Даже статус королевы теперь для нее неважен, как и корона Генриха, и титул принца для Эдуарда. Господи, возьми все это! Только оставь мужа и сына живыми.
– Египет – бесчеловечное место. Они погибнут, если отправятся туда, – говорит Марго. – Я не хочу, чтобы мои дети умерли.
За дверью гомон женских голосов, хихиканье прислуги. Входит служанка Марго и с реверансом докладывает о прибытии Генриха Германского. Элеонора вытирает слезы, но рука остается мокрой, когда Генрих опускается на колено и целует ее.
– Моя госпожа, битва при Ившеме завершилась. – Он остается на полу со склоненной головой. Резкая боль скручивается в груди Элеоноры.
– Так скоро! Поздно ночью я слышала, что битва вот-вот начнется.
– Она началась и закончилась в течение двух часов. – Почему он не поднимает к ней лица? – Принц Эдуард сражался с великой отвагой.
– Боже милостивый! – Ее пульс участился, словно сердце дало себе волю. Слезы потоком текут из глаз. – Вам угодно прочесть эпитафию?
Он прямо смотрит на нее. Его губы борются с улыбкой.
– Не эпитафию, моя госпожа, но для многих весть горькую. Наше войско растоптало силы мятежников, как стадо баранов. Мы победили.
– Хвала Господу! – Тыльной стороной руки она вытирает слезы. – Ваши потупленные глаза говорили о другом. Или, – она прикладывает руку к груди, – вы принесли дурную весть о Генрихе?
– Король цел и невредим, моя госпожа, и не благодаря Симону, – объясняет он, вставая. – Симон коварно надел Генриху на голову свой шлем и во время битвы поставил его, безоружного, среди маленького отряда. – Его милость никто бы не узнал, если бы он постоянно не называл себя и не кричал: «Не нападайте на меня! Я слишком стар, чтобы сражаться».
– Мой Генрих слишком стар, чтобы сражаться? – улыбается Элеонора. – Будь его язык остр, как клинок, он бы давно зарубил Симона.
Генрих Германский снова потупляет взор:
– Симон мертв, моя госпожа, и его старший сын тоже.
Как странно, что она не чувствует никаких угрызений совести, ни даже отблеска печали по человеку, которого когда-то называла другом. Но это было много лет назад, до того как он попытался уничтожить ее и тех, кого она любила.
– Это точно? Вы видели его тело?
– Я видел его голову, моя госпожа, с натянутыми на нос яйцами.
Он краснеет, но Элеонора разражается хохотом. Его убил Роджер, граф Мортимер и самый заклятый враг Симона, и послал таким образом украшенную голову врага своей жене Мод Мортимер в замок Уигмор.
– Да упокоится он в мире, и его сыновья, и все добрые англичане, погибшие за это проигранное дело, – говорит Генрих.
– В самом деле проигранное! Наконец избавились от них. Англия без Симона станет лучше и даже не заметит, что он умер.
Генрих Германский может сколько угодно изображать скорбь – злорадство по поводу смерти врага не считается достойным рыцаря, – но она-то не собирается скрывать свою радость.
– Надеюсь, вы приехали, чтобы забрать меня домой?
– Да, моя госпожа. – Он вынимает из-под плаща пергамент. – Вот письмо от принца Эдуарда, вызывающее вас в Англию.
Элеонора разворачивает свиток, и ее глаза наполняются слезами, прежде чем она успевает прочесть первое слово.
«О доблестная королева Элеонора, ты спасла нас. Теперь возвращайся домой и получи награду. Весь Лондон хочет преклонить перед тобой колени, изъявить покорность и попросить прощения – а больше всех я».
Беатриса
Наконец королева
Сицилия, 1266 год
Возраст – 35 лет
Весь мир белый, небо блистает безучастностью – чистая страница, на которой можно написать что угодно: «королевская корона» или «смерть». Снег, как зыбучие пески, засасывает ее ноги и тянет за мех, пеленающий тело, мех мокрый и тяжелый от холода, от белого дыхания Бога. Странно, что она никогда не мыслила Бога как холод. То, чего не знаешь, тревожит.
Снега она ожидала. Никто не переходил Альпы в ноябре, не испытав брошенного ветром в лицо колючего льда и пробирающего до костей холода. Замерзают пальцы, кончик носа. Но ее удивляет собственное настойчивое желание – страшно хочется поплыть, как перышко, вниз по мягкой, податливой белизне, отдаться ей, закутаться в нее, словно снег наполнен солнечным теплом, а не его отсутствием, словно весь этот бледный свет может спасти ее из зубов ветра, который кусает ее, когда она поднимается по склону сквозь слепящую метель. Или, может быть, сквозь облака – ведь мир остался далеко внизу. А корона так далеко – жизни не хватит, чтобы дойти до нее.
