Я облажалась.

Я конкретно облажалась.

Когда моя сцена заканчивается, и персонаж Эмили уходит со сцены, я слегка вздыхаю, что не остается незамеченным Эриком, который слегка похлопывает меня по колену.

Затем чувствую, как кто-то слегка пинает мою ногу под столом. Немного сдвигаю ноги, думая, что они мешают. Затем моей ноги касаются снова, более сознательно.

Поднимаю взгляд.

Клейтон снова смотрит на меня. Это его нога. Когда его ботинок снова касается моего, он ухмыляется, прищурив глаза.

Волна возбуждения захлестывает меня.

Вот же играющая на чувствах задница.

Убираю ногу под стул, подальше от него. Потом притворяюсь, что внимательно слежу за сценарием и полностью игнорирую его, несмотря на непреодолимое желание сделать прямо противоположное.

Прямо сейчас мне приходится проявлять серьезный контроль.

Снова доходит очередь моей реплики, и я вновь читаю ее, сознательно всех игнорируя. Они могут не осуждать меня, я сама справляюсь с этим.

Роль Джорджа — которому симпатизирует Эмили, и за которого выходит замуж во втором акте — играет парень, которого я прежде не встречала. Он выглядит прилично, больше похож на старшекурсника. Ухоженные волосы, простое лицо, медного оттенка кожа делает его подходящим на главную мужскую роль, даже на роль помощника режиссера с его миллиардами реплик, которым я не завидую.

Дело доходит до сцены, в которой Эмили и Джордж флиртуют, и я поднимаю взгляд, чтобы сказать строки сидящему за столом актеру, который его играет, и чье настоящее имя я уже забыла или, возможно, просто не обратила на него внимания. В итоге несколько раз теряюсь в сценарии из-за того, что смотрю вверх и запинаюсь в словах.

— Сегодня просто чтение, — вмешивается Нина, пугая меня.

Мое сердце колотится в груди.

— Извините?

— Это просто читка, — терпеливо объясняет она, как будто мне нужно было пояснить — перед всеми — чем мы тут сегодня занимаемся. — Тебе не нужно взаимодействовать с другими актерами. По крайней мере, не взглядом. У нас будет достаточно времени для этого на репетициях. Сегодня просто читай. — Она кивает и холодно мне улыбается.

Некоторые из сидящих за столом встречаются с моим удивленным взглядом. Чувствую поток осуждений и беззвучные насмешки, исходящие от моих будущих коллег.

Это так неловко, когда режиссер считает тебя любителем и во время читки сценария говорит: «просто читай».

Я уже слышу, как моя сестра отчитывает меня, словно находится в этой комнате.

— Конечно, — отвечаю я Нине, а затем продолжаю читать свои реплики.

Оставшаяся часть читки менее приятна. Я делаю свадьбу во втором акте похожей на похороны в третьем. Даже просто читая реплики, я запинаюсь в словах.

Читка заканчивается не так быстро, как мне бы того хотелось. После того как всё заканчивается, режиссер благодарит нас, затем отпускает с предупреждением о том, что прогон первого акта без сценария состоится в понедельник, что дает мне ровно два дня (мои выходные), чтобы выучить свои слова из первого акта. Ни на что не обращая внимания, закрываю свой сценарий и поднимаюсь со стула. Эрик спрашивает меня о чем-то связанном с посиделками в «Толпе», но я отказываюсь — возможно, слишком резко. Неожиданно я очень хочу вернуться в общежитие и забыть о существовании остального мира. Даже о Клейтоне, у которого ухудшилось бы мнение обо мне, если бы он услышал мое ужасное оправдание.

Протискиваюсь в двери репетиционного зала. Быстро иду по полуосвещенному коридору в вестибюль, обращая внимание на темноту за высокими стеклянными окнами. Группа студентов репетирует сцену около стульев, но они останавливаются, когда видят меня.

— Деззи.

Я оборачиваюсь. Клейтон стоит там, его колкий взгляд прикован ко мне, а экземпляр сценария зажат подмышкой. Ох. Может быть, студенты остановились из-за того, чтобы посмотреть на него.

Но мое терпение давно вышло. Все мои эмоции на пределе, нервы напряжены, словно провода.

— Что тебе нужно, Клейтон?

