— Мне нравится… практическая специальность.

— Твоя мама, должно быть, тобой очень гордится.

— Уверена, что не потерялась?

— Неа. Просто жду кое-кого. Я точно знаю, где нахожусь.

Через секунду выражение его лица меняется. Затем в глазах появляется беспокойство, он меняет позу и спрашивает:

— Ты же не Деззи… верно?

Я смотрю на него и моргаю.

— Я Деззи.

— О, черт. — Он издает смешок, его лицо вспыхивает, затем он громко свистит. — Я должен был догадаться. Я такой придурок! Итак, ты Деззи. — Он протягивает свободную руку. — Ты подруга Клейтона, а я грубиян.

— А ты кто?

— Брант, — отвечает он с все еще протянутой рукой, пока я не решила, позволю ли ему пожать мою руку. — Ты здесь из-за меня. Я сегодня играю в боулинг. Турнир. Я любимый сосед Клейтона. Только… не проси его подтвердить это.

— Брант, — нерешительно повторяю я, пожимая его руку.

Он, кажется, не хочет выпускать мою руку.

— Твоя кожа, охренеть какая мягкая.

— Ты милый, — говорю я ему, — но я не заинтересована.

— Извини. — Брант отпускает мою руку и почти роняет шар для боулинга, когда дергается от меня — будто в тот момент, когда узнал, кто я такая, между нами появился какой-то магический барьер. — Ты… ты намного красивее, чем я ожидал.

Давлюсь смехом, не зная, как на это реагировать.

— А ты ожидал увидеть болотное чучело?

— Клейтон сказал, ты из Нью-Йорка, — продолжает Брант с неуверенностью в голосе, — поэтому я вроде как предположил, что ты… не знаю. Неопрятная? Нервная? С кольцом в носу, фиолетовыми волосами и немного грубая?

— Ты думаешь, что все из Нью-Йорка такие?

— Я прожил здесь всю свою жизнь, родился и вырос, — объясняет Брант, в его словах вновь проскальзывает южный акцент. — Я не часто выхожу из дома. Ты можешь прогнать меня в любой момент, серьезно, и я просто уйду и засуну голову в ведро со льдом или что-то в этом роде.

— Хорошо, что я приехала сюда, в Техас, — говорю я, дразня его в ответ. — Я была абсолютно уверена, что вы все ездите на лошади в супермаркет, уворачиваясь от перекати-поле на шоссе, и носите сапоги со шпорами на свадьбу лучшего друга.

— Свадьбу? О, нет. Клейтон никогда не женится, — говорит он, задыхаясь от смеха. — Этот чувак всегда…

А потом, едва только шутка слетает с его языка, я замечаю блеск в его глазах. Интересно, что он хотел сказать, но Брант опускает взгляд на ботинки, давая шанс Клейтону избежать сомнений, что его «лучший друг» чуть не посвятил в подробности его жизни девушку, у которой может быть к нему серьезный интерес.

У меня его не было. Я здесь, чтобы потусоваться. И всё.

— Позволь мне угостить тебя напитком, — неожиданно говорит Брант. — Что ты пьешь, Деззи? Я принесу для тебя. За счет заведения. Я знаю здесь людей. Просто скажи, что хочешь, у них есть всё.

Я улыбаюсь.

— Чай?

Он хмурится.

— Кроме этого.

— Тогда воду.

— Я имел в виду настоящий напиток. Бармен, которая работает сегодня, делает отличный «Мартини».

— Просто воду.

Он изучает меня в течение секунды.

— Ты не пьешь?

Я с содроганием вспоминаю похмелье, которым «наслаждалась» в прошлые выходные после ночи в «Толпе и песне».

— Нет.

Брант кивает, оценивая меня взглядом, который искрится смехом.

— Думаю, ты мне нравишься. Надеюсь, Клейтон не отпустит тебя.

Я борюсь с упрямым румянцем, который окрашивает мои щеки.

— Мы просто друзья, — настаиваю я, снова проверяя телефон. Прошло тридцать пять минут. Где, черт возьми, Клейтон?

— Эй, а почему бы тебе не присоединиться к нашей дорожке? — Брант манит меня рукой и отступает назад. — Мы тусуемся с Дмитрием. О, ты не имела удовольствия познакомиться с Дмитрием, наименее любимым соседом Клейтона. Он тоже не пьет сегодня. Его специальность — поэзия и общее художественное образование, так что вы прекрасно поладите.

Полагая, что это безопасно, я слегка пожимаю плечами и следую за ним. Сегодня боулинг заполнен людьми всех возрастов — тут и семьи с детьми, и студенты колледжа. Даже пожилая пара занимает пятнадцатую игровую дорожку.