Ее голова ощущает легкость. Она устала, ох как устала. Глаза закрываются, отяжелев от снега. Беатриса спотыкается.
– Держись за мою руку, дорогая!
С ней дядя Филипп, он ведет в поводу коня, уверенно протаптывая узкую тропинку, и словно не знает, что поскользнись он хоть раз – и полетит вниз навстречу смерти. Это савойские земли. Он ходил этим путем много раз. Дядя сжимает ей руку и подтягивает к себе, подальше от обрыва. Сзади слышится чей-то крик. Беатриса поднимает голову и оборачивается, но видит лишь белую метель, слышит лишь громкие стоны ветра. Кто-то упал? Погиб ради нее. Ее веки так отяжелели! Рука дяди Филиппа крепче обхватывает ее талию, приподнимает. Почти дошли. Рим уже близко? Она не знала, что будет так холодно.
– Карл! – кричит она.
Среди метели вырисовывается темная фигура. Он согреет ее.
– Я вижу его, – говорит она дяде Филиппу.
Дядя ведет ее вперед, там оказывается скала. Это не Рим. Они в Альпах. Рим далеко. Карл. Если бы не дядя, он бы погиб. Филипп появился, когда она ублажала пирами свое войско, и привел с собой сотню солдат, в том числе Сен-Поля, только что вернувшегося из Англии и жаждущего сражений. Симон де Монфор под конец дал себя разбить без труда. Знай Карл, что так получится, он бы не преклонял перед ним колено.
– Мы дошли до гребня! – кричит дядя Филипп, ветер кружит его голос и возвращает назад вместе с радостными возгласами.
Шесть тысяч рыцарей, шестьсот арбалетчиков, двадцать тысяч пехоты. Беатрисины заслуги. Она завлекла их подарками, флиртом, уговорами, посулами. Ее щеки онемели от улыбок. Но от Франции – ни гроша. Короля Людовика она не убедила.
– Мне самому понадобятся все мои солдаты и деньги, – сказал он.
Но Франция не воюет. Происки Марго. Она держит ключи от сокровищницы. А ведь если бы не Беатриса, ее супружеская измена стала бы известна. И сегодня она бы ничем не распоряжалась, кроме своих четок.
Теперь спуск, потом еще, один за другим. Дядя Филипп сжимает ее в ледяном танце. Она опирается на его руку, зажмуривается и видит, как Маргарита со своими длинными волосами, переливающимися под египетским солнцем, колотит веслом крокодила. Ох, вот бы так! Что-то прижимается к ее губам, раздвигая их – хлеб, мерзлый и черствый.
– Ты должна поесть.
Она запихивает хлеб в рот и глотает. Ее веки покраснели. Белый солнечный свет рассекает облака, показывая синее подбрюшье неба. Она вдыхает его, наполняя себя светом. Луч касается ее щеки. Тепло. Дядя ослабляет захват. Он зовет ее «королева Отвага».
– Как твои сестры. Были бы вы мужчинами – правили бы миром.
Это она знает. Карл не смог найти войска для этого похода. Это Беатриса набрала солдат из Прованса и Анжу. Дочь своего отца, она соблазнила их обещаниями. Знатным провансальцам посулила земли в Сицилии, марсельским купцам – торговлю, остальным – сундуки награбленного добра.
– Мы все разбогатеем, – говорила она. Если они победят Манфреда. Если смогут вернуть папе Рим. Они разбогатеют, а она будет их королевой и получит столько власти, сколько может иметь женщина.
На следующее Рождество она будет сидеть рядом с Элеонорой и Марго. А еще через год – кто знает? Может быть, они будут ей кланяться. «Я сделаю тебя королевой выше них», – сказал Карл. Он мечтает об империи, протянувшейся через Средиземное море до Утремера. И она станет всемогущей императрицей. И тогда, может быть, Карл наконец согласится подарить Тараскон Марго. Прованс будет для него ничто, а для Марго это единственный дом. Отказ от Тараскона будет скромной платой за уважение сестры, которую она любит больше всех.
Когда ты королева чужой страны, то вглядываешься в окружающих, словно ищешь свое отражение в пруду, но видишь только удивление и любопытство, как будто из пруда на тебя смотрит рыба. Приветственные крики на непонятном языке кружатся, как снежинки, которые опускаются тебе на голову и плечи, а потом исчезают.