Заметив беспокойство на моем лице, он хмурится. Мне тут же становится стыдно, что я набросилась на него. Затем он прижимает кулак свободной руки к груди и рисует круг.

«Извини» — показывает он.

Мое настроение мгновенно смягчается. Интересно, за что он извиняется. За поцелуй в среду? За ужасную читку только что? За ту странную выходку с ногами?

— За что? — спрашиваю я.

Он касается костяшками правой руки своего левого кулака, потом отводит руку в сторону ладонью вверх.

Я вздыхаю.

— Я не знаю, что это значит.

Он пожимает плечами, затем тихо говорит:

— Всё.

Слышу шепот из вестибюля, скорее всего от маленькой группы актеров, которые заткнулись, чтобы засвидетельствовать весь этот обмен. Я борюсь с желанием накричать на них, чтобы они не лезли не в свое дело.

Не знаю, почему я настолько зла на Клейтона. Он мне ничего не должен. Он поцеловал меня. И что? Не скажу, что не наслаждалась этим. Кроме того, если быть до конца честной с собой, может быть, я просто злюсь из-за того, что получила роль в этом глупом спектакле, о котором просила богов с тех пор, как моя старшая сестра получила свою долю успеха — ведущую роль. Теперь боги смеются надо мной, подарив мне роль без должного таланта, необходимого для нее.

Я не подхожу Клейтону, независимо от того хорош он для меня или нет.

— Мне нужно идти, — говорю я ему, хотя не уверена, что хочу этого.

— Почему? — бормочет он тихо.

Студенты в холле начинают шептаться.

— Не знаю, — признаюсь я, прижимая сценарий ближе к груди. Мне становится тяжелее с каждой секундой. — Мне просто нужно идти. Мне нужно побыть одной.

В течение некоторого времени он молчит, разочарованный, его челюсть сильно сжимается. Затем достает свой телефон, печатает и показывает мне слишком яркий экран:


Хочешь потусоваться завтра вечером?


Я ошеломлена.

Сердце бешено колотится, когда читаю это сообщение пять раз подряд. Поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на него. Клейтон смотрит мне в глаза, отчаянно пытаясь узнать ответ.

Он хочет потусоваться с тобой, Деззи.

Ты сумасшедшая, если откажешься. Даже не думай сказать «нет». Я никогда не прощу тебя, если ты скажешь «нет».

Но могу ли я согласиться? Я чувствовала себя настолько дерзкой, когда мои друзья с энтузиазмом советовали мне держаться подальше от Клейтона Уоттса, говоря мне, что он — плохое решение. Хлоя даже поведала мне о его отношениях. Теперь я задаюсь вопросом: должна ли прислушаться к их предупреждениям? Это игра, в которой он заманивает девушку в свою ловушку, сближаясь с ней, а потом бросает, как использованное полотенце? Я не собираюсь лгать: он выглядит именно таким парнем. Ну, он великолепен. У него убийственное тело. Он агрессивен, как дьявол, несмотря на мягкий голос.

Могу ли ему доверять?

Делаю глубокий вдох, встряхиваю волосы, затем с уверенностью смотрю в красивое лицо чудовища.

— Где? — беззаботно спрашиваю я.

Он снова печатает.


Боулинг на бульваре Кингстон.

Сразу за пределами кампуса.

В пешей доступности… максимум десять минут.

У моего соседа типа соревнования.

Я собирался пойти и подумал, что ты тоже захочешь пойти.


Несколько раз читаю эти слова, и мы встречаемся взглядами. Его взгляд… неуверенный. Как будто он боится моего ответа. Он так же боится моего отказа, как я боюсь его намерений?

Даже если соглашусь на это, я буду контролировать ситуацию. Это общественное место с большим количеством людей, и мне не придется целовать его снова или делать что-то, чего я не хочу.

Не то чтобы я не хотела поцеловать его, потому что я хочу.

Сильно.

О, черт. Я так облажалась.

Послушай, Деззи, ты в любое время можешь сбежать. Ты ему ничего не должна.

Верно?

Или, может быть, я боюсь того, что не захочу сбегать?

Чего я так боюсь?

Глава 12

Деззи


Итак, в итоге я согласилась.

Спрашивая, Клейтон возвышался надо мной. Эти его темные голодные глаза, сексуальные руки и идеальные пухлые губы — все это было убедительным.

Раздражающе убедительным.