Ребята устроились на двадцатой дорожке. Дмитрий поднимается со своего места, это невысокий парень с очень бледной кожей, черными волосами и толстыми очками, которые напоминают мне о Сэм. Я бы подумала, что смотрю на нее, если бы не сине-красная татуировка, бегущая по его руке. Он одет в черную майку и темно-серые шорты чуть ниже колена.

— Это та самая, — шепотом говорит Брант Дмитрию, хотя мне все прекрасно слышно.

Они наклоняются друг к другу.

— Кто та самая?

— Девушка.

— Клейтона?

— Ага.

Дмитрий отстраняется от друга и засовывает руки в карманы, поворачиваясь ко мне. Он даже улыбается так же, как Сэм.

— Привет, я Дмитрий.

— Деззи, — отвечаю я.

Брант вздыхает.

— О, черт. Эти ублюдки здесь.

Дмитрий щурится сквозь очки.

— Кто это?

— Мои противники «Сигма Фи Дилдо», — отвечает Брант. — Чьи задницы я планирую надрать в субботу.

— Сегодня суббота.

— Тогда в воскресенье. Я принесу тебе воды, Деззи, — говорит он мне, а затем пробирается сквозь толпу.

Сиденья напротив нас быстро заполняются громкими парнями из братства, которых я видела в игровом зале. Двое из них окидывают меня пристальным взглядом. Я отворачиваюсь, не обращая на них внимания и всё больше раздражаясь из-за опоздания Клейтона.

— Ты в порядке?

Я смотрю на Дмитрия.

— Честно говоря, мне просто интересно, где Клейтон.

— Я могу написать ему, — предлагает он, доставая телефон из кармана. — Не люблю, когда он опаздывает.

— Спасибо. — В отличие от Бранта, у него совсем нет южного акцента. — Ты специализируешься в поэзии?

— Этот чертов Брант! Моя специальность — творческое письмо.

— О, хорошо.

— Я, наверное, раз двадцать или тридцать говорил ему об этом, но он просто не слушает. Бедняга не может обработать никакой информации, не связанной с его сосиской, клянусь.

Я смеюсь, затем скрещиваю руки на груди и смотрю на ребят из братства, которые заняли вторую половину нашей дорожки. Их человек десять, но только четверо поменяли обувь. Мне становится интересно, кто еще в команде Бранта, так как здесь только Дмитрий. Разве это не должен быть турнир?

— Все начнется в девять, — объясняет мне Дмитрий.

Я киваю.

— А где команда Бранта?

— Кто знает. Я здесь только чтобы поддержать его. О, я забыл про Клейтона. Разговор, что Брант определил мою специальность как поэзию, отвлек меня. — Он начинает печатать сообщение на телефоне. — Клей… тон… восклицательный знак… Где… ты… черт… возьми… вопросительный знак, — произносит он, пока печатает. — И отправить. Вот и всё. Держу пари, он войдет в эту дверь в любую секунду.

Глава 13

Клейтон


Все начинается в магазине на углу.

Я захожу за напитками и парой других вещей, которые у нас закончились. Не хочу быть самонадеянным и предполагать, что приведу Деззи к нам домой. Но, если вдруг мы найдем общий язык, мне бы хотелось, чтобы квартира была в надлежащем состоянии и должным образом… укомплектована.

Когда подхожу к кассе, продавец задает мне вопрос. Я не улавливаю его слов, поэтому мне приходится наклониться вперед, чтобы прочитать по губам. Он снова спрашивает, затем показывает на мою кучу товара. Ему нужно мое удостоверение? Я достаю свой бумажник и показываю его. Продавец закатывает глаза и снова задает тот же чертов вопрос. Я не понимаю, что он, черт возьми, спрашивает. Показываю на свои уши и качаю головой; обычно люди понимают, что я имею в виду.

И вот тогда мудак позади хлопает меня по плечу с большей агрессией, чем обычно себе позволяют при контакте с незнакомым человеком.

Раздраженный, я оборачиваюсь. Это какой-то коренастый чувак в поло с красно-коричневой кожей лица, которая морщится, пока он пристально смотрит на меня из-под песочно-каштановых волос. Рядом с ним стоят два его приятеля, и у каждого в руках по шесть банок пива. Этот парень буквально выплевывает вопрос, адресованный мне.

И я прекрасно читаю по его губам: «Ты глухой?!».

