело, а удовольствие.

Я чувствовала себя хищной лисой. Когда я сделала несколько снимков, Люк, Коул и Рэйн (да-да, именно Рэйн, то есть «дождь»), позвали меня с собой в ночной клуб. Шикарные модные парни звали меня потусоваться с ними!

Ага. С ума сойти, как круто. В прежние времена я была бы наверху блаженства. И наутро обзвонила бы всех знакомых, визжа от восторга. Модели. Блеск. О Господи! Но я уже обрела уверенность в себе. В жизни есть вещи поважнее смазливых личиков. Я успела усвоить, что ночное время предназначено для сна и Линуса, а не для красивых мальчиков и ночных клубов. Можете считать меня сумасшедшей, ведь я же рыжая.

Дома я переоделась в шорты, носки и майку и, еще не протрезвев, позвонила Стивену. Ответа не было. Я залогинилась на своем чате, чтобы проверить, в сети ли он. К сожалению, в пьяном виде меня вечно тянуло кому-нибудь позвонить или, хуже того, еще и в чат вылезти одновременно с телефоном, это все равно что пользоваться сильно пахнущим лосьоном, а потом еще и духами. В таком виде меня нельзя пускать в Интернет. Мне явно нужен был родительский контроль над средствами связи, чтобы не давать мне общаться с противоположным полом. Этакий цифровой пояс целомудрия!

Вместо того чтобы препоясать свои восхитительные чресла металлом, я принимала превентивные меры, например, не записывала номер важного для меня мужчины в мобильник, чтобы не звонить ему спьяну. Но Стивен-то просто мой друг. С чего вдруг я ему звоню? Я снова набрала его номер. Три двадцать утра.

— Стивен? — Он отозвался, но голос у него был сонный. — Я знаю, сейчас очень поздно, но я хочу спросить тебя кое о чем.

— Ну давай…

— Я тебе не разонравилась? — Когда я выпью, во мне пробуждается девчонка-школьница.

— Кто это? — Я испугалась.

Черт, что значит «кто это»?

— Стефани, — откликнулась я тихо и нерешительно.

— Шучу. Стефани, ты мне все еще нравишься, но…

— Может, сходишь завтра со мной на свидание? — Ну да, я говорила, как семнадцатилетний мальчишка.

Ну и плевать!

— И ты звонишь мне в такое время, чтобы попросить об этом? Мы ведь всего два дня назад встречались, чтобы вечером немного выпить. Разве это не свидание? — Теперь он совсем проснулся.

— Нет, не свидание. Это было «не-свидание».

Стивен знал о моей теории «не-свиданий»: мужчины приглашают недоступных им женщин на «не-свидания», надеясь, что те передумают. Женщина возвращается домой, рассчитывая получить утром сообщение с просьбой о следующем «не-свидании». А если сообщения приходится ждать два дня, ей захочется увидеть его снова, только чтобы узнать, почему это он ждал целых два дня.

Это крайности. Я прошла через них. Месяцами я обходилась без встреч, сосредоточившись на книгах по психологии и самопомощи, на фотографиях, друзьях, радуясь жизни, ни о чем не тревожась. Очень легко жить одной, не ходить на рандеву и просто иногда приятно задумываться о том, что «когда-нибудь, когда я буду меньше всего этого ожидать, он появится». Так меня не обуревали страсти; я не пребывала в постоянном напряжении. Я дышала свободно и понимала: свет вовсе не сошелся клином на одном субъекте мужского пола. Я могла спокойно возвращаться к советам психологов. И все же таким образом я пряталась. Именно об этом я твердила Вермишелли, имея в виду ее Пижона С Ранчо: если человек не хочет встречаться, он к этому просто-напросто не готов. Избегая свиданий, я ограждала себя от возможной боли. В моем словаре отсутствовало слово «уязвимость», я не опасалась неудач. Я просто избегала всего этого. Но вы не можете выиграть, если карты лежат у вас в кармане.

— Стивен, мне нужно настоящее свидание.

— Слушай, ты точно сумасшедшая. — Я представила, как он сел прямо. — У нас были свидания. Мы с тобой уже не один месяц встречаемся. И мне все равно, как ты это называешь. Начиная с января мы разговаривали каждый день, разве нет? С января! Мы ходили на обеды, на вечеринки, в кино. Ты даже делилась со мной своими гадкими киношными чипсами, а я знаю, как это для тебя важно. Мы ведь часто проводим вместе день, целый день, с завтрака до ужина, правда?