Ты идешь в базилику Святого Петра со всем величием, какое можешь изобразить, неуверенная в каждом следующем шаге, как актер, играющий неподготовленную роль, хотя и обдумывала эти минуты множество раз. Капелла монахов льет музыку на собравшихся – кардиналов, словно позолоченных пением, епископов и архиепископов, освещенных мелодией; на бархат зажженных ею знатных римлян – это воспевание величия, воспевание почтения, воспевание золота в форме короны, украшенной мечтами всей жизни.
– Улыбайся, моя королева, – шепчет Беатрисе Карл, когда они садятся бок о бок в своих отороченных мехом одеждах, золотом шитье, но без украшений на руках и шее – так как Беатриса продала все драгоценности, чтобы заплатить войску. Однако всеобщее внимание приковано к их головам, которые скоро будут увенчаны и на которые льется любовь римлян. Эти люди даже не их подданные – сказать по правде, сицилийцев среди них не более десятка, но все так ликуют, будто Карл – сам Иисус Христос, а Беатриса – Дева Мария, и это их второе пришествие. К ногам Беатрисы ложатся цветы, ей выражают восхищение, посылают воздушные поцелуи, все обнимаются друг с другом.
– Твое смущение заметно, – шепчет Карл. – Люди хотят видеть в своих вождях уверенность, а не замешательство.
– Но почему они так радуются? Мы же не становимся королем и королевой Рима.
– Это римляне, они просто радуются празднику. Развращены до мозга костей. Наше торжество продлится три дня, так что они, конечно, любят нас. К тому же они ненавидят Манфреда.
И неудивительно, поскольку незаконного сына Ступора Мунди отличает потрясающая жестокость: сначала он попытался отравить своего молодого племянника Конрадина – законного наследника Фридриха, а затем, после неудачного покушения, все равно объявил его мертвым и короновался королем Германии и Сицилии. Когда же папа отлучил его от церкви, он захватил Рим.
Теперь папа Климент скрывается от Манфреда в Витербо. Вместо него на церемонию прибыли пять кардиналов. Беатриса не может не чувствовать себя обманутой. Возложить на нее венец должен сам папа. Не потускнеет ли золото короны от рук кардиналов? Без благословения папы – не подвергнут ли сомнению ее с Карлом власть?
Прошлой ночью Карл смеялся над ее нахмуренным лбом, надутыми губами. Неужели она забыла, как они затоптали пожар восстания в Марселе, как очистили Прованс от ереси, как пресекли попытки французской королевы отменить завещание ее отца и отобрать их земли?
– Вместе мы можем все, – сказал он, после чего повалил на кровать и показал, что имел в виду.
Теперь она сидит рядом с ним, троны стоят бок о бок, ее ладонь в его руке, и она ощущает от этого прикосновения поток энергии, словно река перетекает из его пальцев в ее и обратно. Их не остановить.
Когда с лебедей будет снято посеребренное покрытие и их жареная плоть съедена, когда менестрели выдуют из своих дудок все ноты, изобьют барабаны и охрипнут от песен, когда танцоры выпляшутся до пены и уплывут прочь, когда люди порасскажут столько историй, что языки начнут заплетаться от вранья, и все, кроме Беатрисиных двадцати шести тысяч воинов, разойдутся по домам – только тогда и начнется настоящий праздник. На Сицилию двинутся их неудержимые войска, нацеленные, как меткая стрела, прямо в сердце Манфреда, поскольку Карл и Беатриса не станут настоящими королем и королевой до того, как не умрет последний из наследников Фридриха. Пока Карл сражается, Беатриса останется его полководцем в Риме, будет отправлять корабли, набирать войска, разрабатывать стратегию, искать и тратить деньги. Командовать мужчинами. Наконец-то она королева!
– Высматриваешь своего героя Сен-Поля? – спрашивает Карл, как всегда, ревнуя.
Она наблюдает за втекающим в собор людским потоком. Все сиденья заняты, а люди по-прежнему прибывают – торговцы, священники, знать, простолюдины.
– Я думаю о своих сестрах, – отвечает она. – Жаль, что их здесь нет.
Он пожимает плечами:
– Пока что ты прекрасно обходилась без их одобрения. И без их помощи.
Но ей хочется их любви. Однако Карл сочтет ее слабой.
– Я хочу только их признания.
– Думаешь, корона что-то изменит? Они наконец примут тебя в свои ряды?
– Почему же нет? Я стану одной из них. Королевой.
– Выбрось их из головы, дорогая. Теперь они тебе не нужны. Наоборот, скоро ты им понадобишься. Ты станешь императрицей. Твои сестры будут преклонять перед тобой колено. А Людовик поклонится мне.
"Четыре сестры-королевы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Четыре сестры-королевы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Четыре сестры-королевы" друзьям в соцсетях.