На самом деле он не спрашивает. Он просто тупой засранец. Я поворачиваюсь обратно, игнорируя его, затем достаю свой телефон, чтобы напечатать сообщение продавцу, решив, что это наилучший способ общения.

Ублюдок позади не соглашается с этим, хватая меня за руку и разворачивая к себе. Его лицо искажено гримасой, он указывает пальцем на мой телефон и выплевывает все больше слов и оскорблений в мой адрес. Предполагаю, он думает, что я переписываюсь со своим приятелем и намеренно задерживаю очередь.

Я показываю экран продавцу, не спуская взгляда с парня и находясь в секунде от того, чтобы врезать в его гребаное лицо кулаком. Вскоре возвращаю свое внимание к продавцу, чье отношение, кажется, меняется, когда он узнает, что я на самом деле глухой. Он без вопросов пробивает мои покупки и упаковывает их. Я оплачиваю товары и забираю пакет с кассы.

Выходя из магазина, я открываю дверь спиной, лицом к ублюдку, стоявшему позади меня, и показываю ему средний палец.

Люди могут быть такими придурками. Некоторые не видят правду, находящуюся у них перед носом, они предпочитают видеть собственную и жить в мире, полном вещей, которые согласуются с их собственными убеждениями. Никто не жаждет изменений. Никто не хочет узнавать что-то новое. Окончив, наконец, школу, они ведут себя так, словно их обучение закончилось и теперь до конца жизни всё обязано подстраиваться под их ограниченное понимание мира.

Хуже всего осознание того, что я мог быть таким же придурком, как тот парень в очереди… Если бы не потерял свой слух. Я не был хорошим человеком, будучи двенадцатилетним сорвиголовой. Был эгоистичным, жадным, нечестным. У меня не было ни чести, ни чувства справедливости, ни малейшего сострадания к другим.

И возможно (только возможно!), если бы я не потерял слух и не провел школьные годы, наслаждаясь уроками смирения, возможно, это я был бы тем самым придурком в очереди, который говорит: «Эй, придурок, ты глухой?».

Эй, придурок, ты глухой?

Ты меня слышишь?

Слушай сюда, тупица.

Что, блядь, с тобой не так?

Я нахожусь на полпути к дому, когда получаю удар по голове.

Спотыкаюсь, внезапно земля уходит у меня из-под ног, и они заплетаются. Я слишком медленно разворачиваюсь и встречаюсь с костяшками пальцев неизвестного нападающего, когда тем захотелось встретиться с моей левой скулой.

Падаю на тротуар. Неважно, сколько раз я моргаю, все равно вижу звезды. Это не шутка, когда вас так сильно бьют по лицу, — все, что вы видите, это гребаная солнечная система. И где-то сквозь мешанину искривленных галактик и неизвестных планет, мелькают вспышки улицы, едва освещенной заходящим солнцем и бесполезным уличным фонарем поблизости, которую вы целуете.

Переворачиваюсь на спину и поднимаю руки, ожидая следующего удара. Когда ничего не происходит, я моргаю еще двадцать раз, прежде чем понимаю, что тут никого нет.

Сажусь и оборачиваюсь, замечая, как вдали улицы исчезают три фигуры.

Трое на одного? Напали на меня сзади? Это по-ублюдски.

Взбешенный, я вскакиваю на ноги и кричу им вслед, срываюсь за ними, решая приложить свой кулак к каждому из их черепов.

Но моя нога начинает ныть, сильная судорога пронзает тазобедренный сустав, и я снова падаю, позволяя дороге вновь ударить меня. Я пытаюсь подняться, но в ноге словно поселилась вся боль в мире.

Я кричу, матерясь на этих тупых ублюдков. Кричу так громко, что ощущаю, как слюна попадает на подбородок.

Все эти крики. Вся эта тишина.

Спустя некоторое время, мой череп напоминает о том, что меня пару раз ударили. Боль пронзает мозг, в глазах странно пощипывает. Подношу пальцы к щеке, затем смотрю на них. Кровь. Ублюдки разбили мне щеку одним удачным ударом. Должно быть, кольцом или что-то типа того.

Делаю глубокий вздох и пытаюсь встать на ноги. Слегка прихрамывая, возвращаюсь к пакетам, которые бросил в том месте, где на меня напали. Один из них, тот, что с напитками, опрокинут. Что-то явно разбилось: по тротуару течет поток темной жидкости, похожий на длинные жуткие пальцы.

Чертовки великолепно.

Я такой злой. И чем больше злюсь, тем сильнее пульсирует щека, словно наказывая меня за гнев. Втягиваю воздух, потом выдыхаю его, игнорируя боль, которая охватывает лицо.