— Да. — Я невольно улыбнулась.

— Ну вот! И теперь ты звонишь мне в середине ночи и заявляешь, будто хочешь свиданий вместо «не-свиданий», правильно я тебя понимаю? — Мне не хотелось вновь повторять «да». — Стефани! — Он понизил голос: — Можешь называть это как тебе угодно… — Мы оба помолчали. — Лишь бы только это значило, что я смогу видеть тебя чаще.

Я не знала, смеяться или плакать. Совершив и то, и другое, я настойчиво продолжила:

— Нет, понимаешь, Стивен…

— Ну давай, выкладывай, — усмехнулся он.

— Позволь мне договорить. Так вот, я хотела бы стать тебе ближе и правда проводить с тобой больше времени! — Я почти кричала. — Черт, мне правда этого хочется.

— Ты серьезно?

— Да!

— Ну так кончай валять дурака и сделай что-нибудь для этого! — Он что, хочет, чтобы я к нему приехала? — Да-да, и, по-моему, нам давно пора перейти на новый этап. Может, устроим на «не-не-свидании» что-нибудь необычное, как ты думаешь?

Я немножко подумала, гадая, не о садомазохизме ли речь и готова ли я к этому. Мы уже фотографировали вдвоем город, посещали рестораны, спортивные соревнования, концерты. Что еще можно придумать? Но у него определенно был план.

— Ну, хорошо, — неуверенно сказала я, ожидая объяснений.

— Отлично. — Он хлопнул в ладоши. — Как тебе нравится идея поехать в Куинс и провести день на кладбище? — И это я тут ненормальная? — Стефани, я же тебе говорил: завтра мне нужно пойти на захоронение праха моей бабушки. — Что-о? Я ослышалась? — Ну, ее прах захоронят рядом с останками ее мужа. — Ого. — Стефани, тут нет ничего особенного. Я с ней вообще не был знаком, и народу будет очень мало. Кроме того, ты сможешь познакомиться с моими родными, в этом вся и суть. — Вот уж слова, которых не стоит говорить Стефани: знакомство с родителями.

— Ну-у..

— Да ладно тебе. Не нукай, просто приезжай.

— Ну… ладно, да, я хочу приехать, — сказала я, словно мне это только что пришло в голову. — И вообще лучше всего знакомиться с семьей мужчины, когда им не до тебя. Тут как раз тот самый случай — они ведь будут скорбеть.

Следующее утро началось с саркастического замечания Стивена:

— Так мило, что ты всегда опаздываешь, — заявил он, придерживая дверцу машины.

— А как же, я всегда мила, — ответила я с не меньшим сарказмом.

Вообще-то я выглядела сейчас просто ужасно. От такой погоды у меня всегда волосы вились как стружка; подходящий унылый фон для дня на кладбище.

Он уставился на меня, не спеша закрыть дверцу.

— Стефани, ты не можешь не понимать, насколько ты хороша. — Раньше я ненавидела подобные фразы.

Ты не можешь не понимать… Это же не математика. Каковы критерии для сравнения? Иногда я хороша, а иногда у меня вздут живот, новый прыщик чешется и жирок мешает двигаться. Красота — не город с вокзалом, а вечное путешествие. Что можно ответить на такой комплимент?

— Да, я знаю. — И, не сдержав озорной улыбки: — То есть спасибо, Стивен! — А потом случилось самое ужасное: Стефани Кляйн захихикала.

О Господи. Под взглядом Стивена я постаралась притушить улыбку. Я стеснялась ему показать, насколько счастлива:

— Не за что, Стефани, — откликается он заунывным тоном, в котором отчетливо слышится: «Я-то тебе рад, а ты мне?»

Когда я сажусь в машину, он целует меня в нос.

— В каком возрасте пора начинать читать некрологи? — спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, продолжаю: — Знаешь, если б не отец, я бы никогда не знала, кто умер. Он читает некрологи каждый день в туалете.

— Ну, когда ты достигнешь определенного возраста, на тебя посыплются смерти друзей и близких, ты начнешь обращать на это внимание.

— А когда умерла твоя бабушка? — Ведь это не погребение, а захоронение.

— Год назад, но я узнал об этом не из некролога. Она очень долго болела.