Я не была в боулинге с тех пор как была ребенком. Но почему-то до сих пор помню прокуренный, пропахший потом воздух. Да, я точно не фанатка. Есть только одна причина, почему я добровольно страдаю.

И эта причина не здесь.

Стою у входа, чувствуя себя неловко. Слева от меня находится стойка регистрации, мужчина за которой уже четыре раза спросил, может ли он чем-нибудь помочь. Справа расположен игровой зал, полный чертовски шумных людей из братства «Альфа-Каппа». Передо мной — громкий лязг и грохот шаров на дорожках для боулинга.

Проверяю телефон и ругаю себя за то, что не спросила у Клейтона номер. По крайней мере, я уже могла бы получить сообщение о том, что он опаздывает или что всё отменено — кто знает. Вместо этого стою здесь, размышляя, стоит ли мне пойти выпить или, может, совершить десятиминутную прогулку до общежития, пока не стемнело. В конце концов, я помню предупреждение Виктории, что наш кампус находится между криминальным и богатым районами, и я не могу с уверенностью сказать, в каком именно нахожусь сейчас.

Кто-то подходит к стойке, перегибаясь через нее, чтобы поговорить с мужчиной, сидящим за ней. Это стройный, загорелый, полный энергии симпатичный парень в обтягивающих джинсах, порванных на коленях, и серой приталенной футболке с изображением лягушки. Повторно рассмотрев, замечаю, что у лягушки изо рта свисает косяк, а ее большие глаза налиты кровью. Этот беззаботный, жизнерадостный парнишка носит пару обуви для боулинга, одну перчатку без пальцев на левой руке и кепку, повернутую козырьком назад, скрывающую беспорядок каштановых волос.

Он оборачивается, и его глаза вспыхивают, когда встречаются со мной взглядом.

Я резко опускаю голову и смотрю на свой телефон, притворяясь, что занята очень интересным сообщением. На самом деле, на экране я вижу отражение своего обеспокоенного лица. Вот черт, я действительно так выгляжу?

— Привет.

Я поднимаю взгляд. Это тот беззаботный парень.

— Привет?.. — осторожно отвечаю я.

Одной рукой он подносит к груди сине-оранжевый шар для боулинга, из-за чего его бицепс напрягается от усилия.

— Ты выглядишь потерянной. Заблудилась?

В его голосе слышится легкий техасский акцент. Я посылаю ему извиняющуюся улыбку, затем качаю головой.

— Я не заблудилась. Спасибо за беспокойство.

Я снова возвращаюсь к своему суперинтересному телефону.

— Ты из Клангбурга?

Киваю, не поднимая головы. Он довольно милый, я не собираюсь ему лгать. Но если судить по его непринужденному поведению и искусному обаянию, на этой неделе у него наверняка было около восьми подружек, и, возможно, сейчас он рассматривает меня в качестве девятой. Я узнаю бабника, когда вижу его.

— Какая у тебя специальность? — спрашивает он, прислонившись к стене и осторожно перебрасывая шар из одной руки в другую.

— Театр.

— О, мило. Мой сосед… эм… В любом случае, ты здесь, чтобы поиграть в боулинг?

Он неловко переминается с ноги на ногу, что привлекает внимание к нему и заставляет задуматься, почему он так резко сменил тему.

— Просто посмотреть, — отвечаю я, затем бросаю взгляд на свой телефон, чтобы проверить время. Прошло уже тридцать минут. Где он, черт возьми? — А ты что изучаешь? — рассеянно спрашиваю я.

— Сиськи. Шучу. Титьки. Шучу. Э-э… — он широко улыбается, сверкая идеальными зубами, затем прижимает шар для боулинга к груди и отвечает: — Я думаю об архитектуре.

Не знаю почему, но меня забавляет этот самоуверенный парень. Я подавляю смешок.

— Ты думаешь об архитектуре? Еще не определился?

— Я… ух, я четыре раза менял специальности с первого курса. Не осуждай. — Он предупреждающе смотрит на меня, его голубые глаза сверкают. — Мне нравится всё пробовать на вкус, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Я абсолютно точно уверена, что знаю, что он имеет в виду.

— Мило, — говорю я. — Итак, с первого курса ты сменил специальность с сисек на титьки, затем на женскую грудь… и, наконец, остановился на архитектуре.

Он улыбается. Думаю, он оценил, что я использовала его юмор против него самого.